Вилли посмотрел на молодого офицера, который так нелюбезно встретил Неуманна.

– Что это за подразделение, капитан?

– Рота "В", герр подполковник.

Некоторое время фон Силов рассматривал испуганные лица солдат, обращенные к нему. Ему было ясно, что одними словами он не сможет поднять их и отправить под огонь противника. Они слишком пали духом, сломлены тяжелыми потерями и непрекращающейся бомбардировкой. Им нужен был пример – его пример.

Что ж, да будет так. Чин командира бригады не должен защищать его от опасности. Фон Силов встал во весь рост и стоял так несколько мгновений, не обращая внимания на близкие разрывы, сотрясающие землю. Он хотел, чтобы его увидел каждый солдат. Только после этого он возвысил свой голос, перекрывая грохот боя.

– Рота "В", вставай! Поднимайтесь, поднимайтесь!

Капитан первым последовал его примеру, за ним стали подниматься и солдаты. Все больше и больше пехотинцев в камуфляжной форме возникало из ржи, по мере того как сила примера фон Силова начинала действовать и на них. Увидев, что происходит, офицеры и сержанты других рот батальона стали поднимать и своих солдат.

Фон Силов поднял свою винтовку и указал ею в направлении польской деревушки, которую почти не было видно за плотной стеной дымовой завесы.

– Вперед! – проревел подполковник. – Надо захватить этот проклятый мост! За мной!

Не дожидаясь ответа, он быстрыми шагами двинулся к Рунаржево. Неуманн догнал его и пошел рядом. Только Вилли слышал, как совсем еще молодой радист бормочет на ходу простую, по-детски наивную молитву, снова и снова повторяя одни и те же слова. Внезапно он поймал себя на том, что и его губы шепчут те же самые, идущие от сердца слова:

– Боже, сохрани и помилуй меня. Дай мне силы, Господи... – И тут его взрослая половина неожиданно добавила: – ...И дай этим людям мужество последовать за мной.

Его молитвы были услышаны. Оглашая воздух хриплыми криками, солдаты 192-го мотопехотного батальона обогнали его и исчезли в дыму.

РОТНЫЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ РУНАРЖЕВСКОГО ГАРНИЗОНА

Половина деревни горела. Столбы черного густого дыма от горящих домов поднимались в небо, смешиваясь с более легким серым туманом дымовой защиты, поставленной германской артиллерией. Повсюду на улицах виднелись разбитые машины, вокруг которых валялись трупы. Несколько грузовиков выглядели неповрежденными, однако были покинуты водителями.

Со своего наблюдательного пункта у одного из окон главного административного здания поселка капитан Конрад Полинский заметил какое-то движение почти у самого берега, ниже по течению реки. Дымовая завеса там была реже, и, когда в одном месте ветер разорвал ее, капитан увидел немецких солдат, перебегающих от здания к зданию и стреляющих на ходу. Немцы в Рунаржево! Гораздо хуже этого было то, что теперь ему и его людям был отрезан единственный путь назад, на другой берег.

Полинский почувствовал, как у него защемило сердце. Повернувшись к своему радисту, капитан приказал:

– Вызови командира саперов, живо!

– Майор Бек, пан капитан! – капрал протянул ему переговорное устройство.

– В чем дело, капитан? – спросил Бек. В его голосе звучала вполне понятная тревога. Если немцы прорвут оборону роты Полинского, его люди окажутся под огнем противника.

– Вы уже заложили заряды?

– Почти. Нам необходимо хотя бы минут пять.

Немецкий пулемет заговорил где-то совсем рядом с КП, и в окна полетели пули. Капитан Полинский бросился на пол и укрылся за дубовым столом, чтобы иметь хоть какое-то прикрытие. Наушники и микрофон все еще были у него в руке.

– Проклятье, майор, боюсь, у вас нет этих пяти минут!

В РУНАРЖЕВО

Вилли фон Силов низко пригнулся под окном, на втором этаже разрушенного здания у самой реки. Отсюда ему был отлично виден пролет моста. Видел он и польских саперов, заканчивающих подготовку моста к взрыву. Только несколько человек еще возились у стальных ферм.

