Семьдесят четыре процента территории Колумбии находится под контролем партизан и военизированных формирований. (Основная часть сорокамиллионного населения живет в 25 процентах основных городов, до сих пор управляемых демократическим правительством.) Неконтролируемы в основном приграничные зоны, на которые приходится основной нелегальный оборот наркотиков, нефти, кофе, изумрудов. Но кто покупает это? Кто покупает этот «экспортный товар»? Кто поддерживает повстанцев?

В этих семидесяти четырех процентах страны влияние правительства отсутствует или является очень слабым. В этих районах не существует никакой стабильности. Католическая церковь является здесь одним из основных партнеров УВКБ ООН. То же самое можно сказать применительно ко всей Южной Америке.

В этот раз я приехала с визитом только в Эквадор, но мне напоминают, что я вижу лишь малую часть огромной работы. В Венесуэле и Эквадоре, граничащих с Колумбией, а также в самой Колумбии есть офисы УВКБ ООН. Панаме они тоже оказывают помощь, но граница с этой страной представляет собой болота и джунгли, одно из самых непреодолимых мест на земле. Также УВКБ ООН оказывает поддержку Перу, но на границе находятся джунгли, так же, как и на границе Колумбии с Бразилией.

Еще немного информации: в год здесь происходит 3 000 случаев убийств и похищений. В среднем девять-десять человек в день.

Несмотря на то, что за последние три года все больше и больше людей бегут в Колумбию, основная часть — гражданские жертвы конфликта — остается в стране. Высоко число перемещенных внутри страны лиц (ВПЛ). Кажется, что получить помощь и достоверную информацию становится все сложнее. Возможно, международному сообществу сложно правильно оценить ситуацию. По последним данным, внутри страны в день перемещается от 500 до 900 человек. Я спросила, почему они остаются в стране. Сотрудник УВКБ ООН сказал, что единственная причина в том, что в Колумбии им легче найти работу.

Продолжающийся долгое время вооруженный конфликт унес сотни тысяч жизней и заставил покинуть свои дома более 1,5 миллиона человек. Тысячи убежали в соседнюю Венесуэлу, Панаму и Эквадор. В 2001 году колумбийцами было подано 2000 запросов на предоставление убежища в Эквадоре по сравнению с 30 в 2000 году. В течение первой половины 2002 года было зарегистрировано 2198 запросов о предоставлении убежища. Согласно Официальной статистике, за период январь-май 2002 года колумбийские беженцы находятся на седьмом месте по объему поданных заявок на предоставление убежища.

Четыре года назад президентская кампания победила благодаря обещаниям мира. В феврале прошлого года мирный процесс развалился. Выборы были выиграны разговорами о войне, об использовании силы для наведения порядка. Я могу себе представить, как этот новый способ повлияет на судьбы людей. В любом случае гуманитарные работники готовятся к ухудшению конфликта.

Я посетила офис УВКБ в церкви, чтобы встретиться с ищущими убежище или с теми, кто уже получил статус беженцев, чтобы послушать их истории. Ерта Лемос является главой Комитета по делам беженцев, одного из партнеров УВКБ ООН в Кито. Она говорит, что рада быть миссионером. У нее приятная улыбка, и она носит кольцо с распятием на пальце, на котором обычно носят обручальные кольца. На стенах висят постеры УВКБ ООН с фотографиями детей из различных частей света. Один ребенок выглядит в точности, как Мэддокс.

Ерта объясняет нам, как работает этот офис. Он открывается в 7 утра, чтобы начать принимать людей, обращающихся за убежищем. Самые худшие случаи — это когда людей преследуют военизированные группы. В основном обращаются родители или одинокие дети. Много случаев, когда обращаются люди, которых пытали.

«Эти случаи, помимо всего прочего, требуют эмоциональной и духовной поддержки», — говорит она.

Сначала проходит краткая консультация: надо выяснить, ищут ли они убежище. Если да, то они начинают заполнять документы, чтобы заявить о своем случае. Затем идет серия консультаций. Каждый день в офис приходит около двадцати пяти или тридцати дел. Все случаи разные. Например, мать и семь детей: значит, в этом деле уже восемь человек. Офис тесно сотрудничает с правительством Эквадора, представляя тех, кто ищет убежище.

