– А я – полковник Валентин Соловьев, господин Юшенко.

– И что же я могу для вас сделать, полковник? – Банич огляделся по сторонам в поисках стула, на который можно было бы сесть, но поиски его не увенчались успехом.

– Начать можете с того, что объясните мне вот это. – Соловьев передал ему листок бумаги.

Банич узнал бланк "Ново-Киевской торговой компании". Это было его собственное письмо, в вежливой форме сообщавшее, что фирма не может организовать дополнительные поставки для Министерства обороны. Алекс поднял глаза.

– Что тут надо объяснять. Нельзя надоить молока у коровы, у которой его нет. А я не могу достать товар, который вас интересует. По крайней мере, не в таких количествах. И разумеется, не за такие цены.

Теперь Павел Сорокин обливался холодным потом. Затем он вдруг как-то придушенно засмеялся.

– Николай, я уверен, что ты не имел этого в виду. Ведь в прошлом вы всегда доставали нам все и...

Соловьев заставил Сорокина замолчать, послав в его сторону всего лишь один разгневанный взгляд. Затем внимание его снова переключилось на Банича.

– Не очень умно с вашей стороны пытаться торговаться со мной, господин Юшенко. Могу пообещать вам, что это не окажется доходным делом.

– Послушайте, полковник, мне вовсе не интересно с вами торговаться. – Банич пожал плечами. – Но вы просите невозможного. Такого количества продовольствия просто нет в нашем распоряжении. И не будет этой зимой.

– Я ознакомился и с положением на рынке, и с прогнозом погоды. – Полковник нахмурился. – Если позволите, я выражусь яснее. Нам нужны дополнительные поставки. Нам нужно, чтобы продовольствие доставили в течение ближайших нескольких дней. И я получу это продовольствие любыми средствами.

Банич даже не пытался скрыть своего замешательства.

– Но почему такая спешка? Почему так много и так быстро? Почему не подождать до весны. Самое позднее к апрелю-маю продуктов станет больше и цены упадут.

– Потому что у нас нет времени ждать до весны! – Полковник сделал паузу, сердито сверкнув глазами. Когда он снова заговорил, голос его звучал так, будто Соловьев читает по бумажке заранее подготовленное заявление, в котором сам он не очень заинтересован. – Правительство наметило провести учения, чтобы проверить, способна ли армия поддержать порядок, в ближайшие месяцы. Часть наших действий во время этих учений состоит в том, что потребуется оперативно перебросить в столицу дополнительную дивизию из одного отдаленного района. После переброски эти войска примут участие в маневрах, целью которых будет оценить их способность оказать в случае необходимости содействие полиции. – Соловьев криво улыбнулся. – Зная сложившуюся ситуацию, я думаю, вы должны понять мое нежелание выпускать тысячи голодных солдат на улицы города. Даже если больше ничего не случится, это станет концом карьеры, которая весьма меня устраивает.

Банич почувствовал, как напряженно заработал его мозг. Учения! Черт побери! Никто, а меньше всех полуобанкротившееся правительство России, не станет перебрасывать десять-пятнадцать тысяч солдат просто ради собственного удовольствия или для какой-то дурацкой проверки способности армии справиться с массовыми беспорядками. Военные явно к чему-то готовятся. Что ж, хорошо. Интересно, имеет ли хоть один политический лидер страны понятие о том, что бы это могло означать?

В то же время ему лучше постараться найти способ удовлетворить нужды армии. Если порвать с ними сейчас, он потеряет доступ к информации о планах армии и перемещениях личного состава. Банич понимающе развел руками.

– Хорошо, полковник, вы объяснили все достаточно ясно. Я посмотрю, что можно сделать.

Слышно было, как рядом шумно и с облегчением вздохнул Павел Сорокин. Но облегчению его не суждено было продлиться долго.

– Но цена за тонну будет выше, – продолжал Юшенко. – Я не могу забыть о прибыли, несмотря на все, что вы сказали.

– Не торговаться, Юшенко. Помните! Вы удовлетворите наши нужды по нашим ценам, или же я позабочусь о том, чтобы вы потеряли лицензию на право вести дела в этой республике. Вам ясно?

– Да, – Банич скорчил гримасу. – И как по вашему должен я объяснить все это своему начальству? Я имею в виду торговлю в убыток.

