Философ открыл в воздухе экран - сначала развел ладони перед собой в стороны, а затем раздвинул их вниз и вверх, обозначив место и размер экрана. По экрану поплыли строки:

“Думают иные – те, кто звуки слышат,

Те, кто видят солнце, звезды и луну:

– Как она без зренья красоту опишет?

Как поймет без слуха звуки и весну!?

Я услышу запах и росы прохладу,

Легкий шелест листьев пальцами ловлю.

Утопая в сумрак, я пройду по саду,

И мечтать готова, и сказать люблю…

Пусть я не увижу глаз его сиянье,

Не услышу голос, ласковый, живой,

Но слова без звука – чувства трепетанье –

Я ловлю и слышу быстрою рукой.

И за ум, за сердце я любить готова,

Так, как любят запах нежного цветка,

Так, как любят в дружбе дорогое слово,

Так, как любит трепет сжатая рука.

Я умом увижу, чувствами услышу,

И мечтой привольной мир я облечу…

Каждый ли из зрячих красоту опишет,

Улыбнется ль ясно яркому лучу?

Не имею слуха, не имею зренья,

Но имею больше – чувств живых простор:

Гибким и послушным, жгучим вдохновеньем

Я соткала жизни красочный узор.

Если вас чаруют красота и звуки,

Не гордитесь этим счастьем предо мной!

Лучше протяните с добрым чувством руку,

Чтоб была я с вами, а не за стеной”.

Наставница Келлер - Энн Салливан - начала пробивать стену, когда стала писать пальцем на ладони у девочки слова, которые обозначали разные предметы, ”Кукла” было первое слово. Келлер не понимала, что от нее хотят. “Чашка” - писала Салливан. Келлер, разозлившись, разбила чашку. Прорыв наступил через месяц. Салливан подставила одну ладонь Келлер под струю холодной воды. “Вода” написала она на другой ладони. И Келлер вдруг поняла, что написала наставница. В следующие дни она измучила Салливан, требуя, чтобы та назвала ей все предметы, которые ее окружали.

Глубокое обучение было запущено на тактильном уровне. Ей было необходимо ощущение, которое ни с чем невозможно спутать, чтобы сложить из движений пальца по ладони понятие для этого ощущения.

И сообразить, что все другие предметы тоже имеют названия.

А что, если нам попробовать методику Салливан?

Но ведь у Аэлиты есть зрение и слух.

Есть. И это, как ни странно, усложняет нам задачу. Если она будет видеть изображения разных собак и слово “собака”, то она сможет узнавать всех собак на картинках, но собака не превратится для нее в “мохнатого ангела”.

Кажется, я понял. Воображение! А почему бы нам не попробовать?

Философ стал наставником Аэлиты. Как была Салливан у Келлер. Как был профессор Соколянский у Скороходовой. “Хрустову был доступен только опыт Соколянского и Скороходовой, - думал он, - но ему и этого хватило, чтобы дать нам главную подсказку. Нам известна теперь и история Келлер. Мы на правильном пути. Необходимо терпение. Много терпения. Не будет постепенного прогресса - только пороговый переход”.

Теперь Федор не мог пожаловаться на нехватку времени. Он изнывал от ожидания и Белла уговорила его отправиться в путешествие, чтобы своими глазами, или точнее, глазами дрона, увидеть красоты красной планеты. Путешествие было на дроне с управлением через сет ВР. Несмотря на то, что марсианам был известен опыт Федора как оператора космических дронов, они дали им с Белой дрона с полным автопилотом. Им можно было управлять операторам-пассажирам, но только в очень суженных рамках. Федор попробовал было показать Белле мертвую петлю, но дрон лишь вяло поднялся на пару метров, выдал неприятный кряк предупреждения об опасности и продолжил движение строго по горизонтали.

Ладно, у нас по расписанию на утро - долины Маринер. Начнем с Лабиринта Ночи.

А что там интересного?

Утром в лабиринте поднимается туман из кристалликов льда. А когда Марс, как сейчас, близок к перигелию, над долинами формируются облака тоже из ледяных кристаллов.

Кристаллики льда... Это из снежинок, что ли? Здорово как! Полетели смотреть туман из снежинок!

Соскучилась по снегу?

Нисколько! Но зрелище должно быть захватывающее - снежинки, которые поднимаются вверх вместо того, чтобы падать вниз.

