Спустя некоторое время после знакомства с Петерсом Роза пригласила его к себе домой. У них возникли близкие отношения. Этот молодчик, видимо, ловко вел игру: в конце концов Роза ему поверила. Ночи они проводили либо в доме у Петерса, либо у Розы. Так немецкий агент проник в одну из наших конспиративных радиоквартир. Легко представить, как торжествовало гестаповское начальство, когда Петерс сообщил им о своей удаче!

В этой связи необходимо сказать несколько слов о деятельности так называемой зондеркоманды «Красная капелла» — гиммлеровском контрразведывательном центре, который специально занимался поиском и раскрытием советских разведчиков в Европе.

Кодовое название «Красная капелла» нацисты присвоили советским разведывательным группам в Европе, чьи передатчики были запеленгованы со времени начала войны против СССР. В конце 1941 года агентуре абвера, СД и гестапо удалось обнаружить и арестовать людей нашего Центра в Бельгии и Голландии, а спустя год — в самой столице рейха. Но и после крупных провалов в Голландии, Бельгии и Берлине советские разведчики в Европе продолжали борьбу. Германская служба радиоперехвата доносила, что засеченные во Франции и Швейцарии нелегальные передатчики по-прежнему ведут интенсивный радиодиалог с Москвой. Для борьбы с группами советских разведчиков по личному приказу Гиммлера и была создана зондеркоманда, укомплектованная из опытных работников тайной полиции. Она работала в тесном сотрудничестве с радиоконтрразведкой абвера и имперской службой безопасности.

Архивные материалы, протоколы послевоенных допросов сотрудников этой организации проливают свет на деятельность зондеркоманды. Ее работу подробно описывает в своей книге знаток гитлеровской контрразведки В. Ф. Флике, о котором я уже упоминал.

Летом 1942 года зондеркоманда прибыла в Париж. Ее оперативный штаб разместился сначала в здании немецкой службы безопасности (СД) по улице Соссэ, потом перекочевал в отдельное помещение на бульваре Курсель.

Позже зондеркоманда «Красная капелла» стала называться «Коммандо Панвица» — по имени гауптштурмфюрера СС Гейнца Панвица, опытного криминалиста из пражского управления гестапо. Он возглавил работу спецгруппы с лета 1943 года.

В Париже агенты «Коммандо» занялись розыском советской разведывательной организации, чья радиосвязь с Москвой находилась более года под наблюдением пеленгаторных установок абвера. Часть агентов была направлена в неоккупированную зону Франции, где, по предположениям гестаповского начальства, укрылись руководитель и другие члены бельгийско-голландской группы, сумевшие избежать облавы в 1941 году.

Одновременно «Коммандо» предприняла активные действия против швейцарской группы. Мы значились у гитлеровской контрразведки, как я уже упоминал, под условным наименованием «Красная тройка».

Враг знал, что две наши станции находятся где-то в Женеве или ее окрестностях, третья — в Лозанне. Радиоквартиры предстояло найти, что было весьма сложно в больших многолюдных городах. Но дело не только в этом. Главная трудность для агентуры «Коммандо» состояла в том, что поиски радиоквартир надо было вести на территории нейтральной страны.

Впрочем, выявление радиоквартир, захват передатчиков и радистов еще не обеспечивали полного успеха. Нацисты по опыту знали, что рации вновь могут быть восстановлены, если не схвачены руководители разведывательных групп.

Германская секретная служба стала применять новую, более хитрую тактику. В. Ф. Флике в своей книге сообщает, что цель новой тактики состояла в том, чтобы нанести удар не по техническому звену подпольной организации (передатчик — радист), а по ее руководящему звену с захватом всей документации, шифра, списков сотрудников и т. п. Это, по словам автора книги, не только надежно обезвреживало разведывательную группу, но, что не менее ценно, давало возможность попытаться наладить радиоигру с Москвой и ввести, таким образом, советские разведорганы в заблуждение ложной информацией.

