Номер телефона знакомой Лены я нашел в справочной книге, созвонился с ней и вместе с женой отправился в гости. Квартира Сиси находилась на третьем этаже старого доходного дома. Дверь открыла статная, полная женщина. Увидя Лену, она радостно обняла ее и потащила за руку в прихожую.

— Входите, входите! Ведь тогда, в кафе, я совсем забыла дать тебе адрес!.. А это, как я понимаю, твой муж Алекс?

Хозяйка пригласила в комнаты.

— А у меня для вас сюрприз! — говорила она на ходу. — Сейчас я вас удивлю.

Да, нас ожидал еще один сюрприз. Из гостиной навстречу нам вышел высокий блондин лет пятидесяти. Импозантная фигура, бледно-голубые глаза, зачесанные на затылок волосы… Кто же это? Мужчина молча улыбался, поглядывая то на меня, то на Лену. Ну конечно же это Пауль Бётхер! Тот самый Бётхер, который помог нам с Леной, когда мы решили пожениться.

Потом за обедом мы вспоминали эту давнишнюю историю нашей молодости. В начале 20-х годов мы с Леной жили в Лейпциге и собирались юридически оформить наш брак. Но возникли затруднения. Дело в том, что, по тогдашним венгерским законам, совершеннолетними считались лица, достигшие двадцати четырех лет. А мне исполнилось лишь двадцать три. Значит, право на женитьбу без разрешения родителей или властей я не имел. Но, поскольку мы жили в Германии, разрешение на брак могли дать, в виде исключения, здешние власти. Пауль Бётхер в то время занимал в Дрездене пост начальника государственной канцелярии (вроде министра внутренних дел) рабочего правительства Саксонии. Меня познакомили с ним, и Бётхер выдал нам с Леной официальное разрешение на брак.

До первой мировой войны Пауль Бётхер был социал-демократом, работал наборщиком в типографии. За революционную пропаганду он подвергался репрессиям. Став в начале 20-х годов коммунистом, Бётхер активно работал в партии, был членом ЦК, депутатом Саксонского ландтага (парламента) и председателем его коммунистической фракции. Но позднее, во время фракционной борьбы, вышел из КПГ. А с установлением фашистской диктатуры эмигрировал в Швейцарию. Здесь он встретил Сиси, с которой был знаком раньше, и стал ее мужем. Фактически Бётхер жил на нелегальном положении — не имел вида на жительство — и не мог поэтому устроиться на службу. Зарабатывал тем, что писал статьи для газет под вымышленным именем.

Как выяснилось в разговоре, Пауль Бётхер давно знал, что я переехал с семьей в Женеву и являюсь директором Геопресса. Сиси, конечно, тоже об этом знала. Новость была не из приятных. Хорошо, что эти люди были свои, надежные товарищи. И более того — выполняли ту же работу, что и мы.

Сиси удалось получить швейцарское гражданство, что дало ей возможность устроиться машинисткой в Международное бюро труда — она хорошо владела французским и немецким языками. Одновременно она вела разведывательную работу. Сиси возглавляла небольшую группу, которая занималась сбором военно-экономической информации по Германии. С началом боевых действий в Европе регулярная связь с Центром нарушилась, и группа Сиси на время была законсервирована.

В начале книги, рассказывая о своей беседе с С. П. Урицким, я уже упоминал о тех специфических условиях, в которых предстояло работать советским разведчикам в сложный довоенный период. Главной нашей задачей был сбор сведений об агрессивных тайных приготовлениях фашистских государств. Считаю необходимым еще раз это подчеркнуть, дабы положить конец различным кривотолкам и подтасовкам буржуазных «историков», пытающихся и по сей день пачкать в западной прессе мое имя и имена моих сотрудников тех лет, умышленно исказить характер нашей подпольной антифашистской деятельности.

Группы, возглавляемые мной, Соней и Сиси, были созданы в нейтральной Швейцарии, а не на территории гитлеровской Германии исключительно в целях обеспечения максимальной безопасности для наших людей и их столь важной для дела мира работы. Эта работа, начатая еще до войны, была направлена только против стран-агрессоров. Никакой разведывательной информации о других европейских государствах мы не собирали — такая задача перед нами не ставилась. В частности, это относится и к нейтральной Швейцарии, не считая, конечно, таких сведений, которые каким-то образом были связаны с гитлеровской агрессией в Европе.