Он и его войска опоздали, и, хотя до цели наступления оставалось не больше двухсот метров, они с тем же успехом могли быть и на обратной стороне луны. Поляки будут готовы взорвать мост в ближайшие несколько минут, а он ничем не может им помешать.

Подполковнику бросилась в глаза рация на спине Неуманна. Один отчаянный шанс у него еще оставался.

– Вызови "Ударника-1", – приказал он.

Когда в наушниках рации зазвучал голос командира гаубиц, фон Силов взял из рук Неуманна микрофон и прижал его к губам.

– "Ударник-1", говорит "Большая кошка". У меня важная огневая задача.

– Говорите, "Большая кошка", мои орудия ждут.

Вилли щелкнул кнопкой микрофона.

– Цель – середина центрального пролета моста. Объект – войска противника, на открытой местности без прикрытия.

– Вас понял, "Большая кошка", ждите. Даю пристрелочный.

Фон Силов приблизился к окну, глядя на то, как саперы с нарастающим нетерпением заканчивают свои приготовления.

"Ну скорей же, скорей! – мысленно торопил он далеких артиллеристов. – Времени мало".

Рация снова зашипела.

– Пристрелочный сделан.

Высоко над головой Вилли прошелестел одиночный снаряд. Фон Силов увидел разрыв напротив моста, на противоположном берегу реки. Снаряд разорвался в открытом поле, но это не имело значения. Торопясь, Вилли щелкнул тангентой и прокричал в микрофон передатчика:

– Разрыв наблюдаю. Ближе сто, огонь на поражение!

ШТАБНАЯ БМП 421-го ПЕХОТНОГО БАТАЛЬОНА, СЕВЕРНЫЙ БЕРЕГ РЕКИ НОТЕЦЬ

– Боже мой! – майор Збигнев Корицки неподвижно уставился на мост, с ужасом глядя на то, как пять снарядов, выпущенные германской артиллерией, взрываются в воздухе и осыпают осколками беззащитных саперов.

Тысячи острых, как бритва, осколков, разлетались во все стороны после каждого разрыва, врезаясь в бетон моста, в воду и в человеческие тела с одинаково убийственной силой. Саперы, уцелевшие после первого залпа, попали под второй или под третий налеты артиллерии. Когда обстрел прекратился, пролет моста оказался завален трупами, лежащими как попало. Осколки нашпиговали тела так густо, что многие из погибших походили больше не на людей, а на кучки окровавленного тряпья.

Майор почувствовал, как у него трясутся руки. Он не хотел быть здесь, не хотел видеть эту чудовищную бойню. Во рту стало горько от разливавшейся желчи. То, что он находился так близко от поля боя, нарушило его способность рассуждать и мешало принять логически выверенное решение.

На противоположном берегу показались первые группы немецких солдат. Они двигались от здания к зданию короткими перебежками, все ближе и ближе подбираясь к мосту. Из Рунаржево доносились короткие очереди польских автоматов и негромкие щелчки штурмовых винтовок противника.

Корицки печально покачал головой. Несколько взводов отрезанной от своих роты "С" еще продолжали бой, но они были обречены, так как противник во много раз превосходил их численностью и огневой мощью.

Майор поднял окуляры бинокля выше. Какое-то движение привлекло его внимание на окраине пылающей деревни. Германские "Леопарды" наступали быстро, уверенно пробираясь сквозь редеющий дым. Вперед, к мосту. Вперед, к нему, к майору Корицки.

На несколько бесценных секунд майор потерял способность двигаться и думать о чем-то другом, кроме возможности собственной гибели. Когда майор снова смог пошевелиться, то первым делом он посмотрел вокруг и даже довольно далеко высунулся из-за бронированного корпуса БМП, разыскивая командира расстрелянных саперов. Тот стоял на коленях и неотрывно смотрел на серую металлическую коробочку элекгродетонатора.

– Майор Бек!

Рослый офицер, командир инженерно-саперного отряда, повернулся к нему, и Корицки увидел, как из-под его очков катятся на воротник гимнастерки слезы.

– Взорвать мост!