Запеленговав передатчики и обнаружив радиоквартиры, гитлеровцы продолжали вести наблюдение за радистами и теми людьми, которые встречались с ними. Терпеливая слежка постепенно выявляла новые конспиративные квартиры и новых людей, к которым подсылались агенты-провокаторы с задачей войти в доверие и проникнуть в организацию исподволь. Когда квартиры, люди и их связи оказывались установленными, круг замыкался — следовали аресты. Так было, в частности, в Бельгии.

Пытаясь раскрыть нашу группу, германская контрразведка шла примерно таким же путем, с той лишь разницей, что ее агентуре действовать в Швейцарии было значительно труднее, нежели в оккупированных странах или на территории рейха.

В служебной переписке гестапо, обнаруженной после войны, содержатся сведения о том, что в августе 1942 года двум агентам — Герману Ханслеру (Гензелеру) и Гансу Петерсу — было поручено искать пути для проникновения в советскую разведывательную организацию; одному из агентов удалось войти в близкую связь с некоей Маргаритой Болли, оказавшейся радисткой.

О том же свидетельствует Флике в книге «Агенты радируют в Москву». По словам автора, агентам гестапо стало известно, что одну подпольную радиостанцию обслуживает девушка. Они узнали псевдоним Маргариты Болли, мою фамилию и настоящую фамилию Джима. В книге сообщаются детали из биографии Розы, правда наполовину вымышленные. Роза, как пишет автор, не имела ни малейшего повода заподозрить своего друга в том, что он агент гестапо.

К несчастью, все было именно так. Не ясно лишь, каким образом агент гестапо определил, что Роза — тот человек, которого он ищет, то есть что она — член нашей группы, радистка. Совершенно очевидно, что до ее знакомства с Петерсом немецкие контрразведчики не знали точного местонахождения передатчика. Для этого требовалась пеленгация с близкого расстояния, в самом городе, с проверкой каждого квартала, каждого дома. Значит, заподозрить девушку в принадлежности к разведывательной группе немецкие агенты могли только в том случае, если бы она периодически встречалась с разведчиками, которые уже были у гестапо или СД на заметке. Роза поддерживала связь с Пакбо, Джимом, мной и Леной, Адрес ее квартиры на улице Анри Мюссар знал Эдуард, который ставил там рацию.

За кем из нас в ту пору, то есть до августа месяца 1942 года, могла быть слежка?

Пакбо был известен гестапо и швейцарской полиции еще задолго до войны как журналист Отто Пюнтер, директор антифашистского социалистического агентства печати. Эдуарда (Эдмонда Хамеля) в сентябре 1942 года подвергала аресту федеральная полиция. Что же касается меня и Лены, то сведения о нас гестапо представили лица, которые знали нашу прошлую жизнь. Речь идет, в частности, о журналисте Эвальде Цвейге (Рамо-Аспирант), провокаторе, агенте гестапо. Он-то и мог «вывести» Петерса на меня и Лену.

Возможно, Петерс, установив слежку за Леной, специально устроился в парикмахерскую, которую жена обычно посещала. Здесь он, конечно, не раз наблюдал за беседами Лены и Маргариты. В то же время нацисты могли раскрыть Розу, идя по следу Пакбо. Наверное, можно найти еще не одну версию относительно того, как Роза попала в сферу внимания зондеркоманды. Но независимо от того, как это случилось, факт остается фактом: в августе сентябре 1942 года гестаповская «Коммандо» нащупала нашу группу.

Мне неизвестно, что рассказала Роза «коммунисту» Гансу Петерсу, призналась ли доверчивая девушка, что у нее есть передатчик для связи с Москвой. Одно несомненно: Петерс ходил за ней по пятам, не преминул в удобный момент осмотреть квартиру в поисках рации, и, конечно, следил за ней, когда она встречалась со мной, Леной или уезжала по делам из Женевы. Наверное, Петерсу помогали и другие гестаповцы. Так, они сумели установить контакты Розы с Пакбо и Джимом. А в этом таилась серьезная опасность.

И все-таки мы смогли бы найти способы, чтобы защитить нашу организацию, знай я в ту пору о тяжелой ошибке Розы. Нам пришлось бы срочно перестроить связи, прекратить личные встречи с Розой, изъять ее рацию, сменить наши квартиры. Кто-то из нас ушел бы в подполье и оттуда руководил деятельностью группы.