Ага, думаю, значит ужинать будем в Бруклине – и там же в «Некрасовке» ночевать. Видимо старшие Некрасовы – в отъезде и дом целиком в распоряжении младших.
Джип притормозил прямо у дома.
– Ага, думаю, значит ужинать будем просто дома. Поужинаем и спать. И чего он тогда так торжественно обещал «хорошее время» – в смысле – ТАК хорошо он меня трахнет что ли? С другой стороны трудно что-нибудь возразить против такой формулировки. Секс в большинстве случаев – время хорошее… ну ничего страшного – плохо конешно, что в Бруклин завезли – ну завтра суббота – съездим куда-нибудь на Брайтон или на океан, в общем, как завезли, так и вывезут….
Под эти неторопливые мысли, я уже оказалась в комнате на первом этаже. И тут началось что-то странное. Никто не пытался накрывать на стол или на худой конец стелить постели. В комнате шли бурные приготовления, к чему- то, чего я совершенно не могла понять: Коля и Сашка начали ходить взад- вперед с какими-то рюкзаками, носить во двор ящики с пивом, брезентовые палатки, потом они стали обматываться патронташами, забивать пыжи… на что они намекают? Не садо-мазой ли тут пахнет?
– На. Это будет твое.
Передо мной стоял Коля и протягивал мне – РУЖЬЕ.
– Чего, МОЕ?
– Ружье. Да оно не тяжелое, попробуй.
– Да я не умею. Стрелять то… зачем оно мне?
– Стрелять мы тебя научим. Ты же сказала, что хочешь с нами ехать.
– Куда ехать?
– Как куда? На Делавер, понятно. Мы ж едем на Делавер до понедельника – охотиться на оленей. Мы с тобой и Сашка с Деборой. А стрелять я тебя научу, не волнуйся, это просто, ну может с первого раза ты оленя и не завалишь, но все равно, будь уверена YOU, LL HAVE A GOOD TIME!
Мне уже был ясен весь ужас моего положения – плохой Бруклин – три часа ночи…
– А родители…?
– На Делавере. Они там дом строят. Ну, мы- то прямо там, в горах палатки поставим. Классно будет, вот увидишь.
Все ясно. Ночевать я тут не могу. Через Квинс они не едут – это ровно в обратную сторону, а им до Делавера пилить и так часа четыре…. В кармане у меня – последняя двадцатка и я на нее должна дотянуть до следующей пятницы. И дотянула бы, но кар-сервис отсюда до меня как раз столько и стоит…
Господи!!! Что ж ты издеваешься надо мной!!!
Дальнейшее вспоминать уж совсем неприятно – их удивление, уговоры… Мои, оправдания: вегетарианка, ненавижу охоту и поездки на природу, оленей, наоборот – люблю, звучали для них непонятно и оскорбительно, и уж совсем невозможно было им объяснить – зачем же я села в с ними в джип и сюда приехала. Потом вызывали кар-сервис, раздраженно ждали, когда он приедет, при этом было ясно, что колличество людей, считающих меня сумасшедшей – увеличилось еще на две штуки (Дебору – не считаю).
В общем, я опять покатила в Квинс – точно как поет Шура Некрасова, своим несравненным голосом в одной из песен:
Эх да на последнюю пятерку
Найму я тройку лошадей…
А ребята отправились на своем джипе на реку Делавер.
Я тогда не знала и не думала, что через несколько лет загадочная и прекрасная река Делавер – станет тем самым местом на земле, где находится мой ОТЧИЙ ДОМ.
Не метафизический, а конкретно-реальный Отчий дом, есть далеко не у каждого. У большинства жителей моей исторической родины России – в прежние годы, Отчие дома мало у кого встречались – последние сто лет истории этого места плохо располагали к сохранению Отчих домов, в каком бы то ни было виде. Метафизическим Отчим домом – являлся все тот же Пушкин ну и конешно – Береза, которая для всего годиться: и для «в лес погуляти…», и для «ты прежде, Отчизна, меня напои…», и для лапти сплесть, и для повеситься, если уж пришла такая нужда, одним словом – НАША РУССКАЯ БЕРЕЗКА, над которой никак мне не удается зарыдать, при встрече с ней где-нибудь в Мэне или Вермонте; а вот в сосновой роще – всегда готова плакать, стоит только увидеть эти сиренево- розовые голые стволы-мачты, уходящие высоко в небо, услышать запах сосняка – запах Родины. Всеволожского, там стоял зеленый дачный дом, построенный другим дедушкой – столяром. Там проходило самое раннее детство – все эти карты на темном чердаке и голые попы на помойке (игра в доктора) и война с осиными гнездами…
Все же там была дача, а Отчего дома – не было. Нынче в России все изменилось – повсюду леса и пилы, полным ходом идет постройка множества новеньких Отченьких домов – скоро будет как в Америке, а Америке – Отчий дом есть почти у каждого – ничего, что он часто находиться в какой- нибудь жопе, типа Мид-Вест Индианы – и к тому же в весьма захудалом состоянии – все равно это здорово, когда он есть. Раньше – в додвадцатом веке – и в России у многих эти Отчие дома находились, где попало и в захудалом состоянии, а все равно легче жить, зная, что где- то ОН есть.
