– Бесы ее кружат! Какие на хрен, бесы? Юля, ты знаешь еще хоть одного человека, который моет ноги в раковине? Одного? Люди ПРИНИМАЮТ ДУШ! ИЛИ ОНИ ВООБЩЕ НЕ МОЮТСЯ! Но никто не сует ноги в раковину! Да их и невозможно туда засунуть – раковина высоко, как ты умудряешься их туда засовывать?

– У меня ноги длинные…

– Давай-ка я тебе вызову тачку, и ты поедешь домой со своими длинными ногами – видеть я тебя, честно говоря, не хочу…

– Давай-ка…

Мне было жалко Колю и раковину, больше чем свою пятку и разбитое сердце, и я покорно уехала в родной Квинс.

Через пару недель мы встретились на какой то выставке, и он сказал, что раковину починил, и чтоб я как-нибудь заезжала, но за эти пару недель со мной уже случились два следующих происшествия, окончательно заставивших меня поверить в Мелких бесов.

Ясное дело, Ирка опять ругалась. Тот факт, что меня охватывает ужас, когда вода льется сверху на голову, впоследствии явился важным аргументом для официального признания меня сумасшедшей и выдачи мне пенсии. Но если психиатру все это можно как то объяснить, (фрустрации детства: слишком рано прочитанные «Записки сумасшедшего» – там ему льют воду на голову, и нежелание взрослеть – сменить детскую ванну на взрослый душ), то обыкновенному человеку – невозможно, даже если он – Ирка.

– Ты сумасшедшая! Понимаешь, сумасшедшая.

– Америку открыла! Что сумасшедшим ебаться не положено?

– Нет, не положено! Им положено в психушке сидеть. Там – санитары и они…

– Трахают! Это у меня бывает каждый раз, когда я замуж выхожу за хорошего человека – полное ощущение дорогой психушки с заботливым санитаром, в обязанности которого входит еще и сексуальное обслуживание. Последний раз проходила лечение три года по адресу город Блюмингтон, Мид-вест Идиана!

У самой Ирки дела матримониальные дела двигались неплохо. Вчера Лудмер впервые взял ее с собой в синагогу на Аппер Ист-сайд. Что такое Аппер Ист-сайд вы уже примерно представляете, после главы о Яппи, а что такое нью-йоркская синагога (так же как мечеть, кирха, православная церковь или костел) – я вам сейчас разьясню.

Это вовсе не то, чем вы привыкли считать все подобные заведения – то есть место, где собираются люди, для того, чтобы под руководством должностных священных лиц, совершать общение с Богом, выражаюшееся в пении ему псалмов, просьбе о прощении и передачи разного рода других просьб и поручений. Так может быть, и заведено во всем остальном мире, но Нью-Йорку, аэропорт которого, каждый день выплевывает из своего чрева сотни растерянных новорожденных американцев с младенцами, бабушками и запасом мыла на три года вперед – такая роскошь просто не по карману. У нас

– Не до жиру – быть бы живу

и опять же

Люди женятся – гребутся, а нам не во что обуться.

У нас во всех вышеуказанных учреждениях – непрерывно идет раздача одеял, ботинок, ортопедических матрасов и прочих атрибутов материального благополучия. Традиция Первых Поселенцев – не умирает, СТАРЕНЬКИЕ экипируют НОВЕНЬКИХ. При этом каждое религиозное заведение обслуживает только СВОИХ, (или тех, кто, по крайней мере, удачно притворяется таковыми.) Помимо материальных благ, в культовых учреждениях выдают и духовные – дружеские, любовные и деловые связи, наколки на черную работу для нелегалов, на дешевое жилье и т. д. Храмы и синагоги стоят в спальных районах через каждые десять улиц и всюду одно и тоже. Разница только в том, что если в маленькой русской церкви, которую я стала посещать впоследствии, вам выдадут табуретку или пару носок и пристроят на мытье полов, то скажем, в синагоге на Аппер Ист-сайд – вам могут выдать роскошный гарнитур в стиле Людовика 14-го или пристроить вашего ребенка в Гарвард. Но система – общая.

Все это – не про Церковь. Но никогда не повернется у меня язык, сказать, что все это – не про Бога.

Отчего ж не про Бога – если Бог и есть – самый Главный Маклер, самая Главная Сваха на свете? Он – Творец, Созидатель, Соединитель всех и вся. Он – главный на хлеборезке – раздаче одеял, и все эти суетные люди в храмах – разве не первые ему помощники? Изобрели эту систему наверное древние евреи, а подхватили – здешние Первые Поселенцы – протестанты – потому что, вот мы и вот голый берег – и надо пережить первую зиму, да, мы приплыли сюда во имя и во славу Господа нашего, но если не пережить первую зиму – то некому будет его славить. А следующей весной – пришел новый пароход, и для следующей партии настала ПЕРВАЯ ЗИМА.

