Чурбаков сидел за столиком с каким-то незнакомым мужиком, был весел и, не проявив обычной ненависти, даже предложил мне с ними выпить. Я решила, что все это хороший знак, развеселилась, несла какую-то веселую хренотень и смешила их обоих. Неожиданно мужик (его звали Андрей) сказал:

– ЭТА – лучше всех. Однозначно. Из всего, что ты мне показывал – эта самая лучшая. И все выйдет. Спасибо, что привел меня сюда.

– Вот именно, а ты еще упирался. Хотя я бы на твоем месте посидел еще. Юля все-таки ИЗВЕСТНАЯ ГОРОДСКАЯ СУМАСШЕДШАЯ.

Ося все же не удержался и сказал мне гадость! Да еще и при Андрее, которому я явно понравилась. Я встала:

– Все, ребята, я пошла на хрен и там подожду, пока вы подойдете!

На углу Второй и Второй Андрей меня догнал и мы как то сразу – без предисловий начали целоваться. Ну, так бывает иногда, когда уж очень давно никого не было, и нет сил на разговоры. Потом он опять сказал, что я – лучше всех, и кажется, ему крупно повезло. Мы еще немножко поцеловались на улице, а потом он сказал, что живет рядом и можно пойти к нему и у него дома есть курнуть немного.

Мы пошли. По дороге он спросил, останусь ли я ночевать?

– Конешно, я могу остаться, но только если ты думаешь со мной трахнуться, то знай, что ничего не выйдет.

(Кажется, мне впервые в жизни пришлось произнести такие слова, достойные Поистине Порядочной Женщины).

– А я думал, что понравился тебе. Ты то мне зверски понравилась.

– Да нет, не из-за меня. Просто НЕ ВЫЙДЕТ. СО МНОЙ ЧТО-ТО ПРОИСХОДИТ…

– Ист-инфекшн? Ну не эйтс же у тебя?

– Не со здоровьем! Меня бесы крутят. Мелкие…

– Мелкие все таки лучше крупных. А с брильянтами наоборот почему-то… ну давай рассказывай, чего происходит.

Шли мы минут десять, и я успела вполне подробно изложить всю историю с Ярмолой и всю историю с Колей. Конешно, он их обоих хорошо знал! По тем – лимоновским донашим временам.

– Ярмола – старый хрен! Рюмин – старый мудила! Ну ты даешь! Вот дурища то! Ах ты – глупое чучело… Хули ж ты ходишь к разным козлам?

У него был точно такой же слэнг, как у Ярмолы и Коли. К этому времени мы уже перешли границу Ист-Вилледжа с более респектабельным Вест-Вилледжем, поднялись на 25 этаж хорошего дома и вошли в квартиру. В гостинной ОПЯТЬ стояла ТОЧНО ТАКАЯ ЖЕ мебель. И ТОЧНО ТАКАЯ ЖЕ лапма! МЕЛКИЕ БЕСЫ ЯЗВИТЕЛЬНО ЗАХОХОТАЛИ И ПРИГОТОВИЛИСЬ К ПРЫЖКУ.

– Ничего не выйдет… дурища! Я не Ярмола и не Рюмин! Ты мне охуенно нравишься, понимаешь. ВСЕ у нас с тобой выйдет. Хочешь, хоть все тут разгроми. Вот тебе эта гребаная лампа, вот – эта гребаная раковина. Засовывай свои ноги, куда хочешь, бей, круши! Мне по фигу. Ты – самая лучшая, и я клянусь, что мы сейчас покурим с тобой траву, а потом ляжем в койку и все получиться, как твоим козлам и не снилось!

Все это звучало замечательно, я успокоилась. Андрей достал кальян – какой то специальный – навороченный и начался привычно нью-йоркский предлюбовный ритуал.

Я иногда годами не курю траву, так же как годами обхожусь без кино, но ничего против использования изредка и того и другого не имею. Хотя ни по траве, ни по кино никогда не скучаю. В общем, оба эти явления могут доставить мне радость своим присутствием, но никогда – не причиняют тоску и боль своим отсутствием, в то время как отними у меня книги или кабацкое хмельное веселье – я буду сильно горевать.

Кальян закурился, конопля – «Божья шалость» запахла сразу отовсюду, мы опять целовались, и я успела подумать, что вот вся эта хрень с бесами кончилась, и вообще все это мне показалось, а потом я уже и думать ничего не хотела, а только чувствовала его губы и руки везде-везде, и его запах, очень резкий – запах возбужденного зверя.

