Так вот… Спустя много лет он пришел к Караяну с Кисиным и переводил Жене с немецкого, поскольку тот еще не владел языками. Теперь у Кисина нет подобных проблем, он настолько способный, что может выучить любой язык, даже японский. Когда Женя сыграл с Караяном, состоялось его мировое боевое крещение.

Помню, мы впервые приехали в Италию. Женя был тогда своего рода «сын полка» в оркестре. «Виртуозы Москвы» взяли над ним шефство, купили первый концертный смокинг и бабочку, у него появилась первая видеокамера. Во Флоренции, в галерее Уффици, где можно фотографировать картины, он в задумчивости стоял у окна и снимал воды реки Арно. Эмилия Ароновна и Анна Павловна записывали комментарий: «Женя снимает реку Арно». В Милане в концертном зале выход на сцену — через стеклянную дверь. Когда Женя, отыграв в первом отделении, встал за ней, чтобы послушать второе, экспансивные итальянцы кинулись к этой двери за автографами.

Он очень красив на сцене. Он и в жизни красив, только немного угловат, как внезапно вымахавший ребенок, а огромные руки всегда напоминали мне руки Ван Клиберна. Вне сцены он всегда как будто скучает, не знает, чем себя занять. Например, во время одного затянувшегося застолья подошел к Анне Павловне и начал у нее на спине отрабатывать какие-то три ноты. Женя безумно остроумен. Одна из влюбленных в него девушек решила блеснуть эрудицией и написала письмо: «Я, конечно, не Татьяна Ларская». На что Женька ответил: «Простите, да и я не Лунский».

Женя Кисин — очень педантичный и точный человек в том, что касается цифр. У него феноменальная память: он помнит день и час, когда впервые встретил вас. И неважно, случайное это знакомство или близкая дружба. Он вспомнит даже, в каком платье вы были в тот день. Тут же добавив, кто из великих родился в этот же день. Или под каким знаком Зодиака. Он мог бы быть фантастическим шахматистом или астрологом. Его мозг как уникальный совершенный компьютер, хранящий сведения, которые могут пригодиться или никогда не пригодятся.

Маленьким Женя писал замечательные, ироничные стихи. Однажды, на гастролях в Тель-Авиве, он преподнес Спивакову поздравление с днем рождения на бланке отеля с характерными ивритскими закорючками:

Приближались его 16 лет, Володя был с Женей в Японии. Когда японцы спросили Спивакова на пресс-конференции, кого он считает первым пианистом на сегодняшний день, Спиваков ответил: «Выдающийся русский пианист конца XX века — Евгений Кисин». Японцы засмеялись. Володя приехал возмущенный: он просил представителей фирмы «Ямаха» подарить Жене рояль. Казалось бы, что им стоило! Но они ограничились какой-то электронной клавиатурой.

— Я должен купить ему рояль.

— Почему ты?

— Если не я — никто не купит. Мальчик должен заниматься на рояле.

И мы стали искать маленький рояль.

Здесь оказалась как нельзя более кстати наша страсть к живописи. Когда родилась Катя, Володя купил «Ночной Париж» Константина Коровина за 1500 рублей. По тем временам — семнадцать лет назад — большие деньги. Человек, разбудивший в нас страсть к коллекционированию, говорил:

— Володечка, я все покупаю по ценам завтрашнего дня.

И еще:

— Вещь подлинная, хотя и подписная.

Мы продали какую-то картину, добавили еще отложенные для других целей деньги — и собрали нужную сумму. Уезжал на Запад наш большой друг, пианист Борис Бехтерев, с которым Володя много лет играл вместе. Его отъезд был для моего мужа большой драмой. У Бори был малюсенький старинный «Стейнвей»-миньон. Мы купили его, отполировали, настроили. Для Спивакова было наслаждением преподнести этот подарок именно так, как он срежиссировал: в день шестнадцатилетия грузчики привезли Жене рояль с запиской от Спивакова на пюпитре. Папа его рассказывал, что, когда Женя пришел, увидел рояль, прочитал записку, он даже крышку в первый момент не смог открыть — настолько был потрясен.

