Как по команде отворилась дверь, и вошли два кнехта.

— Сопроводите брата младшего рыцаря в келью сто шестнадцать.

Д'Марья козырнул и повернулся к двери — а что ему еще оставалось делать?..

Д'Марья лежал на своей кровати в «келье номер сте шестнадцать», глядел в потолок, на котором замерла причудливая тень, отброшенная ночником — крючконосая старуха с залихватским чубом, или танк, у которого разорвало пушку, или причудливый сталактит в бирюзовой пещере на Ганимеде, — и думал.

Думать было б чем: голова просто пухла от количества информации, от необходимости ее осмыслить, от неизбежной необходимости принятия решения… или решений — смотря как пойдут дальше дела.

…Аэрогарды торчали на форпосте уже три дня, ни на йоту не приблизившись к тому, чтобы выполнить свое основное задание — то, для чего они сюда по собственной воле залезли. Д'Марья находился практически все время отдельно от своих товарищей: его готовили — по словам самих шварцриттеров — к посвящению в рыцари, что выражалось в длительных беседах и мудреных медицинских процедурах, вполне, впрочем, безболезненных и вроде безобидных.

Остальных аэрогардов держали пока в одном из блоков общей казармы: кормили, поили, пару раз вызывали на беседы — по очереди, конечно. Однако, как понял д'Марья, перекинувшись парой слов с Зоммером, которого встретил в коридоре, беседы эти вели чины гевиттерг-ренадирен, а не шварцриттеры, и вообще аэрогардами интересовались мало. Судя по всему, они были не первыми, кто выныривал из ниоткуда поблизости от Солнца-108.

Кстати, когда д'Марья осведомился по поводу того, как и почему именно так называются система и планета, шварцриттеры от прямого ответа ушли, объяснив, что подобным образом данные объекты определены в некоем «Звездном Каталоге», а почему так случилось, младший рыцарь узнает позднее.

Впрочем, д'Марья не особо этим интересовался. Его немного удивило, что на форпосте не сильно обеспокоились судьбой группы шнелленвахе, которая захватила «Кострому». Биттербург молча выслушал доклад аэрогарда (д'Марья сообщил, что он и его бойцы видели с борта кампфшраубера вспышку, похожую на взрыв корабельного реактора), а потом сказал, что он в Курсе событий, — и все.

Создавалось впечатление, что господин-брат всадник не очень-то склонен говорить о местных делах. Зато на отвлеченные темы он был горазд поговорить — особенно за ужином.

Эти ужины проходили в полуофициальной обстановке. В «трапезной», как Биттербург обозвал странное помещение с металлическим полом и мраморными стенами и потолком (именно так!), где стоял простой темный деревянный стол без скатерти и которое освещалось масляными светильниками (было даже трудно дышать), они собирались вчетвером — д'Марья, Биттербург, рыжий крепкомордый старший мастер щита по фамилии Феркель и мастер копья фон Кёпф.

Еда, впрочем, представляла собой стандартный полевой рацион гевиттергренадирен, и спиртного здесь не подавали.

В первый вечер д'Марья был готов ко всему — например, он ожидал, что все начнут истово молиться перед едой, или на стол подадут что-нибудь несъедобное, или его заставят присутствовать при отправлении дикого обряда, — но нет, все обошлось. Сели, поели. Поговорили.

— А как вы, брат младший рыцарь, относитесь к жертвоприношениям? — сделал удачный зачин Биттербург.

Д'Марья чуть не подавился и с опаской заглянул в тарелку. Ничего такого — каша из синтетических злаков,

— Не знаю, не участвовал, — ответил он.

— Ничего, это вам еще предстоит, — обнадежил фон Кёпф.

— Я имею в виду, что именно вы думаете о таинстве жертвоприношения? — уточнил Биттербург.

Руки его снова были в перчатках, а на серебряной вилке с мрачноватым юмором поигрывал красноватый отблеск настенного светильника.

— Затрудняюсь ответить, — сказал д'Марья.

— Неплохо. А каково ваше отношение к теории ностратических языков?..

И так далее, и все в таком духе.

