– Чтобы ты мог докладывать обо всем Эдгару Гуверу?

– Моя работа в ФБР закончена, – ровным голосом отозвался я. – Как и прежде, я буду посылать отчеты, но не стану сообщать ничего важного до тех пор, пока мы разберемся, что происходит.

– Думаешь, это опасно?

– Да.

– Для Джиджи и Мышонка или только для нас с тобой?

Я помедлил.

– Думаю, опасность грозит всем, кто вас окружает.

Хемингуэй потер подбородок.

– Неужели ФБР поднимет руку на американского гражданина, его семью и друзей?

– Не знаю, – ответил я. – Гувер предпочитает устранять людей путем утечек сведений, намеков и шантажа. Но мы даже не знаем толком, действительно ли угроза исходит от ФБР.

В этой игре замешаны британцы, ОСС и обе ветви германской разведки.

– „Estamos copados“, – произнес Хемингуэй. „Нас обложили“. Я знал, что ему нравится звучание этой фразы, но сейчас он говорил всерьез.

– Да, – сказал я.

Хемингуэй вырулил на Центральное шоссе и погнал машину к финке „Вихия“.

Прежде чем отправиться на свидание с Дельгадо, я зашел в главный дом усадьбы. Хемингуэй сидел в гостиной в своем расписанном цветами кресле рядом со столиком, ломившимся от бутылок и бокалов. У него на коленях сидела большая черная кошка, и еще восемь или девять лежали поблизости на ковре. Я заметил, что он вскрыл банку лососины и две маленькие жестянки сардин. Он держал на колене бокал с жидкостью, напоминавшей цветом неразбавленный джин. По его каменному взгляду и суровому выражению лица я догадался, что он сильно пьян.

– А, сеньор Лукас, – заговорил он. – Кажется, я не успел представить вас своим лучшим друзьям, „los gatos“.

– Нет, – сказал я.

– Вот эта черная красотка – Бойсси Д'Англас, – произнес Хемингуэй, поглаживая по голове мурлыкающую кошку. – С Френдлесс ты уже знаком. Того, что поменьше, зовут Брат Френдлесс, хотя на самом деле это не он, а она. Вот Тестер, а этот заморыш – ее котенок-вундеркинд. Толстомордый кот на краю ковра – Волфер, рядом с ним Доброхот, названный так в честь Нельсона Рокфеллера, нашего многоуважаемого посланца доброй воли в несчастных, забытых богом и никому не нужных странах к югу от могущественных „Estado Unidos“.

Все утро Френдлесс пил вместе со мной молоко с виски, Лукас, но с него уже довольно, и он и не захочет показывать тебе свои трюки. Знаешь ли, кошки никогда не делают то, чего им не хочется. Но они не откажутся выпить с тобой виски и молока, если они любят тебя, и если в этот момент им хочется выпить. Да, кстати, это Диллинджер, названный, как ты понимаешь, в честь бандита с большим членом. Я подозреваю, такое имечко создавало у него комплекс превосходства, но этому пришел конец… Пока мы гонялись за субмаринами, Диллинджера и остальных самцов кормила Марти. Вы знали об этом, сеньор Лукас?.. Сеньор шпион Лукас… сеньор соглядатай Лукас?

„Я слышал твою похвальбу, слышал, как ты орал на нее, а она – на тебя“, – подумал я, но ничего не сказал.

Хемингуэй ухмыльнулся.

– Сука. – Он погладил Бойсси по голове. – Нет, это я не тебе, крошка. Сегодня я послал Марти телеграмму, Лукас.

Понятия не имею, где она сейчас, поэтому отправил копии на Гаити, в Пуэрто-Рико, Сент-Томас, Сент-Бартс, в Антигуа, Бимини и все прочие пункты ее гребаного маршрута. Хочешь услышать, что было написано в телеграмме?

Я молча ждал.

– Там написано: „Кто ты – военный корреспондент или моя жена?“ – Хемингуэй с довольным видом кивнул и, аккуратно ссадив кошку на ковер, осторожно поднялся на ноги и налил в бокал еще на три пальца джина. – Хотите выпить, специальный агент Джо Лукас?

– Нет, – ответил я.

– Самодовольная сука, – сказал писатель. – Называет операцию „Френдлесс“ чушью и вздором. Говорит, мы все занимаемся онанизмом. И еще она заявила, будто бы после „По ком звонит колокол“ я не написал ни единого стоящего слова.