Женя много выступал с «Виртуозами», даже пару раз играл с Володей сольные концерты, когда стал постарше. К сожалению, в то же бюро Сарфати мы привели и Женю. Когда Володя ушел со скандалом, наша «инномабиле», чтобы отомстить нам, стала накручивать Кисина против Спивакова. Буквально напрямую. Ему внушали, что Володя не хочет его больше приглашать. И хотя Эмилия Ароновна как-то сказала мне: «Не думайте, что, если мне что-то говорят, я в это верю, — каждый имеет свое мнение», — возникла какая-то многолетняя синкопа, пауза. Женя исчез, перестал даже вспоминать о Спивакове. Показалось, что Спиваков не нужен, что это — пройденный этап.

Мы встретились с ним на ужине у общих друзей много лет спустя по счастливой случайности. Я спросила прямо:

— Ты вспомнил, что знаешь Спивакова половину своей жизни? Как же можно так обижать его, не отвечать на его приглашения, отказываться? Ты что, стал «великим», Женя? Обижать Володю — грех.

У Жени был шок, он подавился омаром. Но я знаю, что иногда так и надо воздействовать — шоковой терапией. Мне не хотелось портить восхитительный званый ужин в доме очень милых людей, у которых крестным внука стал Спиваков, а внучки — Кисин. Но я воспользовалась моментом:

— Если ты считаешь Володю своим другом, докажи: приезжай играть в Москву или в Кольмар — куда угодно. Докажи, что ты все тот же. Что ты не зазнался и не вознесся к небесам. Слава проходит, а человеческие отношения остаются.

Он обещал приехать.

После восстановления наших отношений он сразу прислал свое расписание концерт 11 июля 2001 года. На наш официальный запрос бюро Сарфати ответило:

— Забудьте о Кисине, это слишком дорого для вас.

Я закусила удила и спросила:

— Дорого — это сколько?

Мне помогла сориентироваться Лена Ростропович, у которой Кисин играл в прошлом году на фестивале в Эвиане. Нам дали цену процентов на десять дороже. Хорошо. Я велела нашему директору, который торгуется всегда, и правильно делает — иначе фестиваль не выживет, — на этот раз не торговаться. «Деньги достанем», — решила я. И потребовала немедленно выслать контракт, чтобы им не к чему было придраться. Мы соглашались на все их условия. Кисин должен был вернуться в Кольмар. Ведь дамы из бюро Сарфати поклялись, что Кисина Володя не увидит. Такова была их месть: двух человек, которых он привел в это бюро, Кисина и Светланова, от Володи отрезали — манипуляциями, интригами, наветами. Когда свалилась цифра и я схватилась за голову, мне помог наш большой друг Валентин Строяковский. Он — бизнесмен с «чистыми руками», что бывает редко. На его вопрос: «Что случилось?» — я объяснила, что фактически теперь надо Кисина выкупать. Он сказал:

— Забудь. Я буду спонсором этого концерта. Путь это будет твоя последняя проблема.

Спустя пару месяцев позвонил Кисин:

— Владимир Теодорович, я, наверное, не смогу приехать, поскольку мне говорят в агентстве, что на эти же числа я приглашен в Эвиан. Так как они пригласили меня первыми (что было неправдой, первым пригласил его Кольмар) и я играл у них в прошлом году, я должен поехать.

Я перезвонила Лене Ростропович с единственным вопросом:

— Ты опять приглашаешь Кисина?

На что получила ответ:

— Фестиваль в Эвиане заканчивается раньше, Кисин второй раз не приглашен.

Володя созвонился с Женей и дал тому «вещдок», подтверждающий, что ему беззастенчиво врут, — а именно отпечатанную программу фестиваля в Эвиане, в которой выступление Кисина не значилось. Бюро Сарфати пришлось смириться.