– Ты был на месте. Не переживай. Все прошло, как и должно было быть, – эта последняя фраза смутила меня.

– И все же, мне кажется…

– Забудь, – коротко приказала она. И добавила, помолчав: – Тем более, он все равно никогда не приедет сюда….

Наступившая пауза оказалась последней. После нее мы простились. Уходя, я отчего-то замешкался у калитки, а она быстро пересекла сад и взбежала на крыльцо.

– Я проводила его, мама, – донесся до меня ее голос. – Подожди, дай я сама.

– Не надо доча. Все в порядке, я уже дотянулась.

Еще несколько минут я стоял у калитки, но более не услышал их голосов. Лишь звуки шагов, звон убираемой посуды и шорох с поскрипыванием колесиков кресла-каталки. Они молчали, мать и дочь, ничего не говорили друг другу. Точно боялись спугнуть неосторожным словом – ту иллюзию, что в промозглый октябрьский вечер каждая из них построила ради другой.

Машина выбралась на шоссе. Скорость тут же возросла, стрелка спидометра, подрагивая, отлепилась от шестидесяти и медленно двинулась дальше. На пустынной дороге можно выжимать из «шевроле» все, на что он способен.

Шины едва шуршат, отбрасывая прочь пролетавшие под кузовом метры полотна. Они складываются, обнуляются, и тогда проскакивает полосатый верстовой столб с номером. Сейчас цифра на нем перешла за сороковую отметку. А на шоссе по-прежнему никого нет. Только ветер, свистящий в ушах, холодное свинцовое небо с накрапывающим дождичком, горизонт, и бесконечное полотно, вечно стремящееся к нему. Оно почти идеально прямое, лишь изредка я трогаю руль.

Вокруг пустота средней полосы России. Кое-где виднеются жидкие леса, деревеньки, прижавшиеся к дороге и поля, уходящие по обе стороны шоссе вдаль, насколько хватает глаз. Они уже давно убраны – конец сентября, земля умирает; постепенно она покроется ледяной коркой, ожидая прихода зимы.

Новый поворот, я отвлекся, мысли сбились. Внутри кабриолета звучит то полушепотом, то срываясь в крик голос Криса де Бурга. «Леди в красном», его лучшая песня. Нежная мелодия пронзает. Я вслушиваюсь в слова, но не слышу их, полотно сковало мои мысли. Только я и дорога, и неважно, сколько это будет продолжаться. Сейчас я один в целом мире. А когда вернусь, то буду один в четырех стенах, а это страшно. Потому я и не думаю о грядущем, оставаясь мыслями, каждой минутой здесь и сейчас. Далеко ото всех. Мир слился в магистраль, которую терзает «шевроле» своими шинами.

Я опускаю верх машины. Набежавший ветер тотчас же бросается на мои волосы, треплет их, кидает в лицо ледяные капли дождя. Пускай.

Новый взгляд на верстовой столб. Уже пятьдесят шесть. Навстречу промчалась серым вихрем машина: должно быть, водитель также пребывает в восторге от бесконечного полотна, стелющегося от горизонта до горизонта.

Криса де Бурга сменяет команда «Иглз» с их жутковатым шлягером «Отель „Калифорния“». Дождь припустил еще сильнее, северный ветер, невесть откуда взявшийся, с яростью дует в лицо, заставляя поминутно жмуриться и закрывать глаза, все более доверяя машине. Может она и не смахнет на повороте с шоссе. Впрочем, смахивать тут некуда. До самого Питера, а именно туда несется мой «шевроле», дорога прямая как стрела. Трудно сбиться с выбранного курса.

Интересно, куда же я заеду на этот раз? Мне до боли не хочется поворачивать назад. Может, поэтому я и рассекаю хмурое пространство, убегая вдаль, прочь ото всех… и от себя тоже.

Дождь резко усиливается, заставляя меня закрыть верх кабриолета. Еще секунда – и мне послышался голос Светланы: «Хорошо, что ты закрыл машину, милый, я совсем продрогла».

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Разумеется, на заднем сидении никого. Она любила устраиваться там, полулежа, всматриваясь в проносящийся мимо пейзаж. «Милый, не гони так, ведь мы гуляем».

Наверное, всему виной скверная погода. Когда по небу низко ползут тучи, меня всякий раз охватывает какая-то странная хандра. Невзирая на протесты Елены, я беру машину и еду, еду, загоняя себя и причиняя ей невыразимое беспокойство. Она все не может привыкнуть к моим странным прогулкам. Впрочем, я тоже.