У молодых народов это проявляется сильнее, чем у древних – потому что они меньше прошли по дороге от животного к ангелу. Этот запах с непривычки пугает, но ничего в нем плохого нет, и он бесследно исчезает, когда наступает «пост коитус тристиа». Тогда любой человек уже просто пахнет сам собою – своею душой, после тридцати, каждый уж пахнет душой через все поры. Вот такой портрет Дориана Грея. Через запах можно узнать о человеке – хороший он или плохой.

Я – всегда пахну мятным молоком – ну которым в детстве лечат кашель. Володя Рекшан – лимоном (и кто бы мог подумать – такой нордический мужественный человек), Захар Михалыч – тревогой и мирской суетой, а Хвост – сухой стружкой и мокрым птенцом. Недавно мне довелось прыгнуть в оркестровую яму, на концерте «Аукцыона» – лето, танцующие полуголые детки – это был настоящий суп из запаха – наверное, о таком и мечтал Гренуй – запах счастливого благодатного язычества. Потому что это была паства «Аукциона».

Чем пахнут плохие люди – я не могу сказать – никогда не приходиться к ним подходить и их нюхать.

Но вот этот запах – совсем другая история – от него страшно и сразу чувствуешь себя ведьмой на Лысой горе, закрываешь глаза и думаешь что это волк или козел. Не какой-нибудь там СЕРЕНЬКИЙ ВОЛЧЕК, который тебя схватит за бочек, или СЕРЕНЬКИЙ КОЗЛИК, который жил-был у тебя – бабушки, а НАСТОЯЩИЙ – ГОЛЫЙ ВОЛГЛЫЙ КОЗЛО-ВОЛК ИЗ ВАЛЬПУРГИЕВОЙ НОЧИ, из Брюсова, Белого, Кузьминского, Тиля Уленшпигеля, Испанского сапога, Маски голода, Капризов Гойи и прочего замечательного УЖАСА.

И вот этот сладкий ужас уже смешался с запахом травы, и последнее сознание стало улетучиваться…. И РАЗДАЛСЯ ЗВОНОК.

ПРЯМО В ДВЕРЬ – не с улицы, из домофона.

Мы оба посмотрели на часы – было полтретьего ночи.

Андрей подошел к дверям, и, спросив, «Ху из ит?», видимо остался удовлетворен ответом, ибо дверь открыл.

В квартиру вошла молодая негритянка-островитянка ослепительной красоты. Она толкала перед собой коляску, в которой сидел мальчик лет двух, чуть смуглый, светлокудрый и голубоглазый, но с ярко-выраженными негритянскими чертами лица.

Родословная этого прелестного ребенка, на фоне всего происходящего, не оставляла ни малейших сомнений.

– Лилька!

Потрясенно выдохнул Андрей и продолжил по-русски:

– Фантастика. Я уж год как сюда съехал. Она никогда не приходит без звонка. Ночью! Что все это значит? У тебя вправду бесы, что ли?

Я, как всегда в подобных ситуациях, решила, что хуже всего сейчас Лильке и утешать надо именно ее. Вид у нее был растерянный – на вопрос, что случилось, она сказала, что просто решила прогуляться с ребенком перед сном и незаметно дошла вот сюда. Ну и решила заскочить. А что?

– Незаметно дошла сюда? С 96-й улицы? Сколько ж ты шла?

– Часа два, наверное. А что?

– Я ее год назад бросил. Хату ей оставил. Все оплачиваю… да я и не сплю с ней уже месяцев шесть! У нее жених – храбрый капитан Марио… Блин – что ж такое делается?

Я не буду объяснять, что говорится по-английски, а что по-русски, ладно? Почему то считается хорошим тоном видеть в невидимом читателе полного идиота, да я в общем, то и не против, в конце концов, каждый из нас мечтает о больших тиражах, выступлениях перед стадионами, в шахтах и на ткацких фабриках, но если поразмыслить, (а это мое любимое занятие – праздные размышления «щелканье мудростью» – так звучит английская идиома), то становиться ясно, что ни на стадионе, ни на ткацкой фабрике, ни в шахте – идиот ЭТУ книжку в руки не возьмет, ни при каких обстоятельствах. Для обслуживанья его культурного досуга есть – разные газеты, журналы, кинофильмы и телепрограммы. Так что мне – при всем желании, рассчитывать на него нечего. Я вот лучше напишу для ребят с понятием, а уж как прославлюсь, да попаду в передачу «О бедных и знаменитых» – там я буду проще и доступнее.

В общем, я стала бедную Лильку утешать, на ходу сочинив историю, о том, что мы с Андреем – друзья детства, и я – гелфренд нашего 3-го друга детства, с которым поссорилась и пришла к Андрею посоветоваться. История о подлеце