Никто из моей семьи, ни о каком Отчем доме и не мечтал, мечты таковые несвойственны потомкам российских евреев и бакинских армян, достаточно для счастья и того, что все мы, в очередной раз живы и вместе – ну хотя бы по одну строну океана, но судьба, в лице писателя Василия Агафонова, а попросту Юлика Гантмана – рассудила иначе. Юлик первый купил старый дом на реке Делавер, привел его в порядок и начал жить там подолгу один или с гостями. Но в одиночестве Юлик скучал и по этой причине всегда внимательно просматривал объявления о продаже недвижимости в местной газете.
Когда Костю Кузьминского с Эммочкой и тремя борзыми начали в очередной раз выкидывать на улицу за неуплату – Юлик увидел некий вариант, показавшийся вполне подходящим. Костя, конешно, пытался остаться на Брайтоне, не из любви к маленькому Брайтону, который он все эти годы тихо ненавидел. А из любви к большому ОКЕАНУ, лежавшему прямо у ног Брайтона и соответственно у Костиных тоже.
Костя позвонил даже своему старому другу – ВЕЛИКОМУ РУССКОМУ ХУДОЖНИКУ и рассказал, что вот плохи дела – если не внести к пятнице триста баксов – выкинут на хрен с вещами, борзыми и Эммочкой. Друг посочувствовал и сказал, что с жильем всегда большие расходы – у него вот в имении – тоже неприятность – погнулся чугунный столб для привязывания лошадей и вынь да положь – три штуки на починку – морока…
В общем, Юлик нашел что-то, правда без крыши, пола и стен – но зато на реке Делавер, да еще и на ручье, да еще и прямо возле узкоколейки. Кузьминский согласился в ЭТО – въехать. Он продал пару картин художника, которому лошадь, блин, важнее старой дружбы и купил… нет, Костя купил не Отчий дом, а свой собственный ДОМ-МУЗЕЙ.
И тут уж тема ПЕРВОЙ ЗИМЫ вступила на полную катушку – непонятно было как они с Эммочкой переживут эту первую зиму. Я звонила и спрашивала:
– Ну, унитаз у тебя, по крайней мере, есть?
– Есть, но куда ведет – неизвестно.
Вместо стен поначалу были какие – НАШИ РУССКИЕ БЕРЕЗКИ, обтянутые целлофаном. В общем, – ПЕРВАЯ ЗИМА.
А у моих все вышло наоборот – Юлик нашел для них совершенно игрушечный домик на горе в соседней деревне Экванак – оставшийся от двух гномов – мужа и жены. Все дверные ручки в этом доме находились где-то на уровне колен. Но зато там сразу было все, что необходимо для жизни – полный набор свершившейся Американской Мечты – кафель, коврики, креслица, даже ножи и вилки, и все к тому же подобранное по цвету в нежнейшей пастельной гамме «Кантри». Дети старичков-гномов решили ничего там не разрушать, а так и продать этот игрушечный набор «Счастливая старость» – в целом виде. Вот этот подарок и достался моим родителям.
Теперь там – на реке Делавер, прямо на горке – напротив пожарной команды стоит мой Отчий дом. И постепенно создается маленькая русская «артистическая» колония, вокруг Юлика, родителей, Кузьмы и Некрасовых.
Кузьма обжился и завел важные для хозяйства вещи – пулемет Калашникова, три неработающих джипа и яхту «Эмма Подберезкина» – яхта вполне исправная – но на воду ее никогда не спускают – лень. Эммочка посадила сад и огород. Потом они построили баню, а на втором этаже – комнаты для гостей. Каждый вечер ровно в десять, мимо усадьбы, на которой крупными русскими буквами написано «БАНЯ», проноситься товарный поезд, и машинист отдает Кузьминскому честь – вся округа знает – что это – русская знаменитость.