Вот и сейчас. Я сбрасываю скорость, поминутно убеждая себя, что все в порядке, что я один, что такого просто не может быть, а пальцы дрожат и глаза, нет-нет, да и глянут в зеркало заднего вида.

Иногда она обнимает меня сзади за плечи и шепчет в ухо ласковые слова, просит остановить и отъехать подальше от дороги. И я не в силах ей отказать.

Надо сделать перерыв. Нельзя же так гнать все время. Если я попаду в аварию, это ее убьет. Убьет.

Милая девушка. Кроткая, внимательная, отзывчивая. Она одна в целом свете такая. И любит меня всем сердцем. А потому не может, не хочет понять, что я не могу относиться к ней так же. Просто потому, что люблю… другую, и не в силах вытравить память о ней.

Я с силой жму на тормоз. Покрышки визжат, за машиной остается черный дымящийся след, тонущий в белом мареве. Руки трясутся так, словно я напился до чертиков. Я роняю голову на руль, прижимаюсь лбом к темной коже и жду.

Минуты тянутся медленно, с неохотой сменяя друг друга. Не в силах вынести их течения, я выхожу под дождь, громко хлопая дверью.

Кашемировый костюм моментально промокает. Тем не менее, я медленно обхожу машину, достаю пачку сигарет и пытаюсь закурить.

Зажигалка все время гаснет, сигарета мгновенно промокает, точно не хочет тлеть. Я бросаю ее себе под ноги, закуриваю другую. Результат в точности повторяет предыдущий. Я топчу пачку ногами и медленно отворачиваюсь, глядя сквозь пелену дождя.

Тучи обложили горизонт со всех сторон, нигде и просвета не видно. Дождь снова припускает, и я уже не пытаюсь разглядеть что-нибудь в водной завесе.

Из машины доносятся последние аккорды песни группы «Скорпионз» «По-прежнему любящий тебя». Ее любимый шлягер.

Наверное, поэтому мысли о Свете незаметно прокрались в мою голову. Не могу не вспомнить о ней, хотя эти воспоминания и причиняют мне мучительную боль.

В продолжение унылой темы, избранной радиостанцией в этот час, я слушаю песню «Пылает за окном звезда…» «Черного кофе». Стихотворение Осипа Мандельштама звучит на фоне разошедшегося дождя как-то особенно горестно и терзает душу.

Я выключаю радио и снова влезаю на сиденье водителя. Снимаю пиджак, склоняю голову, касаясь лбом темной кожи. Сижу так несколько минут, понемногу успокаиваясь. И постепенно прихожу в себя

Резкие звуки, вырывают меня из объятий неторопливых мыслей, легкой полудремоты, в которой я пребывал какое-то время. Я вскидываюсь, оглядывая машину. Нет, пустяки, просто я нажал кнопку клаксона неловким движением, сам не заметив того.

И в тот же миг проносившаяся рядом машина резко тормозит и останавливается рядом с моей. Кажется, дорожная инспекция. Из нее выходит крепкий мужчина средних лет и степенным шагом направляется ко мне. Барабанит в стекло костяшками пальцев, вглядываясь в тонированную темноту салона. Смахивает брызги капель, попавших на лицо, и снова стучит.

Я опускаю стекло, пристально разглядывая подошедшего гаишника. Его выправка еще производит впечатление, хотя он уж немолод, лицо избороздили ранние морщины, а виски тронула седина. Он вглядывается в мое лицо, пытаясь заранее определить свои возможные действия.

– Вам плохо? – странно, эти слова он произносит шепотом, участливо наклоняя ко мне голову. Я качаю головой, пытаясь изобразить на лице некое подобие улыбки.

– Нет, нет, все в порядке. Я… просто немного устал.

Видно, он хочет знать, не пьян ли я, не нахожусь ли под действием наркотика. Однако уже через минуту подозрения оставляют его, инспектор сочувственно кивает головой.

– Смотрите, будьте осторожны. Вот ведь какая погода разыгралась. Вы куда едете?

Я искренне пожимаю плечами.

– Просто гуляю.

– Вы из Москвы? Тогда вам лучше вернуться домой. Посмотрите на небо – дождь только усилится.

Он пытается меня растормошить, но все как-то неудачно. Инспектор чувствует это сам, но отходит, качая головой, только когда я включаю зажигание и вывожу машину на шоссе. Некоторое время его машина следует за мной, развеивая подозрения. Я включаю поворотник, слегка притормаживаю, и патрульная машина легко обходит меня.