В течение всего 1946 г. оба заключенных находились в Лефортово и были на допросах дважды, причем один раз частично вместе. Лангфельдера допрашивал Вейндорф 3 июля с 14 час. 50 мин. до 15 час. 35 мин., Валленберга, согласно записи в журнале допросов, допрашивал Копелянский 17 июля в течение двух с половиной часов, с 10 час. 30 мин. до 13 час. 00 мин. До этого Рауля Валленберга не допрашивали в течение 15 месяцев. В последние 40 минут этого допроса к ним присоединился Лангфельдер, и это было необычно. Копелянский провел новый допрос Рауля Валленберга 30 августа с 10 час. 40 мин. до 12 час. 20 мин.
Копелянский отрицает, что он допрашивал Рауля Валленберга. Он считает, что высокопоставленный сотрудник, вероятно Абакумов, записал его фамилию в журнал допросов, но, по существу, провел допрос сам. Однако в таком случае Абакумов должен был использовать переводчика, и в органах госбезопасности было единое мнение, что лучшим переводчиком с немецкого языка являлся Копелянский (подробнее об этом ниже).
Согласно записке Карташова, вероятно, от 24 февраля 1947 г. начальникам Лубянской и Лефортовской тюрем, Рауль Валленберг и Вилли Рёдль должны быть переведены из камеры 203 в Лефортово в камеру 7 на Лубянке. Судя по регистрационному журналу, Рёдля перевели 26 февраля, а для Рауля Валленберга записан перевод в тот же день, но его фамилия зачеркнута. Произошло что-то, что отложило его перевод, и новая запись показывает, что это было сделано лишь 1 марта 1947 г. Неясно, был ли он переведен все же в камеру 7, но никакого контрприказа не нашли. Согласно другому регистрационному журналу, личные вещи Валленберга были получены на Лубянке 2 марта (эта запись была уничтожена механическим способом, поэтому удалось восстановить лишь инициалы имени Валленберга). Последний зарегистрированный допрос Рауля Валленберга был проведен Кузьмишиным 11 марта 1947 г. с 14 час. 15 мин. до 16 час. 00 мин.
Лангфельдер проделал тот же путь (вновь на Лубянку) лишь 23 июля.
При этом следует сделать оговорку, что допросы/беседы с участием Рауля Валленберга могли проводиться чаще, чем это записано в журналах допросов. С другой стороны, сокамерники подтвердили, что его допрашивали редко.
УСТНЫЕ ЗАЯВЛЕНИЯ
Заявления лиц, вернувшихся из советского заключения
Немецкие и другие военнопленные уже в 50-х годах дали интересную информацию о пребывании в тюрьме. Для подробного отчета об этом можно обратиться к Белой книге 1957 г. Здесь приведены резюме.
Густав Рихтер: В начале февраля 1945 г. Рауль Валленберг написал заявление на немецком языке, которое было направлено начальнику тюрьмы и в котором он протестовал против обращения и своего ареста. Рауль Валленберг также потребовал, чтобы он как шведский гражданин и дипломат мог вступить в контакт со шведским посольством в Москве. Письменное заявление было передано дежурному надзирателю на первом этаже Лубянской тюрьмы.
Хайнц Гельмут фон Хинкельдей: Как шведский дипломат Рауль Валленберг неоднократно очень энергично протестовал против своего ареста. В качестве представителя нейтрального государства он, видимо, требовал, чтобы его связали с представителем шведской миссии в Москве. На допросе он якобы отказался отвечать, ссылаясь на то, что он дипломат.
Эрнст Людвиг Валленштейн: На рубеже 1945-го и 1946 гг. Рауль Валленберг принял решение написать заявление с протестом, но он не был полностью уверен в том, кому его следовало направлять. Путем перестукивания Валленштейн и Рауль Валленберг решили, что целесообразнее всего направить заявление лично Сталину на французском языке. Заявление было написано и отправлено через охранника (по собственному опыту Валленштейн знал, что подобные заявления обычно передаются по адресу).
Вилли Бергеман: Рауль Валленберг неоднократно требовал (в Лефортово) у уполномоченного ответа о своей судьбе. При этом, в частности, его обнадежили в связи с конференцией [97], которая должна была состояться в Москве в марте 1947 г. и на которой должна была решаться судьба пленных.