– Очень просто, – Соловьев опять улыбнулся. Сейчас он как никогда напоминал тигра, играющего со своей жертвой. – Скажите им, что вы приобретаете в длительное пользование мое хорошее отношение.

Он резко кивнул головой в сторону двери, отпуская своих собеседников.

21 ОКТЯБРЯ, РАЙОН ПАРКА ГОРЬКОГО, МОСКВА

В первый час после восхода солнца столица России была окутана глубокой, обманчиво мирной тишиной.

Эрин Маккена бежала к югу вдоль покрытой серой рябью Москвы-реки, отмеряя шаг за шагом красивыми длинными ногами. За спиной Эрин развевались ее золотистые волосы, завязанные в хвост длинной черной лентой. Кругом никого не было видно. Хотя Сы несколько секунд Эрин могла насладиться полным одиночеством.

Девушка раздраженно встряхнула головой, услышав, как запищали часы на ее руке, напоминая, что пора возвращаться обратно и снова приниматься за работу. Эрин повернула налево и углубилась в парк.

Опавшие разноцветные листья лежали на дорожках парка. Часть их была собрана в кучи под оголенными деревьями. Несмотря на солнечный день, дорожки парка были пустынны. Очень немногие жители голодного города в эти тяжелые дни находили время и энергию совершать пробежки.

Эрин от души надеялась, что сама она никогда не окажется в подобном положении. Бег переключал ее мысли, помогал избавиться от напряжения, которое было результатом многих часов сидения над написанными убористым почерком отчетами или попыток отыскать нужную информацию в архивированных базах данных. Пробежки также давали ей возможность побыть наедине с собой – Эрин всегда ценила такие моменты. Время для собственных мыслей или же для того, чтобы вообще ни о чем не думать, а целиком отдаться успокаивающему ритму движения ног. Эрин давно доказала свою способность быстро бегать и побеждать, выиграв один за другим множество забегов на длинные дистанции. А теперь Эрин бегала просто ради удовольствия.

Тем более, что в последнее время удовольствий в ее жизни было немного. До сих пор ее работа в Московском отделении ЦРУ была сплошной халтурой. Несмотря на титанические усилия Эрин, оперативники Банича пока могли предоставить девушке лишь обрывки необходимой информации – смесь незначительных фактов и домыслов, которая вряд ли вообще стоила того, чтобы ее анализировать, и уж наверняка не заслуживала, чтобы ее передавали в Вашингтон. Работа Эрин по установлению личных контактов в деловых кругах города двигалась несколько успешнее, но все еще невыносимо медленно. Она не могла форсировать события, чтобы не вызвать подозрений у людей, которые руководили торговлей западных стран с Россией и другими государствами Содружества.

А теперь еще Алекс Банич и Лен Катнер оба были заняты каким-то собственным проектом, который держался в глубоком секрете. Последние два дня они сидели взаперти в посольстве, в одном из помещений службы безопасности, отлучаясь оттуда лишь затем, чтобы отправить шифрованное сообщение в Вашингтон или быстренько перекусить в кафетерии. И агенты, которые работали с Эрин, все время сновали с их срочными поручениями. Должно было произойти что-то очень важное. И Эрин явно не собирались давать доступа к информации.

Сама мысль об этом заставляла девушку злиться. Ей давно уже надоело, что к ней относятся как к любителю, который зря суется в настоящую работу. Ее служебная репутация была ничуть не хуже репутации Банича, которому, как и всем его людям, давно пора было начать относиться к Эрин как к полноправному партнеру. Пока что они сходились только в двух пунктах. В том, что Москва действительно является столицей России, и в том, что большинство политиков не способны даже самостоятельно завязать собственные ботинки.

Подумав об этом последнем пункте, Эрин с трудом сдержала улыбку. Столь циничное отношение к политическим деятелям выработалось у Эрин во время стажировки в качестве аналитика в сенатском комитете по делам коммерции. Уж слишком многие сенаторы, целыми днями читавшие проповеди о своей приверженности борьбе за равные права, после окончания рабочего дня норовили затащить в постель кого-нибудь из женского персонала. Для Эрин гораздо труднее было отбиваться от их постоянных домогательств, чем выполнять работу, за которую она отвечала. Однако Эрин конечно же подозревала, что неприязнь к политикам Алекса Банича имела совсем другое происхождение.