„Ах ты, сука, – сказал я ей. – Мои книги еще долго будут читать, после того как тебя сожрут черви“. – Он уселся, сделал глоток и, прищурясь, посмотрел на меня. – Тебе что-нибудь нужно, Лукас?

– Я еду в город. Беру вашу машину.

Хемингуэй пожал плечами.

– Ты точно не хочешь выпить? – спросил он.

Я покачал головой.

– Если ты не хочешь выпить со мной хорошего джина, – любезным тоном произнес он, – то я могу распорядиться, чтобы тебе приготовили чай со льдом. А можешь выхлебать ведро соплей или отсосать у дохлого ниггера. – Он вновь ухмыльнулся и указал на бутылки, ведерки со льдом и бокалы.

– Спасибо, не хочу, – сказал я, вышел из дома, пересек террасу и спустился к машине, стоявшей на подъездной дорожке.

Чтобы не вспоминать в тысячный раз о грядущей встрече с Дельгадо и возможной размолвке, по пути в город я думал о Марии.

Разумеется, я не сказал ей о смерти мальчика, но она почувствовала, что со мной творится неладное, и весь вечер вела себя тихо и с пониманием отнеслась к моему желанию побыть одному. Когда я попытался уснуть, она легла на соседнюю койку и положила руку на мою постель, но меня даже не коснулась; я смотрел в потолок, и она не спускала с меня глаз.

Когда я поднялся, чтобы отправиться во флигель и написать свой дурацкий доклад Гуверу, она отыскала мои парусиновые туфли и рубашку и принесла их мне, не говоря ни слова и грустно глядя на меня. На мгновение я представил себя обычным человеком, который может поделиться с другим своей печалью, поговорить о том, что его мучает. Прошлой ночью я отделался от этой мысли при помощи виски и воображаемого донесения директору; вот и сейчас, когда впереди показались дымовые трубы Гаванской электрической компании, я выбросил эту мысль из головы.

Пистолет лежал рядом на пассажирском сиденье. Вести машину, заткнув его за пояс сзади, было неудобно. Я дослал в ствол патрон, чего, как правило, не делаю, и положил в карман с полдюжины запасных обойм. Это было глупо с моей стороны; если нам с Дельгадо придется улаживать кое-какие вопросы, все будет кончено еще до того, как я успею перезарядить оружие.

С другой стороны, никогда не помешает иметь при себе несколько запасных обойм, но так и не пустить их в ход… и т, д. и т, п.

Я припарковал машину в Старой Гаване и зашагал к явочному дому, до которого оставалось шесть кварталов. Я хотел прибыть туда точно в указанное время.

Разумеется, Уоллес Бета Филлипс не ошибся, описывая происшествие на улице Симона Боливара в Веракрусе. Двое абверовских агентов явились на встречу за полтора часа до назначенного срока и расположились в прихожей, чтобы устроить для меня западню. Но я уже почти два часа находился в доме, укрывшись в шкафу в дальнем конце коридора. Филлипс упомянул, что один из соседей видел мальчишку, который „бросил камень во входную дверь“, после чего началась стрельба. Но это был не ребенок, а двадцатипятилетний карлик-пропойца по прозвищу Эль Гиганте, которому я заплатил сто пятьдесят песо и велел бросить камень и улепетывать во весь опор.

Сегодня я не должен появиться раньше срока.

Пистолет давил мне на поясницу, но я пристроил его таким образом, что Дельгадо смог бы заметить оружие, только если бы обыскал меня. На мне была свободная куртка, и я научился мгновенно выхватывать из-под нее пистолет и стрелять.

Все же доставать оттуда оружие было неудобно, однако, держа его в наплечной или поясной кобуре, я бы сразу выдал себя, равно как если бы по привычке сунул пистолет за пояс брюк точно над левым передним карманом. Я поймал себя на мысли, что предпочел бы оружие покрупнее калибром – на тот случай, если придется стрелять сквозь стены или двери явочного дома, но скрыть пистолет большего размера было бы затруднительно.

„Где бы я спрятался, будь я Дельгадо и пожелай я избавиться от специального агента Лукаса?“ Вероятно, снаружи либо внутри одной из полуразвалившихся хижин, стоявших на узкой улице. Однако нельзя было исключать, что Лукас придет в явочный дом переулком или каким-либо иным путем.