Одно действие уже сделано мной, осталось самая малость. И я откидываюсь на спинку и крепко закрываю глаза. На краткий миг, строго отсчитываемый мной, машина наконец-то свободна, она продолжает стремительно лететь по мокрому шоссе, оставляя за собой несколько метров сухого следа и незаметную память об утренней прогулке. В которой что-то….

Дождь прекратился к семи вечера, но погода оставалась сырой и промозглой, свинцовые тучи ползли по небу, почти касаясь земли.

Двум милиционерам удалось зацепить буксировочным тросом заклинившую дверь автомашины и вырвать ее. Врач и его ассистент проворно влезли внутрь и, подсвечивая фонариком, выволокли наружу тело молодого человека. Осторожно положили на приготовленные носилки. Доктор присел перед ними на корточки, ловкими уверенными движениями пощупал пульс на шее, оттянул веко, проверил реакцию зрачка на свет. Кивнул и перочинным ножичком разрезал залитую кровью рубашку. Поморщился.

– Скверно, – сквозь зубы пробормотал он, рассчитывая, что его никто не услышит. Но ошибся.

Женщина перестала плакать, только встревожено смотрела на врачей скорой, сгрудившихся вокруг тела. Она так и стояла подле машины, откуда вытащили молодого человека и не двигалась.

Мимо прошел милиционер, волоча за собой трос с крюком. Тот, змеясь, шуршал в траве. Машина техпомощи осторожно съехала с обочины и, притормаживая постоянно, добралась до рощицы, в которую врезался темно-синий кабриолет.

– Его бы перевернуть, – произнес немолодой уже сержант, задумчиво почесывая подбородок. – Так не вытащить. Здорово застрял.

– Может, за верх попробовать? – послышался голос из техпомощи. Сержант не ответил.

– Ладно, решим, – он подошел к неподвижной фигуре женщины. Помолчал, не зная, как начать.

– Вы не могли бы отойти. Нам надо вытащить машину.

– Да, конечно, – глухо произнесла она.

– «Шевроле» застрахован? – нерешительно спросил сержант просто оттого, что не придумал никакой иной фразы.

Она не ответила и, наконец, подошла к обступившим носилки врачам. Каждый шаг давался с огромным трудом. Осмотр закончился.

Женщина с неожиданной силой схватила доктора за руку, отвлекая его от носилок. Врач недовольно обернулся, но увидев ее, послушно отошел на два шага.

– Доктор, – она не знала как начать, – он…

Наступила долгая пауза. Врач заворожено смотрел, как слезы прочертили две блестящие в свете далекого фонаря дорожки на ее щеках. Закончить фразу она не смогла.

– Серьезно, очень? – в ответ нерешительный кивок головой. Он добавил:

– Похоже, что да. Не понимаю одного, как он умудрился слететь в таком месте. Ровная прямая полоса.

Он замолчал. Молчала и женщина.

– Если перенесет операцию, жить будет. Сразу как приедем, так и начнем. Состояние паршивое, я просто не могу от вас этого скрывать. Задеты… – он спохватился и замолчал. Женщина ждала продолжения, беззвучно плача. – Может так случится, что он не сможет ходить.… – добавил он уже так, что женщина не расслышала, приняв за обычное стариковское бормотание.

Уцепившись за белый халат, женщина зарыдала, давая волю душившим ее слезам.

– Я сделаю все, что в моих силах, – успокаивающе произнес врач. – Поверьте, главное сейчас – довезти его до операционной. У него будет больше шансов….

Он освободился из закоченевших объятий и быстро нырнул в карету скорой. Дверь захлопнулась, скрывая носилки с недвижным телом молодого человека, машина завелась.

Внезапно женщина ожила. Она пошла следом, потом побежала.

– Адрес, напомните адрес больницы, – крикнула она.

Врач, севший рядом с водителем, обернулся.

– Я позвоню вам… завтра. Вы же дали свой телефон. Сейчас… вас все равно не пустят к нему. Не беспокойтесь, я вам обещаю, что позвоню. Когда можно будет увидеть.

Последние слова он произнес, не рассчитывая, что она их расслышит. Скорая тронулась и, медленно набирая скорость, выехала на пустое шоссе. Женщина продолжала бежать за ней, споткнулась, упала. Осталась лежать на земле, лицом уткнувшись в мокрую траву.