Разговор вроде бы шел неспешный, но д'Марья чувствовал себя так, будто находится на боевой полосе препятствий во время сдачи последних зачетов по огневой устойчивости в училище: тогда винтолет, в котором находилась его полукоманда, опрокинулся набок, не дойдя до точки высадки тридцати метров… в левый двигатель ему аккуратно засадили настоящей ракетой из подствольника, и в тот момент д'Марья понял, что все разговоры по поводу того, что бой будет вестись с реальными боеприпасами, — это не шутки и не попытка начальства запугать без двух минут аэрогардов…

…пришлось прыгать из кренящейся машины, с высоты десяти-двенадцати метров: вокруг темнота, разрываемая только трассерами, которые кромсали прозрачный броне-пластик кокпита, да надсадным ревом оставшегося двигателя… автопилот уже не мог удержать машину, и она могла рухнуть в болото в любую секунду. Десантную дверь винтолета заклинило, и пришлось выбивать замки автоматной очередью, на что ушло несколько дополнительных секунд: вахмистр д'Марья., который как командир полукоманды прыгал последним, еле успел сигануть в темный проем, как у него за спиной с сочным звуком лопнул тугой огненный шар — очевидно, стрелок «Аргуни», который самозабвенно молотил из всех восьми стволов по падающему винтолету, перестарался… а может быть, как раз точно выполнил задачу.

Так или иначе, а шесть курсантов оказались в густой жиже, из которой надо было выбираться, и побыстрее, потому что оставалось всего двадцать минут на то, чтобы пройти пять километров боевой полосы препятствий, а иначе не видать бойцам полукоманды ни золотых звездочек, ни заветного черного берета.

Причем дойти до финиша надо было в полном составе, включая раненых — и трупы, если они случатся…

— …А нет ли у вас, брат фон Кёстринг, фамильного кольца? И вообще, что вы чувствуете, когда берете в руки драгоценный камень?

— Никогда не носил ни колец, ни перстней. Камни… затрудняюсь сказать, — почти машинально отвечал д'Марья на странные вопросы шварцриттеров и продолжал вспоминать — он почему-то увлекся…

…Из болота выбрались почти без потерь — только штаб-сержант Володька Сочинцев умудрился найти какую-то корягу и пропорол насквозь кисть левой руки, но это было еще не так страшно: когда вылезли на сушу, успели обработать рану коллоидом и перевязать еще до того момента, как сбоку из темноты вынырнул легкий бронекар, поливая во всю ивановскую из лобового пулемета.

До него было метров двадцать, и стрелять из подствольника не имело смысла, потому как ракета не успевала стабилизироваться на таком расстоянии: доставать же из ранца плазменник не оставалось времени. Но д'Марья хорошо помнил, что у этой польской машины нагнетатели в подушках были довольно легко уязвимы — если, конечно, хорошо попасть: он попал, а когда бронекар закрутился на одном месте, то д'Марья почти спокойно загнал плазменный заряд в подствольник и выжег все внутренности машины, включая настырного робота-пилота.

Полукоманда рванулась вперед, к первому из неизвестно какого числа дотов; бежали в затылок друг другу, потому что хоть и просканировали ультразвуком пространство перед бетонной будкой на предмет наличия мин, но все же береженого Бог бережет…

— Что же вы не отпробуете этих сардин, брат младший рыцарь? Они восхитительны… а кстати, каково, по-вашему, значение образа рыбы в арийской мифологии?..

…дот оказался с пушкой, и просто чудо, что они успели добежать так быстро: казематный автомат успел выпустить только два снаряда, и хотя в ушах потом долго звенело от противного визга осколков, задача оказалась не из сложных — на то, чтобы уничтожить орудие, хватило одной фанаты.

Не успела полукоманда двинуться дальше, как налетел целый рой «жужелиц» — трофейных латышских беспилотников. Эти легкие машинки предназначены вообще-то для разведки, и несут они максимум пару малых ракет для уничтожения им подобной техники: д'Марья несколько секунд не мог понять, в чем тут дело, пока одна из назойливых жужжалок не плюнулась огнем.