Как отмечалось выше, это явное преувеличение того, что сказал Унден.

Тугаринов также сообщает, что правительство Швеции думает издать Белую книгу. Его вывод таков: даже частично незакрытое дело Рауля Валленберга будет использоваться различными кругами в Швеции для раздувания антисоветских кампаний. Необходимо дать ответ во избежание серьезного ущерба двусторонним отношениям.

Далее констатируется:

— эти отношения также заметно ухудшились в результате событий в Венгрии, т.е. венгерского восстания (видимо, важная причина, чтобы не давать ответ в октябре);

— антисоветская кампания, вероятно, ослабеет в течение двух-трех месяцев, когда положение в Венгрии «нормализуется»;

— ведущие представители шведского правительства сказали, что добрососедские отношения могут безусловно быть восстановлены к концу 1957 г. (неясно, на чем основаны эти сведения).

Если ответ задержится еще на несколько месяцев, то, по мнению Тугаринова, существует риск его использования «реакционными кругами», для того чтобы помешать начинающемуся улучшению отношений. Если же ответ дать в ближайшее время, то возникнет некоторый краткосрочный шум, но он вряд ли приведет к каким-либо дополнительным последствиям, и, кроме того, будет устранено серьезное препятствие для улучшения отношений.

Последний аргумент состоит в том, что, если поспешить с ответом, может быть облегчена деятельность нового советского посла в Стокгольме.

К совету Тугаринова прислушались. 7 января 1957 г. заместитель министра иностранных дел Захаров посылает своему начальнику Шепилову (новому министру иностранных дел, назначенному на этот пост примерно за полгода до этого) переработанный проект, подготовленный с участием сотрудников аппарата КГБ. Однако он указывает, что председатель КГБ проект еще не видел.

Через неделю в Центральный Комитет посылается новый проект ответа, подписанный Шепиловым и Серовым. После небольшой корректировки он стал походить на окончательный ответ, так называемый «меморандум Громыко». Единственное отличие состоит в том, что сочли уместным исключить упоминание, какие архивы были просмотрены: «в частности, архивы Лефортовской и Лубянской тюрем, а также Владимирской тюрьмы».

Проект одобряется на заседании Президиума 2 февраля, после чего Булганин, Молотов, Шепилов и Серов получают задание окончательно отредактировать текст. Окончательный текст одобряется на новом заседании Президиума ЦК 5 февраля. Это и есть так называемый «меморандум Громыко», который передается послу Сульману 6 февраля.

Итак, теперь, когда мы уже имеем доступ к российским архивным материалам, прежде всего привлекают к себе внимание следующие пункты в «меморандуме Громыко».

Констатируется, что, несмотря на тщательный просмотр разных архивов и опросы многих людей, которые могли знать об обстоятельствах, упоминаемых в переданных свидетельствах, не обнаружено никаких фактов о пребывании Рауля Валленберга в Советском Союзе. Выяснилось также, что никто из опрошенных не знал человека по фамилии Валленберг.

Только при просмотре документов во вспомогательных службах некоторых тюрем в больничном отделении Лубянской тюрьмы был найден документ, «который есть основание рассматривать как имеющий отношение к Раулю Валленбергу». Это так называемый «рапорт Смольцова». В архиве нигде не видно, когда этот документ был найден и был ли он действительно найден в больничном отделении Лубянской тюрьмы. Он не упоминается ни в одном проекте до января 1957 г.

Следует также помнить о предложении Молотова Центральному Комитету в апреле 1956 г.: ведь там говорилось о двухнедельном поиске, если он вообще предпринимался, результатом которого стал проект другого содержания. Кроме того, первый проект был составлен лично Молотовым и Серовым. Вопрос в том, привела ли отставка Молотова осенью 1956 г. к повторным поискам. Об этом нет однозначных данных.

В меморандуме сказано, что новых доказательств не найдено, а Смольцов умер 7 мая 1953 г. «На основании вышеизложенного следует сделать заключение, что Рауль Валленберг умер в июле 1947 года».

