Литмир - Электронная Библиотека

Ольга готова была провалиться сквозь землю — будто виноватая, раскраснелась, потеряла дар речи. Шутки сыпались со всех сторон:

— А у тебя, Вань, губа-то не дура…

— Посмотреть бы, бабы, в щелочку это самое кино. Поте-еха!..

— Заикаться еще начнет — оставьте его в покое…

Нинка поняла, что бабы радешеньки случаю потешиться над ее Иваном, и грубовато потянула его за рукав:

— Пошли отсюдова! Свой сор, сами и подметем…

Когда Ирина и Ольга вошли в свою зимовку, Ольга сказала:

— Я ведь все знаю, Ира. Любитесь вы с Иваном.

— Мое дело вдовье, — задумчиво проговорила Ирина.

— А они на меня накинулись. Что ж ты не остановила: «Зря вы… Не к ней он шел»? Струсила, да?

Ирина тихо ответила:

— Мне, Ольга, жить ведь тут. Бабы съедят. А к тебе не пристанет… Ты уж прости. Верно, струхнула. Черт попутал…

И все же к Ольге пристало. Сплетня пошла гулять по колхозу. Судачили старухи. Нинка, ревнуя, не упускала случая, чтоб при встрече с Ольгой не сказать какую-нибудь гадость, не задеть частушкой.

Однажды Ольга, звякнув ведрами, остановилась у колодца. В это время колхозной улицей шли четыре женщины. Была тут и Нинка. Заметив Ольгу, она запела:

Я иду, а Ваня пашет
Черную земелюшку.
Подошла да и сказала:
«Запаши изменушку».

Перед домом Евдокима Никитича, на виду у Ольги Нинка затянула новую частушку:

Я любила, ты отбила,
Так люби облюбочки.
Ты целуй после меня
Целованные губочки.

Сзади Нинки, поотстав чуть, шла Ирина. Перед тем как свернуть в свой двор, она остановила женщин:

— Постойте-ка, бабы!.. Видно, пора признаться мне. — Говорила она громко, чтобы слышала и Ольга у колодца. — Ведь тогда не к Ольге приходил Ванька-то, а ко мне.

Лиза Крошкина сделала гримасу на лице:

— Не смеши, Ирка!

— Ей-богу, не к ней!

Не поверила и бригадирова жена:

— Не ври! Не выгородишь. Знаем!

Ирина кинула ей:

— Глупая ты, Нинка!

Ольга из бадьи наполнила водой ведра, понесла. Ирина встала на пути ее. Предложила:

— Давай помогу.

Та ровно не слышала. Спросила:

— Ну что, не удалось выгородить?

А Нинка никак не могла угомониться. Уже удаляясь, пела во весь голос:

Свою горькую тоску
За рекой оставила.
Не хотела песен петь,
Изменушка заставила.

— Ну и горло у Нинки! — не удержалась, качнула головой Ирина.

Ольга вздохнула и тихо, как бы самой себе, сказала:

— Пора мне, кажется, уезжать в город. Ирина заглянула Ольге в глаза:

— Зря ты к сердцу все принимаешь.

— Не только в этом дело. Надо же когда-нибудь и совесть знать. Прилепилась…

— Еще что придумаешь? Да хоть словом мы тебе намекнули?

— Добрые вы все. Спасибо. Большущее спасибо. А расставаться придется.

— Заскучаю я.

— Мы ж будем видеться с тобой — тут близко…

Ольга и до этого случая подумывала перебраться из колхоза в город, а тут окончательно решила уехать. И уехала. Работа в городе нашлась по ее довоенной специальности.

Часть третья

Городишко небольшой, грязноватый, а Ольге пришелся по сердцу. Сняла она маленькую комнатушку и стала понемногу привыкать к своей новой жизни.

Работала в городском почтовом отделении на телеграфе. Работа нельзя сказать, чтоб была очень уж интересной, но все же нравилась ей. Ольга вспоминала свои девичьи годы, Васину любовь. Да и другими глазами глядела она теперь на телеграммы — и на те, что из-под ее руки шли во все концы, и на те, что принимала она. Вместе с адресатами радовалась каждому маленькому счастью или горевала, тревожилась. Сообщение ли о выезде, поздравление ли с рождением нового человека, приглашение ли на свадьбу, укоры ли — почему молчишь, не пишешь? — страшная ли строчка о смерти близкого — на все откликалась она в душе. Может, только деловые — многословные, холодные, нудные — депеши разного рода командировочных не трогали ее.

