бойфренде, друге детства, вышла длинной и совершенно достоверной. Я наделила его именем, внешностью и душевными качествами Ярмолы, (что-то в нем было и от Коли Рюмина). Постепенно мифический бойфренд ожил до такой степени, что я заторопилась к нему – мириться, (якобы по мудрому дружескому совету Андрея). Напрасно Андрей цедил сквозь зубы, думая, что так незаметно, что он говорит, (конешно было бы незаметно, если бы Лилька была глухой, зрячей, но ГЛУХОЙ, но она – не была!)
– Сиди, глупое чучело. Я ее сейчас выведу на улицу, и все будет нормально.
Нет, дело уже близилось к 4-м утра, я уже ничего не хотела, кроме как оказаться в родном Квинсе и уснуть. Мы вызвали такси, я опять получила от благородного почитателя пятнаху, (Коля мне тоже тогда после РАКОВИНЫ дал эту пятнаху) и уехала домой бедной нетоптаной курочкой. И опять вслед мне неслось:
– Звони!
Но звонить хотелось все меньше и меньше. Любви хотелось все больше и больше – но всякой вот такой мистической хуеты с раковинами, лампами и негритянками – все меньше и меньше, поэтому я решила никогда больше этому Андрею не звонить, хотя он точно был хороший, еще лучше, чем те два предыдущих. А следующий мужчина, с которым свела меня судьба – был не ничем не хуже, но история с ним вышла – ЕЩЕ ХУЖЕ. Тут уж впервые к любовным неприятностям начали присоединяться финансовые.
РЕКА ДЕЛАВЕР
«Газ стэйшн» – это маленький ночной клуб в Ист-виллидже, сделанный из бывшей газолинки – атозаправки. Весь его дизайн – модный в Виллидже металлолом – во всех видах, мы- то его навидались в пионерском детстве – именно этих швейных машинок и печатных станков, якорей – ведь старались тащить всем звеном – что потяжелее, чтобы быстренько выйти на первое место и – с победой до хаты – до коровы своей, до земли…
Лицензии на продажу спиртного у «Газ Стейшн» не было, и хозяин – испанец Орландо изобрел гениальный напиток – мы звали его «Арбузовка», (а надо бы назвать «Орландина») – он смешивал в миксере водку с арбузом. Это – ихнее национальное латиноамериканское питье – только забыла какой из многочисленных Латиноамерик.
Ничего вкуснее я в жизни не пила.
Там иногда играли «Унтер-апельсины» – мои настоящие друзья детства. Играли они по наколке Наташи Шарымовой – еще одной легенды Русского Нью-Йорка, я их к ней когда-то и привела.
«Унтер-апельсины» – довольно унылые изящные юноши – неразлучные друзья. При этом один из них – человек хороший, а другой – не очень. Таланта особого в них не наблюдается. Как говорила моя мама « Наблюдается недовложение мясного продукта», (она нашла эту чудную фразу, в случайно попавшемся ей на глаза протоколе, освещающем работу какой-то общепитовки).
Пели «Апельсины» какой-то, якобы ими изобретенный Эрото-рок, а Шарымова вполне безуспешно пыталась их раскрутить – это в Нью-Йорке- то, где музыкальная энергия прет из под каждого камня – так, что идешь по городу и незаметно для себя – танцуешь.
В тот раз они играли на «Газолинке» и даже там умудрились развести тоску. От тоски я стала оглядываться вокруг (все вокруг были знакомые) и радостно заметила Колю. Нет, вовсе не того! С этим именем происходит вот что: имя, как известно, что-то да значит.
Вот например: пока я жила в России у меня за всю жизнь было только три знакомых Коли, а тут на Нью-Йоркщине их стало – шесть! И это при том, что местное русское комьюнити все же в массе своей – еврейское, а Коля – имя чисто русское. Вот такая странная, на первый взгляд статистика. Но если верить в силу и значение имен – то все становится на свои места, ведь Святой Николай – он же Никола Морской, в честь которого, все эти люди названы Колями – покровитель не только России и маленьких детей, но так же и всех моряков, путешественников, авантюристов и вообще рисковых людей, (уголовные преступники тоже молятся именно Святому Николе).
Вот и выходит, что сила, заключенная в этом имени, потащила множество Николаев со всей России – в дальнюю дорогу, за неведомой судьбой и оттого их так много скопилось тут – в еврейской Нью-Йоркщине. В моей истории появится еще двое Коль!