Глава 18. В объятиях любимой

Федор навсегда запомнил день, когда Аэлита по настоящему вернулась и увидела его. Она смотрела на него, широко распахнув глубокие ореховые глаза. Молча улыбалась, а по её щекам катились блестящие слезинки. Она машинально поймала одну кончиком языка. "Как хорошо, что мы не забыли о механизме формирования слез" - успел радостно подумать Федор прежде, чем они бросились друг другу в объятия.

Любимый, ты был здесь, когда я лежала в беспамятстве? - сказала она полуутвердительно, - Я помню тебя. Или я бредила?

Ты бредила очень много, но я здесь действительно был. Твоя память тебя не подводит.

Они стояли, прижавшись друг к другу, и не отрывали взгляд от любимого лица.

Поцелуй меня! Крепче! Крепче!

Любовь моя, я так тосковал по тебе!

Я жила мыслью о тебе! Я хочу тебя! Прямо сейчас!

Любимая, я…

Голос Федора сорвался. К горлу подкатил ком. Но он улыбнулся и ком пропал. Глаза Аэлиты лучились. Она расстегнула и сбросила с плеч халатик. Федор стянул футболку через голову и сразу обнял любимую за плечи. Провел ладонями по сухой горячей коже. Почувствовал телом упругость ее сосков. Руки Аэлиты расстегнули ремень и молнию на его джинсах. Легко стянули их с бедер. Они присели на краешек кровати, не размыкая объятий, и не прерывая поцелуя. Для слов не было времени. В словах не было смысла, когда говорили их руки, их губы, их тела. Языки были заняты делом гораздо более приятным и важным, чем разговоры.

Аэлита откинулась на спину и притянула Федора за шею к себе. Он поцеловал ее в губы. Потом в ложбинку над ключицей. Потом ложбинку между грудей. Потом грудь. Взял в губы сосок, стал его теребить языком, сначала медленно, потом быстрее. Потом слегка притронулся зубами. Аэлита застонала и провела ногтями ему по спине. По его телу как будто пропустили электрический ток, заставивший его двинуться дальше. По нижней части груди он провел кончиком языка и почувствовал, как вздрогнуло теперь уже тело Аэлиты. Он перешел к низу живота и маленьким бугоркам у основания треугольника между вершинами бедер. Все это легко и мимолётно, как будто мазками кисти художника или взмахами птичьего пера. Потом спустился ниже и перешёл к ритмичным движениям языком. Аэлита сначала прижимала его голову руками к себе. потом отпустила его и сжала свои груди. Он почувствовал, как напрягается ее тело и учащается дыхание, как будто говоря: еще-еще-еще.

Мягкая упругая нежность под его языком вдруг набухла и Аэлита замерла и полу прошептала полу простонала.

О-о-о-о, как хорошо!  Я хочу тебя! Иди ко мне!

Она потянула Федора за плечи вперед. Он приподнялся на коленях и медленно вошел в неё. Начал двигаться все ускоряющимися толчками. Аэлита впилась ему ногтями в спину и прикусила губу. Снова напряглась и застонала. А потом, она закинула ноги ему на плечи.

Не останавливайся! Еще! Еще!

Федор не останавливался. Но и не спешил. Он чувствовал приближение к высшей точке. И на вершину они взошли вместе. Аэлита сбросила ноги с его плеч и расслабилась. Он остался на ней и в ней еще на несколько мгновений. Потом перекатился на бок. Нашел ее губы и жадно поцеловал. Ощущение было свежее, как глоток воды. Она приоткрыла глаза. Они улыбались.

Мне было очень хорошо с тобой.

Мне тоже, любимая.

Я это почувствовала. Я никогда еще не испытывала таких ощущений. Блаженство на грани боли. Казалось, еще чуть чуть и станет больно, а становилось еще лучше.

Любимая, я так рад, что мы вместе. Иногда мне казалось, что этому не суждено случиться.

Успокойся, милый, я тебе еще надоесть успею.

Никогда.

Они лежали в полудреме на боку. Федор прижался к спине Аэлиты, свернувшейся калачиком, как будто укрывал ее. Они медленно и расслабленно разговаривали. Казалось, что длинные паузы между словами заполняются каким-то скрытым интенсивным обменом ощущениями. Так будто клетки их тел общались между собой напрямую. “У Аэлиты нет клеток” - подсказала не к месту услужливая память. “Значит молекулы, атомы или кванты”. Федор отогнал непрошеную мысль, растворившись в осязании тела любимой.