Нынче уж прошло около трехсот лет, а ПЕРВАЯ ЗИМА в Америке все не кончается – для кого-то она всегда существует.

А церковная служба? Служба идет… но как что-то очень неглавное в этом месте – типа, «Солдат спит – служба идет…»

Одним словом Эмиль Лудмер – посещал синагогу на Аппер Ист-сайд и возлагал на нее большие надежды. Ирку он, признаться, честно любил и собирался, пока суть да дело, перевести ее в иудаизм – ну на всякий случай – может и придется на ней жениться – любовь все-таки, а не придется – так тоже не беда – «не приедет тетя – останешься как дурак с чистой шеей» и только.

Из книги «Руфь» всем нам хорошо известно, что переход в иудаизм из другого вероисповедания по причине желания вступить в брак с иудеем – невозможен. Это считается вроде как нечестно. Но – Аппер Ист-сайд… это все же Аппер Ист-сайд. Однажды, в первый свой американский год, мы шли с мамой по Третьей авеню, рассматривали витрины и ужасно радовались, что в мире так много всякой красивой всячины. И мама сказала:

– Какое счастье, что в нашей семье никто не знает зависти, из копилки пороков – этого Господь никому из нас не отсыпал, даже на грамм – будь по-другому, нам было бы трудно в этом городе. Тут есть все и со всего света. Завистник тут сойдет с ума, а нам просто кажется, что живем в огромном музее…

Мне приходилось видеть холодных англичанок из старинных семей, или ретивых католичек итальянок, которые старательно готовились к сдаче экзамена по иудаизму, делая вид, что наконец то им открылся истинный Бог, и клянясь во врожденной любви к евреям, (ну а где ж, как не в закрытом английском клубе учат жидолюбию!) и все это ради того чтобы, замуж туда – на вожделенный Аппер Ист-сайд. И я всегда удивлялась этой привычке моих богатых соплеменников – обязательно перед свадьбой перевести «шиксу» в иудаизм, как будто перед тем как войти в молодую жену и впустить ее в себя, Аппер Ист-сайд проверяет – способна ли эта женщина на предательство, обман и отречение. Если способна – экзамен пройден успешно и вперед – под хупу!

И все это в Нью-Йорке, который решил и эту вечную проблему человечества, воспетую в народных песнях многих народов – любовь к иноверцу.

В ранней прозе Горького, молодая казачка-вдова, живущая (потихоньку, под кустом!) с работником – татарином, жалуется автору:

– То, что у людей – Бог разный нам, бабам, очень мешает… нам, бабам, вообще многое мешает…

Мне кажется, что яростное увлечение атеизмом в 20-м веке – это и был ответ неразумного людского племени, на Разного Бога, на ситуацию, в которой люди живут рядом, встречаются каждый день, у них есть общий язык для общения, и им дозволено дружить, и вести дела совместно, и вместе выпивать иногда, а вот любиться – не дозволено, ни в коем случае. Какой это, однако, ужас!

И вспоминается отец-араб, виденный мною, в маленькой йеменской деревушке, сидящий на крыльце рядом с собственноручно отрубленной головой младшей дочери (согрешила с английским лейтенантом!) и горько плачущим – дочь все-таки, не хрен собачий. Не спрашивайте, когда и при каких обстоятельствах мне довелось посетить Йемен – печальное это зрелище перешло в мои глаза из ушей, а туда попало из уст Пети Грязневича – старого питерского арабиста, встреченного мною в Мид-вест Индиане.

Мир устал от Разного Бога, мешающего бабам, и к началу 20-го века был уже почти готов и вовсе всякого Бога отменить. Но по причине того, что Бога отменить не проще, чем его ближайших родственников – таракана, например или еврея, (а их можно только временно выморить, и с Богом это отлично получилось в России, в какой то момент), все же в конце века стало ясно, что атеизм – занятие бесполезное, и изобретательная Америка изобрела экуменизм – специально в помощь «нам бабам». Больше то он ни для чего не нужен – просто не бить любого иноверца при встрече СРАЗУ палкой по голове – мир, скрипя сердцем, согласился уж пару веков назад, где-то сразу после Варфоломеевской ночи («Ой как неудобно…») На Балканах все еще пошаливают, но их явно испортил квартирный вопрос. А экуменизм – он для нас, для баб – и под лютую ненависть священнослужителей всего мира (а баб среди них – вроде как нету), он расцвел в Нью-Йорке пышным, цветом.