В общем, вижу – стоит КОЛЯ ХРЯПИН, старый знакомый. Коля Хряпин – красотой не отличается. И зуб у него золотой. Но при этом он какой-то – «Парень без кепки», и этим все сказано.
Неожиданно он мне очень обрадовался. Мы с ним оба были приятели «Апельсинов», вроде как, обязанные слушать их эротические завывания, это нас и сблизило. Коля обнял меня и стал нашептывать мне на ушко всякие нежные слова, типа:
– Ну и херня же этот их Эрото-рок. Ну и кретины же они… блин, за что ж мы должны так мучиться?
Постепенно я почувствовала в Коле – родственную душу, поняла, что нас связывает общее понимание искусства (хотя и на лицах всех остальных слушателей бродило довольно кислое выражение – видимо «недовложение мясного продукта» ощущалось не только нами.) Почувствовав в Коле родственную душу, я простила ему отсутствие нечеловеческой красоты и приникла к его могучему плечу на полную катушку. И тут Коля сказал:
– Давай уйдем отсюда. Делать тут дальше нефиг. Сейчас Сашка Некрасов на джипе подскочит. Поехали с нами. YOU, LL HAVE A GOOD TIME!
Вот эта стандартная фраза про хорошее время и явилась для меня в тот вечер роковой. Ее часто говорят бедным девушкам и всегда она означает одно и тоже – поход в ресторанчик или кафе, выпивание чего-нибудь, а потом и любовное свидание, если девушка не против. Я была Девушка Не Против и радостно согласилась. В конце концов, с лица воду не пить, по одежке встречают, по уму провожают, не в деньгах счастье, да и своя рубашка ближе к телу, то есть духовная общность – веский аргумент для физической близости.
Сашку Некрасова я тоже знала давно – буквально с первых дней в Америке. Сашка Некрасов жил в знаменитой «Некрасовке», и являлся старшим сыном ее хозяев – Володи и Шуры Некрасовых. Володя и Шура – питерские художники, по природе своей – люди полностью деревенские – не хуже меня, но если я – вечная голытьба, то Некрасовы – явное кулачье – крепкое хозяйство. Володя родом кажется с Вологодщины, а Шура вроде как, коренная питерская. Они приходятся некровной родней Олегу Григорьеву.
В Русском Нью-Йорке их знают все.
Посреди плохого, в ту пору, Бруклина, Володя купил когда-то за бесценок пару развалин, отстроил их и один дом начал сдавать посторонним испанцам, а в другом образовалась знаменитая «Некрасовка». На одном этаже хозяева жили сами, а все остальные части дома сдавали друзьям – художникам и поэтам. Долгие годы в «Некрасовке» обитал Костя Кузьминский с Эммочкой и тремя борзыми, там же поселились, и Генрих Худяков, и Витек Володин, и живая курица, чудесно спасенная от ритуального убийства в канун субботы.
Курица впоследствии размножилась и обросла другими мелкими домашними животными – козами, овцами, коровой и лошадью. Художникам и поэтам стало тесновато и все они посъезжали, оставив в «Некрасовке» уже вполне сформировавшееся кулацкое хозяйство, состоящее из Володи, Шуры и взрослых сыновей. Что же касается выпить, посидеть и послушать Шурино пение, равного которому, наверное нигде на свете нет, (и даже в Нью-Йорке это очевидно), все это по-прежнему в «Некрасовке» происходило. Я часто приходила туда с родителями. Получалось, что через родителей я дружу со старшими Некрасовыми, а сыновья их тогда были еще очень молодые и сильно американизированные, и мне с ними было не очень интересно. (Сашка впоследствии стал таким русским человеком – что дальше ехать некуда, а младший женился на ирландке, но, честно говоря, тоже сильно обрусел).
Все же пару раз я приходила к младшим Некрасовым на какие то пьянки – как раз с «Унтер-апельсинами». Кажется, и Колю Хряпина я впервые встретила именно там.
Одним словом, идея отправится с Колей, Сашкой Некрасовым и его в ту пору американской гелфренд, куда-то «иметь хорошее время» показалась мне вполне очень даже чудной и я доверчиво залезла в джип и прижалась к Колиному плечу. Мы поехали по ночному городу ….мимо «Энивея», мимо «Русского Самовара», мимо «Рюмочной», мимо «Дяди Вани», мимо «Черных очей», «Белых ночей» и все прочих питейных заведений Русского Манхэттена, но я не удивилась, решив, что мы направляемся во что – то американское – или вообще во что-то экзотическое (вот тут то я как раз и не ошиблась!). Дальше раз – хрясь – Бруклинский мост.