Заключение Валленберга в тюрьму и неверная информация, которая направлялась в МИД в течение ряда лет, явились результатом преступной деятельности Абакумова.

В окончательной версии ответа уже нет никаких обвинений в шпионаже. Несомненно, это связано как с тем, что советской стороне было трудно это доказать, так и с риском продолжительных дискуссий со Швецией, что препятствовало желанию урегулировать дело.

Поразительна осторожность, с какой советская сторона делает выводы о судьбе Рауля Валленберга. Подробнее об этом ниже.

19 февраля поступает реакция шведской стороны. Она выражается в сильном удивлении и недоверии по поводу того, что рапорт Смольцова является единственным вновь найденным документальным доказательством. Кроме того, шведская сторона требует, чтобы вновь найденный материал был передан в Министерство иностранных дел Швеции.

Реакция советской стороны на это, как и на последующие обращения, такова: все обнаруженные данные переданы, какого-либо дополнительного материала не существует. Ответ дан по решению Президиума ЦК.

1 мая 1957 г. из советского посольства в Венгрии поступил рапорт Министерства внутренних дел Венгрии относительно места пребывания Лангфельдера. В венгерском рапорте приводятся ссылки на данные шведской и международной прессы о Лангфельдере и говорится, что родственники Лангфельдера с понятным напряжением ожидают новостей о его судьбе. Десять дней спустя заместитель председателя КГБ Лунев предлагает МИД, как следует отвечать на обращение венгерской стороны. Лунев считает уместным, чтобы в ответе были учтены те данные относительно Рауля Валленберга, которые переданы шведам. В предложении, как и в инструкции, которую МИД затем отправляет в советское посольство в Будапеште, констатируется, что архивные материалы о Лангфельдере, как и о Рауле Валленберге, были, вероятно, уничтожены бывшим руководством КГБ и что Лангфельдер, как установлено, умер 2 марта 1948 г. Проект Лунева датирован 12 июня, но инструкция МИД послу Андропову в Будапешт посылается лишь 17 сентября. В отличие от проекта КГБ, в инструкции говорится, что запись о смерти Лангфельдера была найдена в одном из списков заключенных Лубянки (запись не сохранилась). Это единственный архивный документ, который что-то говорит о судьбе Лангфельдера. Российская сторона считает, что ответ о якобы найденной записи, содержащей сведения о смерти Лангфельдера, является чистой ложью, подразумевая, что его судьба должна была определиться еще летом — осенью 1947 г.

8 февраля 1959 г. шведская сторона передает новые свидетельства того, что Рауль Валленберг находился во Владимирской тюрьме после 1947 г., и просит провести новые поиски в СССР.

Министр иностранных дел Громыко и председатель КГБ Шелепин в докладной записке в Центральный Комитет отмечают, что все данные о Рауле Валленберге приведены в меморандуме от 6 февраля 1957 г. и повторные поиски не подтвердили новых свидетельств, которые упомянуты в шведской ноте. В ответе, который был дан после утверждения на президиуме ЦК, также указывается, что каких-либо новых фактов не обнаружено. Не удалось выявить ничего о том, как происходили эти поиски. В июне 1959 г. советская сторона отмечает, что на основе новых свидетельств в Швеции начинается очередная кампания, но считает, что она инспирируется определенными антисоветскими кругами с целью создания неблагоприятной атмосферы перед запланированным визитом Хрущева в скандинавские страны. В докладной записке заместителя министра иностранных дел Кузнецова в Центральный Комитет от 18 июня 1959 г. предлагается напомнить шведскому послу в Москве, что «факт смерти Рауля Валленберга в 1947 г. полностью подтвержден, что следует из меморандума от 6 февраля 1957 г.». Следовательно, Кузнецов предпочитает полностью проигнорировать ту расплывчатость, которая была характерна для текста «меморандума Громыко». Он также предлагает указать, что новые свидетельства являются полным «вымыслом», и считает, что подобное заявление в значительной степени лишит шведов повода направлять новые обращения.