Бернхард Ренсингхофф: В заявлении, написанном на французском языке, Рауль Валленберг ссылался на свой дипломатический статус и просил, чтобы его допросили. Летом 1946 г. он направил это заявление Сталину с требованием, чтобы ему предоставили возможность войти в контакт со шведским посольством в Москве.
Незадолго до перемещения Рауля Валленберга и Редля из Лефортово (1 марта 1947 г.) Рауль Валленберг был вызван на допрос (какой-либо подобный допрос не зарегистрирован). Лишь 11 марта, когда Рауль Валленберг вновь оказался на Лубянке, был проведен новый допрос шведского дипломата. После того допроса, о котором упоминает Ренсингхофф, Рауль Валленберг сказал, что уполномоченный сообщил ему, что его дело совершенно ясно и является «политическим». Если он считал себя невиновным, то его дело доказывать это. Лучшим доказательством виновности Рауля Валленберга был тот факт, что шведское посольство в Москве и правительство Швеции ничего не сделали для него. Рауль Валленберг потребовал у уполномоченного, который вел допрос, позволить вступить в прямой контакт со шведским посольством в Москве или с Красным Крестом или хотя бы иметь письменный контакт с ними. Это требование уполномоченный отверг под тем предлогом, что «ни один человек не вспоминает о вас». «Если бы правительство или посольство Швеции проявили хоть какой-либо интерес к вам, то они бы уже давно установили связь с вами».
Это можно рассматривать как роковой комментарий по поводу недостаточного интереса шведской миссии, особенно со стороны Седерблума. С другой стороны, можно отметить, что всего лишь месяц спустя Вышинский констатировал, что Швеция сделала большое количество запросов о Рауле Валленберге. Однако Вышинский пишет это, вероятно, потому, что в МИ— Де все-таки раздражены многочисленными шведскими запросами, и поэтому он хочет добиться решения вопроса.
В другом случае Рауль Валленберг сообщил, что он спросил так называемого допрашивающего офицера, будут ли его судить или нет. В ответ ему было сказано: «По политическим причинам вас никогда не будут судить».
В последние годы рабочая группа имела возможность побеседовать с Густавом Рихтером. При этом Рихтер дополнительно смог кратко описать обстановку в течение первых недель пребывания Рауля Валленберга в Лубянской тюрьме. Иногда в камеру приходил белокурый офицер со скандинавской внешностью для выяснения обстоятельств. Он отлично говорил на немецком языке. Однажды около полуночи Рауль Валленберг был вызван на допрос, возвратился в камеру около 6 часов утра и выглядел бледным. Ведущим допрос был как раз белокурый офицер, и Рауль Валленберг сказал, что это «страшный человек». Человеком, на которого он указывал, был Сверчук.
Кроме того, после падения берлинской стены появилась возможность впервые заслушать Яна Лойду, который проживал в бывшей ГДР. До этого сведения от него поступали лишь из вторых рук.
Лойда рассказывает, как Рауль Валленберг в марте— апреле 1945 г. был доставлен в камеру, где сидели он сам и Вилли Рёдль (советник посольства Германии в Бухаресте). Рауль Валленберг рассказал, что он прибыл в Москву для переговоров с советскими властями, в частности, в связи с обстрелом советскими властями зданий шведской миссии, а также обеспечением защиты евреев (воспоминание Лойды о том, как Рауль Валленберг говорил об этом, несколько неясно). Рауль Валленберг рассматривал свой захват как необъяснимую ошибку. В течение шести — восьми недель все трое находились в одной камере, и Рауль Валленберг был тогда убежден, что ошибка выяснится и начнутся запланированные переговоры. За это время не было ни одного допроса. Рауль Валленберг был совершенно здоров, он регулярно занимался гимнастикой и часто пел. Он сделал набросок монумента победы в честь Красной Армии (!). Лойда обучал Рауля Валленберга русскому языку, а тот в свою очередь обучал Лойду английскому языку. После того как Рауль Валленберг был переведен, Лойда и Рёдль сидели вместе с Вильмошом Лангфельдером, который представился в качестве помощника Рауля Валленберга. Он также был уверен, что их взяли по ошибке. (Здесь в воспоминания Лойды вкралась ошибка. Рёдль был переведен в Лефортово одновременно с Раулем Валленбергом.)
