Володя никак не мог понять — надо делать этот шаг или нет. Хоть беги к гадалке, так это было неожиданно. Ясно, что предложение непростое. Непонятно, принесет оно пользу или пойдет во вред. Мы не спали много ночей. Я высказала свое мнение:

— Это все равно, что дать человеку порулить большой машиной. Ничего по существу, кардинально в жизни не изменится. Ты давно дирижируешь, но нерегулярно. Большого симфонического оркестра как творческой лаборатории у тебя не было. Это не принесет больших денег, может быть, и большой карьеры не принесет. (Как потом ему пророчили некоторые коллеги: «Ты сразу разобьешь морду, тебя размажут по стене критики, доброго имени не восстановишь».) Но у тебя есть пристань, к которой ты привязан. У тебя есть скрипка — твой порох, который всегда будет сухим. Не понравится дирижировать большим оркестром, не сможешь, почувствуешь, что сил нет, ты уйдешь. В твоем случае всегда есть, куда вернуться. Когда видишь берег, до которого стремишься доплыть, нельзя понять сразу, — доплывешь ли. Просто надо плыть. Есть такая детская загадка. Ребенок спрашивает: «Мама, как можно съесть слона?» И сам же отвечает: «По маленьким кусочкам». Надо начать, попробовать.

Так было принято это решение. Я предвидела, какой шум начнется в нашем маленьком «датском» королевстве — в музыкальной Москве, однако шум и спекуляции превзошли все мои ожидания. Володя только приступил к первым репетициям, а у меня было ощущение, что одновременно готовится бочка с дерьмом, чтобы в нужный день вылить ее содержимое ему на голову. Столичные критики заранее наточили перья, и думаю, статьи о первом концерте Спивакова с РНО были готовы задолго до самого концерта. Но мне их искренне жаль. Они не учли одного обстоятельства: Спивакова можно согнуть, но не сломать. Он настолько сильный человек, защищенный силой своего духа и своей семьей, что поток оскорбительной грязи, который полился в связи с его приходом в РНО, только еще больше закалил его.

Единение с оркестром возникало постепенно, от концерта к концерту дирижер с оркестром учились понимать друг друга. По крайней мере, теперь Спивакова в РНО воспринимают как своего. Были люди, которые верили ему сразу, кто-то делал вид, а кто-то и вида никакого не делал и не верил. Но всю эту массу людей нужно было приучать заново — к новому жесту, к новым музыкальным идеям. Помню, придя на первую репетицию, Володя сказал:

— Дорогие друзья. Нам суждено пройти какую-то часть дороги вместе. Я постараюсь сделать все, чтобы эта дорога была для вас и для меня легкой, взаимообогащающей и приятной. И вас прошу о том же.

Но это получалось не сразу.

Первый концерт 30 сентября 1999 года был очень сложным по многим обстоятельствам. Почему я вспоминаю этот концерт? Володя часто на сцене испытывает сопротивление оркестра или сопротивление себя самого — своих рук, нервов. Но он очень любит публику, она никогда ему не мешает. А тут вдруг ночью после концерта он сказал:

— У меня было ощущение, когда я встал спиной к залу, что сейчас в меня полетит нож или начнут кричать «долой!». В Большом зале сегодня была такая отрицательная энергия и в таком количестве, что я ее ощущал позвоночником.

Мне стало страшно. Я подумала, надо было его отговорить. Теперь я так не считаю. Хотя ему в РНО непросто.

Володя за годы работы с «Виртуозами Москвы» привык быть в каком-то смысле хозяином в оркестре, по крайней мере, принимать основные решения самостоятельно. Учитывая специфику РНО как частного коллектива, главный дирижер — фигура отнюдь не самостоятельная. Для Спивакова же важнее всего в работе в любом коллективе — фактор доверия. За прошедшие сезоны полного доверия с руководством, доставшимся в наследство от Плетнева, так и не возникло. Жаль… Но музыканты Спивакова приняли, и он их полюбил, сумел увлечь. Это главное. Российский национальный оркестр — новая покоренная Володей вершина. Знаю, не последняя…

На сегодняшний день Джесси Норман — единственная оперная дива в мире в полном смысле этого слова. Она из тех немногих, кто, являясь знаменитостью и неким эталоном, продолжает оставаться в той форме и поддерживать тот уровень мастерства, которые многие ее знаменитые коллеги (Паваротти или Кабалье) уже начинают терять. За их именем уже нет того вокала, который был десять лет назад. Что меня потрясает в Джесси: слушаешь записи двадцатилетней давности и нет никакой разницы с тем, как она поет сейчас. Непонятно, как ей удается поддерживать такой высокий уровень. Видимо, за счет невероятной дисциплины, профессионализма. Она позволяет себе петь все: джаз и спиричуэлз, вокальные циклы, оперные арии, — и все это с необыкновенным достоинством настоящей королевы.