Работали на почте в основном одни женщины. Даже начальником была женщина — спокойная, душевная, милая. У Ольги с нею сразу установились добрые отношения, да и со всеми в коллективе она ладила.

И самой себе Ольга казалась теперь совсем иной, не похожей на ту, что жила в деревне, — стала какой-то встрепенувшейся, повеселевшей, причастной к важному делу.

Зимой она уже была старшей телеграфисткой, получила комнату. Егоров помог ей выхлопотать на Сашу пенсию. А Саша — как время-то бежало! — стал школьником. Вот потому-то и оставил метку в памяти Ольги сорок восьмой год, вернее, сентябрь в том году, когда проводила она в первый класс своего Сашеньку и всплакнула от радости.

На второй день на пути в школу с ним приключилась маленькая история, изменившая Ольгину жизнь. Тогда пошел он в школу один. Дорога не дальняя — всего три квартала, автомашин почти нет, парнишка он смышленый — дойдет, думала мать.

Сначала Саша увидел незнакомую тетеньку, рассыпавшую из сумки яблоки. Помог ей собрать их. Она похвалила Сашу и подарила ему самое красивое краснобокое яблоко. Саша откусил яблоко, прошел немного и залюбовался рыжей лошадью — она везла телегу, в которой позвякивали бидоны из-под молока. Саше хотелось угадать, как звать лошадь. Он вспомнил несколько кличек деревенских лошадей, но ему показалось, что ни одна из них к этой рыжей не подходит. Дальше его внимание привлекла афиша на заборе. На ней нарисован дяденька в накидке. Он шпагой пишет какую-то непонятную букву. Саша стал читать надпись:

— З… нак… Зо-р… а… Знак Зора, — повторил он и пожал плечиками: — Хм… Кино!

Дошел до переулка, подумал: «Тут школа» — и свернул. Зашагал широко, весело размахивая портфелем. Долго шел, а школы все не видать. Саша остановился, опустил портфель к ноге, огляделся по сторонам — и заплакал.

К нему подошел дяденька в пальто и шляпе, протянул руку:

— Здравствуй, танкист.

Саша, размазывая кулачком по лицу слезы, возразил:

— Я не танкист. Я Саша.

— А меня зовут дядя Витя, — сказал дяденька. — Давай руку!

Лицо у дяденьки было в шрамах, и Саша, протягивая руку, нерешительно спросил:

— Вы танкист?

— Угадал. Настоящего танкиста издалека видно. Только я теперь отставной танкист. Понял?.. А ты почему плачешь?

Саша снова хныкнул:

— К маме хочу.

— Заблудился, что ли?

— Да.

— А к папе не хочешь? — улыбнулся дяденька.

— Папу на войне… убило.

Дяденька перестал улыбаться.

— Вот оно что… А живешь далеко?

— Не знаю.

— Ну ничего, не горюй, Саша. Найдем твой дом. Как фамилия-то твоя?

— Федяев.

— А маму как звать?

— Тетя Оля. Она не дома. Она на почте работает.

— Пошли на почту тогда…

Ольга сидела у окошка «До востребования» — замещала отпускницу. Вслух прочла на конверте:

— Васильевой Вере Павловне. — Протянула старушке в окошечко: — Пожалуйста, получите письмо.

— И тут же Ольга услышала, будто кто-то передразнил ее:

— Пожалуйста, получите сына.

Приподнялась — Сашка! Догадалась:

— Ты что, школу не нашел, Саша?

Тихохонько ответил:

— Ее там и нету совсем.

— Куда же подевалась она?

Потупил взгляд, промолчал. Вмешался Виктор:

— А что ж ты, Саша, не сказал, что в школу тебе надо? Я довел бы.

— Он, видать, по маме соскучился. Эх ты! — пристыдила мать.

Саша плаксиво буркнул:

— Я долго шел, а ее все нет.

— Значит, виновата я — плохо тебе дорогу показала вчера. Сегодня уж нечего идти. Завтра вместе отправимся…

Саша вдруг повеселел:

15
{"b":"415435","o":1}