Она протянула руку и открыла коробочку. Минуту любовалась перстеньком, затем примерила.
– Он на безымянный палец, – зачем-то сказал я. Она кивнула, улыбнувшись едва заметно, уголками губ.
– Я не очень люблю, когда мне дарят цветы. Потом не знаешь, что с ними делать, особенно когда отправляешься в ресторан или кафе, – она положила перстень обратно в коробочку. – Простите, я могу это взять?
– Да, ведь перстень изначально предназначался вам.
– Тогда я надену его в другой раз. Когда мне будет грустно, и я стану перебирать драгоценности в поисках утешения. Вы знаете, камни как-то отвлекают от всего настоящего… сегодняшнего.
– Сиюминутного, – добавил я, надеясь, что угадал. Но девушка покачала головой.
– От того, что есть. Они возвращают в то прошлое, которое хотелось бы иметь. Перебирая их, вспоминаешь только то, что хочется вспомнить, самые приятные картинки прошлого. И тебе кажется, что так было всегда. И что люди, дарившие эти побрякушки, стоившие все или ничего, были совсем другими людьми, именно такими, которыми ты хотел бы их представить.
– Так именно поэтому вы не пришли вчера? – она вздохнула.
– Вы правы, именно поэтому.
– Но он ждал. Почему бы вам было просто не отменить свидание? Не позвонить в кафе, вы же могли узнать мой номер в справочнике.
Девушка смотрела непонимающе. Я устало покачал головой.
– Он же ждал вас. Почти весь день.
– Вы не поймете, – она резко прервала меня. – Он бы и так меня ждал, даже отмени я свидание. Не в кафе, так у себя дома. Не дома, так где-то еще – у подъезда гостиницы, в вестибюле, у двери номера. Он всегда ждет, он не может иначе.
– Значит, вы с самого начала не хотели встречаться. Но он же приготовил вам подарок.
– Окончательный и бесповоротный. Я не могу принять такой. Я… – она запнулась, – просто не готова к нему. И к подарку и… к дарителю тоже.
– Мне показалось, он очень любит вас.
– Любит? – она неожиданно рассмеялась. – Не знаю. Если такое для него вообще возможно. Он не из тех людей, что способны испытывать страсть, чтобы сгорать в неутоленных желаниях, чтобы дарить их кому бы то ни было…. Вот ждать, да, ждать он умеет превосходно. Это, в самом деле, редкое качество, особенно в мужчине, и если ценить в нем что-то, то, прежде всего, именно это умение терпеливо, час за часом, день за днем, ждать, отрешившись от всего мира. Просто ждать. Даже когда это почти не имеет смысла.
– Почти? – переспросил я. Она кивнула. И добавила, другим, чуть дрогнувшим голосом.
– Я не могу отрицать, что он мне нравится. Самую чуточку, – она свела указательный и большой пальцы и прежним тоном добавила. – Вот столько.
– Потому что умеет ждать.
– Не только поэтому. Он умеет дарить подарки, обставляя каждый из них некой мизансценой, делать комплименты, а ныне это редкое качество, поддерживать беседу, о чем бы она ни велась. Он умеет быть милым и обходительным, или напротив, настойчивым, но в рамках тех чувств, что способен испытывать. В светской обстановке это очень смотрится. – она улыбнулась. – Кое-кто его всерьез считает бонвиваном, чей взгляд, нет, чье слово, способно заставить затрепетать не одно женское сердечко.
– А кто он?
– Человек, – ответила девушка и снова рассмеялась. – Вы так спрашиваете, словно хотите узнать о нас все, – и не дав слова молвить, продолжила, – Он специалист по антиквариату. Любитель аквариумных рыбок: дома у него их превеликое множество, даже на работе с десяток гуппи, он говорит, что рыбы это те существа, которые способны уживаться в любом предложенном им мирке в гармонии с собой и с соседями по аквариуму, если это будут соседи одного вида. И внешний мир их не волнует вовсе, по крайней мере до тех пор, пока не прекращается подкормка. Впрочем, в любом случае они не способны ничего изменить, как не способны измениться сами. Они такие, какие есть.
– Вы тоже, – я всерьез добавил, – такая, какая есть.
– Я и не скрываю этого. Напротив. Если бы не приведенная мной ода рыбкам, имевшая некоторые последствия и для меня, наше знакомство с вами не состоялось бы.
– Можно сказать, он привязан к вам, – заметил я, возвращая разговор на прежнюю тему.
– Я стала частью его обширной коллекции, – она хитро улыбнулась. – Вы правильно сказали, это не любовь – привязанность. Ему нравится быть со мной, вернее, наблюдать за мной, ему интересно, что я говорю и делаю, интересно хотя бы потому, что я не такая…. Одним словом, редкие вещи ему нравятся, – закончила она неожиданно.