Через окно я вижу людей, пришедших на консультацию. Я видела людей, ищущих защиты, но эти кажутся особенно подавленными, сломленными. Язык тела говорит о том же: голова немного опущена, руки крепко сжимают бумаги или пакет, в котором находится все, что у них осталось.

Мы прошли по коридору, полному людей. Один мужчина водит взад и вперед своего плачущего ребенка. Несколько детей сидят вдоль стены. Не могу точно сказать, но кажется, что они без родителей.

Мне сказали, что сейчас я встречусь с человеком, чью жену и детей убили у него на глазах. «Он очень травмирован, но понемногу приходит в себя». Ерта вышла, чтобы привести его. Я нервничаю.

Он невысокого роста, одет в черно-серый свитер и рабочую рубашку. Заметно, что он старался хорошо одеться; даже имея так мало вещей. В его свитере много дырок. Его волосы зачесаны назад, и у него очень грустные глаза. Наверное, ему за пятьдесят. Доброе лицо. Симпатичный мужчина. Очень обходительный.

Он объяснил, что он из того же района, в котором три недели назад произошла ещё одна бойня. Его несколько раз просят говорить помедленнее, чтобы они могли переводить.

У него была маленькая кукурузная ферма. Мне кажется, он говорит так быстро, потому что воспоминания причиняют ему боль. Он хочет быстрее пройти через это. «У меня был даже джип», — говорит он. Партизаны начали вымогать у него деньги.

Кажется, он начинает нервничать. Может быть, из-за того, что я записываю? Я попросила перевести ему, что я не буду писать его имени и что мы просто хотим, чтобы люди поняли ситуацию в его стране.

Он продолжает. Военизированные группы пришли в его деревню и завязали бой с партизанами. Позже партизаны обвинили жителей деревни в поддержке военных. Началась бойня. Семьдесят человек в деревне было убито. «Мы не уверены, — говорит он, — партизаны ли это были». Он немного дрожит, когда говорит, и трет свои ладони.

Ему задали вопрос на испанском. Внезапно у него на глаза навернулись слезы, и он не смог сказать ни слова. Вильям объяснил: «Я спросил его, как была убита его семья». Я смотрю на того мужчину, а он смотрит на меня, как будто говоря: «Пожалуйста, не заставляйте меня говорить об этом».

Я перестала записывать. Он пытался сдержать слезы. Вильям сказал ему, что все в порядке. Он может говорить, о чем хочет. Мужчина извиняется. Вы можете себе это представить?! Кто-то извиняется потому, что не может объяснить, как была убита его семья.

Он встает, задирает рубашку и показывает нам два пулевых ранения. Сейчас на месте ран небольшие шрамы, размером в пять центов. «Сестры помогли организовать медицинскую помощь. Это было три года назад».

«УВКБ ООН помог мне начать небольшой бизнес, и я открыл свое кафе. Дела налаживаются. Когда я пришел, все, что у меня было, — это только одежда, которая была на мне».

Он говорит, что незаконные вооруженные формирования находятся где-то в Эквадоре. Здесь он получил письмо с угрозой.

«Мы не убили тебя в Колумбии, мы убьем тебя здесь».

Я спросила его, почему они считают, что такие люди, как он, представляют опасность. Потому что он был кем-то вроде местного авторитета в своей старой деревне, и там были убиты партизаны. Он вытаскивает старый, потертый кошелек и разворачивает бумагу, которая явно представляет для него ценность. Это официальный документ. Это доказательство того, что он подавал жалобу и беспокоится о своей безопасности. Другое письмо запрашивает переселение в другую страну, так как он не чувствует себя в безопасности в Эквадоре.

Мы поблагодарили его за беседу. Он поблагодарил нас за то, что выслушали. Когда он уходил, он улыбался. Вильям извинился за то, что заставил его вспомнить печальные моменты его жизни. Он собрал наши чашки из-под кофе. Я думаю, что по привычке. Он вытер стол так, как если бы он обслуживал нас в ресторане.