Могут задать вопрос: а разве нельзя было создать те же группы Сиси, Сони и Доры непосредственно на территории гитлеровского рейха, где они могли бы принести наибольшую пользу? В принципе это верно. Советские разведчики, как известно, работали и в самой Германии, собирая и отправляя в Москву ценные сведения. Но в фашистское логово посылались лишь те люди, которых нацистские секретные службы абсолютно ни в чем не могли заподозрить. Этого как раз нельзя сказать обо мне и Лене, Пауле Бётхере и Сиси. Всех нас, членов КПГ, гестаповцы знали хорошо. В подполье мы долго не продержались бы.

Значит, работать с пользой для дела мира мы имели возможность только за пределами Германии, в какой-нибудь соседней с ней стране. Между прочим, создание группы Кента в Бельгии, как мне теперь ясно, вызывалось теми же соображениями. Само собой разумеется, ни о какой разведке против Бельгии не могло быть и речи: ведь эта маленькая страна ничем не угрожала СССР.

Присоединяя к нам Сиси и ее людей, руководство Центра преследовало двоякую цель: ввести в действие оказавшуюся совершенно без связи группу, а с другой стороны, укрепить нашу группу новыми опытными товарищами. Позднее благодаря Сиси нам удалось установить сотрудничество с таким источником, который обладал большими возможностями и получал информацию из высших штабов гитлеровской Германии.

Правда, за такую осведомленность нам потом пришлось расплачиваться, ибо поиски немецкой контрразведки, напуганной необъяснимой утечкой секретных сведений, привели в конце концов ее агентов в Швейцарию. Но об этом речь впереди.

Таков был главный вопрос, на который советский разведчик обязан был дать ясный ответ в 1940—1941 годах.

Нападет ли в ближайшее время фашистская Германия на Советский Союз или она осуществит свой план вторжения в Англию? А если все-таки агрессия будет направлена против СССР? Командованию Красной Армии заранее должно было быть известно, когда это случится и какими силами враг атакует границы Советской страны.

Было бы наивным думать, что Советское правительство не понимало, куда, в какую сторону рано или поздно двинет свои полчища Гитлер, этот новоявленный вождь крестового похода против коммунизма. Конечно, война была неизбежна. Она стояла у порога Страны Советов с той поры, как Германия начала в Европе кровавую бойню. Это понимали многие. Но очень важно было оттянуть ее на возможно более поздний срок, а главное, не позволить англо-французскому блоку столкнуть Германию с Советским Союзом. Империалистические державы не прочь были бы организовать новую, еще более мощную Антанту с целью уничтожения первого в мире социалистического государства.

Советско-германский договор о ненападении разбил политические расчеты любителей войны чужими руками. А Советскому Союзу он дал некоторое время для подготовки армии, которая перевооружалась и оснащалась новой техникой. Несомненно, договор, который вызвал недоумение в те годы у некоторых искренних друзей Советской страны, на деле был важной победой советской дипломатии.

Однако военные успехи в Европе вскружили гитлеровцам голову и могли толкнуть правителей рейха на новые авантюры. Нужно было постараться выявить их тайные замыслы.

После восстановления связи с Центром в январе 1940 года Пакбо (Отто Пюнтер) возобновил контакты с одним из лучших своих информаторов — Габелем, который к тому времени переехал в Берн, по-прежнему занимаясь дипломатической работой. Используя свои связи в Италии, Габель поставлял нам сведения главным образом по вооруженным силам Муссолини.

Пакбо продолжал также периодически встречаться с немцем-эмигрантом Пуассоном. Благодаря широкому кругу своих довоенных знакомств Пуассон, вращаясь в дипломатических кулуарах Лиги Наций (когда-то сам он был крупным чиновником этой организации), снабжал Пакбо военно-политической информацией о планах и намерениях правительства третьего рейха. Кроме того, Пакбо черпал полезные сведения из бесед с коллегами-журналистами и дипломатами на правительственных и посольских приемах.