Наше знакомство произошло не так, как было описано одной особой, считающей себя музыкальным критиком: «Спиваков добивался знакомства с Джесси Норман через свою соседку по парижской квартире». Сразу представляешь себе Спивакова, выходящего в майке, с примусом в руках на кухню коммуналки, и некую соседку, выползающую в халате и папильотках, приглашающую свою подружку-певицу на перекур и тут же решающую глобальные проблемы.

На самом деле, добиться, чтобы Джесси Норман согласилась выступать с кем-то, кого она раньше не знала и не слышала, — практически невозможно. В роли «соседки» выступала наша большая подруга, дама в Париже известная, Ариана Дандуа, русская по происхождению (со стороны матери у нее русско-грузинские корни). Ариана — женщина необыкновенной красоты, культуры и большого энтузиазма. Она сохранила в себе русскую стихию, подлинность чувств, авантюризм и поэтому способна на определенного рода безумства и спонтанность, которых нет во французах. Положение ее во французском высшем свете очень высоко. Владелица одной из самых известных антикварных галерей, она — душа и организатор многих вечеров классической музыки. Неоднократно она организовывала в Париже благотворительные вечера в помощь Библиотеке нотных рукописей имени Густава Малера. К ней тянутся артисты, с ней всегда уютно и интересно, многие любят быть под ее опекой. Ариана — подруга Анук Эме, Эммануэля Унгаро, Джесси Норман, Томаса Хемпсона, Сейджио Озавы и многих других выдающихся артистов.

Она приезжала в Геную на премьеру оперы Беллини «Пуритане», когда Спиваков впервые дирижировал оперой. За ужином после спектакля Володя поделился с ней планами предстоящего фестиваля в Москве:

— Знаешь, у меня есть мечта — я хочу пригласить Джесси Норман.

Выяснилось, что Ариана не просто знает Джесси очень хорошо, но и дружит с ней. Так сложилось, что Ариана тут же набрала номер в Америке, и Джесси сняла трубку (что бывает крайне редко — она почти никогда не подходит сама к телефону).

— У меня есть ближайший друг, прекрасный музыкант Владимир Спиваков, который мечтает, чтобы ты приехала к нему в Россию. Я передам ему трубку если ты можешь, договоритесь о встрече — скоро у него концерт в Нью-Йорке.

Через две недели у Володи был концерт в Карнеги-холл. И оказалось, вскоре после этого там же должен был состояться концерт Норман. Джесси сдержала слово: она репетировала в тот день и просто осталась послушать Спивакова. Уже перед концертом у Володи в артистической стояли от нее цветы — корзина белых орхидей. Я оставила ей ложу, во время концерта мы не виделись, а по окончании я нашла ее уже за кулисами. Джесси тогда сказала Спивакову:

— Мне очень понравилось, у вас ясный, четкий жест — я согласна.

Они сразу же договорились о программе. Поначалу она собиралась исполнить другие песни Малера, не те, что в конечном итоге исполнялись в Москве. Сразу же были определены «Смерть Изольды» и бисы. И госпожа Норман царственно удалилась.

Она была какая-то совершенно необыкновенная. Нереальная. И это запомнилось навсегда.

Нереально в ней все. При своих больших размерах она пластична, органична, женственна. В последнее время Джесси носит балахоны, скрывающие полноту.

В начале сентября 2001 года Джесси должна была выступать с композицией по циклу Шуберта «Зимний путь», которую поставил ей Боб Уилсон. Они договорились встретиться со Спиваковым в Париже, чтобы пройти программу. Театр Шатле любезно предоставил нам помещение для одной-единственной репетиции. Секретарша сначала не могла найти мисс Норман, очень уставшую от переезда (Джесси всю ночь ехала на машине из Германии), репетиция откладывалась. Потом выяснилось, что мисс Норман уже подъезжает к театру — секретарша что-то напутала. Мы рисковали опоздать. Нервы, помноженные на сборы, гонку на такси, на разговоры о ее дурном характере, о плохом расположении духа. Она должна была исполнять «Зимний путь» с дирижером Чунгом, порепетировав с которым накануне, заявила, что петь с ним не будет.