– Значит, вы так себя оцениваете?
– Так он оценивает меня. А я, – снова эта улыбка, – всего лишь повторяю его слова.
– Не без оснований, надо полагать.
– Вы правы…. Извините, что я это говорю, но… меня не покидают сомнения. Вы в самом деле обслуживаете посетителей этого кафе или занимаете иную должность. Скажем, детектива.
Я тряхнул головой, невольно поддавшись ее улыбке.
– Почему вы так решили? – отсмеявшись, спросил я. – Оттого, что я задаю точные вопросы?
– Вот вы и сами себе ответили. А еще уверяете меня, что кафе принадлежит вам и вы…
– Кафе принадлежит мне. Мы с женой владеем им почти десять лет; думаю, за такой срок можно не только научиться быстро готовить кофе и подавать пирожки, но и, благодаря множеству разыгрываемых в кафе сценок и разнообразию участвующих в них персонажах, овладеть хотя бы элементарными основами психологии. Так что вовсе не умные книжки стали причиной того, что я спрашиваю так, чтобы получить ответ.
– Вы меня разочаровали. Вы прямо-таки старательно разрушаете всякую интригу вокруг себя. Только я подумала о вас нечто потрясающее, как вы немедленно все испортили.
– И оказались простым владельцем кафе, да еще и женатым.
Девушка задорно рассмеялась.
– Вот именно поэтому мы с вами все еще разговариваем, а не разошлись, каждый по своим неотложным делам. Право же, вы очень редкий человек, с вами общаться можно междометиями – вы и тогда будете все понимать.
– Стараюсь. Воля посетителя говорить, как ему вздумается, а моя задача – понять его намерения. А не то, что он пытается сказать. Иной раз приходится слушать между его слов.
– Как между строк. Нет, в вас определенно есть такое… не знаю, как сказать. И все это вы скрываете ото всех за семью печатями под маской простого представителя сферы массового обслуживания.
– Но и вы тоже не открытая книга.
– Ну что вы! Где мне до вас. Вот вчерашний антиквар, он – да, его можно читать даже близорукому человеку, – на какое-то время девушка умолкла и как-то по-детски непосредственно принялась ковырять носком туфли кафельный пол. Воспоминание, ожившее в памяти, было не столь беззаботно, как прежняя наша словесная пикировка. Немного помолчав, она произнесла потускневшим голосом: – Наверное, это основная причина, по которой я стараюсь не искать частых встреч с ним, предпочитая короткие, ни к чему не обязывающие рандеву на людях. Я… – она неожиданно взглянула мне прямо в глаза и я поспешно отвел взгляд, – я не очень хочу быть похожей на него. Вы ведь знаете, что при долгом знакомстве, при близких отношениях люди становятся постепенно похожими друг на друга. А я…
– Да, вы другая, – с той же серьезностью ответил я. – Вы совсем другая. Скажите, если это не ваша тайна, откуда вы и как попали в наш город?
– Неужели так заметно, что я нездешняя?
– Нет, нет, просто городок наш не такой большой, чтобы нельзя было бы заметить в нем вас.
– А я другая, – губы сложились в грустную улыбку. – Вы правы. Я приехала с месяц назад, издалека. Живу в одном мегаполисе, не так уж и важно в каком именно, а когда выпадает свободное время, когда наступает весна, я стараюсь покинуть его, отправляюсь в путешествие по городам и весям нашей необъятной страны.
– Вы счастливы, коли имеете такую возможность для путешествий, – заметил я.
– Возможно. Я езжу по миру на этой машине, останавливаясь именно в маленьких городках, отчего-то я очень люблю маленькие городки, живу в них с неделю или больше, а затем спешу куда-нибудь дальше. И только когда приходит глубокая осень, я возвращаюсь домой. И нетерпеливо жду конца зимы и первых теплых весенних дней, жду, когда сойдет снег, и земля покроется робкими цветками мать-и-мачехи. Все это время, чтобы не думать о зиме, я работаю, полностью загружаю себя работой, чтобы уставать и, не замечая ничего двигаться по заданному маршруту: постель – утренний кофе – работа – ужин – постель. Так мне проще, так не думается ни о том, что на улице глубокий снег, что дороги замело, что дни стали коротки и сумрачны, а ночи бесконечны, что весь мир погрузился в ледяное оцепенение. Но едва только приходит весна, мир освобождается из плена, а вместе с ним свободной становлюсь и я, и тогда я вольна покинуть мегаполис, в котором живу пять холодных месяцев в году, мной именуемые зимою, и отправляюсь в странствие.