К ней подошел сержант. Помог подняться, одновременно отряхивая промокший костюм.

– Вы не ушиблись? – сжав губы в тонкую белую полоску, она помотала головой. – Идемте в машину.

Она молчала и не двигалась. Только ее губ едва шевельнулись.

– Зачем? – спросила она.

– Выпьете кофе, согреетесь. Вы промерзнете на ветру.

Но женщина обращалась уже не к нему.

– Зачем ты это сделал? – повторила она теперь чуть громче. – Что выбрал? Остаться или уйти?

Сержант накинул на ее плечи свою куртку и повел к машине.

– Сейчас вы немного успокоитесь, и мы вас отвезем домой. А завтра поедете в больницу. Вот увидите, он выкарабкается, это я вам говорю.

Женщина взглянула на него, молча дала себя посадить в машину, забралась в дальний угол, напротив сиденья водителя. Взяла протянутый ей пластиковый стаканчик дымящегося кофе и едва смогла кивнуть в знак благодарности. И долго сидела, глядя на медленно поднимающиеся струйки пара. Затем отпила глоток.

– Федор Викторович ушел, – крикнула мне соседка у подъезда. – Вчера хватилась. Тимур, вы не посмотрите у старой школы? Вам все по пути, – я кивнул.

Могла бы раньше зайти и посмотреть, ключ от стариковой квартиры у нее да у сестры. Но та и вовсе приезжает пару раз в месяц, на час-другой, будто не в одном городе. Или вконец надоел своими «фортелями», как она это зло прошептывает под нос, встречаясь с братом. Он еще и туг на ухо. Может и слышит, да все равно обнимает, одновременно пожимая руку – странные у них встречи – проводит в комнату, поит зеленым чаем с сухарями и грильяжем. Если тепло, ведет на детскую площадку, будто хвастается. Или нет, ведь сестра тотчас оставляет его, на новые пару-тройку недель.

Он сейчас один на пустом плацу перед школой – взлохмаченный, немного растерянный. Июль, каникулы, кроме него никого. Даже сторож куда-то делся. Обычно он отвозит Федора Викторовича назад, или кто-то из учителей. Тут о нем не сразу спохватываются, а путь до школы далек, если пешком, то около суток. Другой конец города.

Сегодня Федор Викторович не остался долго один. Девчушка, по виду почти школьница, подошла. Дети часто подходили к нему спрашивали, некоторые смеялись, он всегда улыбался в ответ, извиняясь, разводил руками. Его вели в школу, по дороге он что-то рассказывал. Он любил говорить, голос хоть и потрескался, но все равно теплый, приятный, я заслушивался; жаль, нынешние пацаны не застали.

– Вам помочь? А где вы живете? Как же так… – кажется, не встречала прежде. Старик снова улыбался, знал: подобное происходит не раз, и здесь могут помочь. Все остальное снова в плотном тумане. – Вы здесь знакомы с кем-то, хотите я позову? – даже мобильный достала.

– Спасибо, не надо, – произнес я, подходя. – Все в порядке, Федор Викторович, это Тимур Ишкаев из восьмого «В». – Девушка обернулась. Я будто на стену налетел.

В том самом восьмом я сошелся с Маринкой из параллельного. Столько лет вместе учились, встречались у друзей, ходили по музеям, а вот вдруг. Начали встречаться, ходили то на речку, то на задний двор школы. Сидели, обнявшись. Ни разу не целовались – за все три месяца. Обнимались, прижимаясь друг к другу и молчали.

Потом я ушел в техникум, а она… словом, разошлись. Тоже внезапно. Помню только, как с ней было хорошо, и все. Даже лица не помню, не помнил, вплоть до сегодняшней встречи. А ведь Марина, говорили, она уехала, даже не из города, вообще куда-то в Европу. Первый брак, скорый как выстрел, не сложился, а вот второй….

– Вы с ним знакомы? Слава богу, а то я… – не знал как себя вести. Взял под руку Федора Викторовича, повел за собой. – Я совсем не представляла, что делать.

И я не представлял. Наверное, ее дочь, до боли похожа. Значит, вернулась. Или не уезжала никуда. Столько слухов было. Про всех ходили слухи, кто где устроился, чем занимается, с кем живет. Противоречивые, все равно пересказывались, подхватывались, растаскивались.