Я на борту самолета, вылетающего из Фритауна, Сьерра-Леоне, в Кот-д'Ивуар, где я должна буду провести одну ночь.

Сама не знаю, какие чувства испытываю.

В самолете я познакомилась с женщиной, которая путешествует со своей дочерью. Она поблагодарила меня за то, что я приехала в их страну. «Нам очень приятно, что кто-то о нас думает». Она работает с УВКБ ООН и так же была в Гвинее.

Я хотела поблагодарить ее за ее мужество. Я хотела поблагодарить эту страну за то, что она приняла меня и позволила узнать так много нового о ней и ее удивительных людях.

Но я не могла говорить. Я боялась, что не смогу сдержать слез.

Когда я уезжала из Сьерра-Леоне, люди говорили мне: «Пожалуйста, оставайся на связи. Мы надеемся, что ты не забудешь о нас». Это было сказано с улыбками, дружелюбно. Конечно, я никогда не забуду, но многие забывают.

Во всем мире так много мест, где нужна помощь. Я даже была удивлена, услышав о проблемах в Эфиопии. Я обрадовалась, когда узнала, что ситуация в этой стране улучшилась. Я думала, что самое плохое осталось позади, потому что несколько лет назад по всему миру прошло много новостей об улучшении положения. Увеличились объемы финансовой помощи и осведомленность людей во всем мире о ситуации в Эфиопии. А потом оказалось, что все это только иллюзия, которая исчезла в одно мгновение. Я повторяю про себя: то, что мы не слышим и не знаем о проблемах, не означает их отсутствие. Судя по всему, в мире происходит куда больше критических событий, чем те, о которых нам сообщают.

Нам следует смотреть глубже и внимательнее, догадываться о чем-то самим…

В чем заключается проблема?

Чем мы можем помочь ее разрешению?

Когда мы сошли с самолета, пилот сказал, что в Конакри, столице Гвинеи, произошел мощный взрыв.

Случайность или нападение? Пока непонятно.

Многие люди на самолете сами из Конакри. Их предупреждали о возможном теракте.

Только секунду назад мы увлеченно разговаривали и были рады благополучному приземлению, но вдруг в салоне воцарилось молчание. Пассажиры начали медленно выходить из самолета.

Я стою в очереди на паспортном контроле. Многие разговаривают по своим мобильным телефонам. Не совсем понимаю, о чем говорят, поскольку недостаточно хорошо знаю французский. Но по взволнованной интонации можно догадаться, что обсуждают что-то важное.

Наконец сделали объявления, что произошел несчастный случай — взрыв на складе военной амуниции.

Человеческих жертв, кажется, нет.

Несколько часов спустя я осталась одна. Меня тошнит. Не знаю, может быть, потому что я съела что-нибудь плохое, или потому что я расстроена.

Из отеля я сразу позвонила домой, но сработал автоответчик. Я оставила сообщение, а потом заплакала. Ничего не могу с собой поделать. Минутная слабость.

Меня очень беспокоит все, что я видела. И я подумала, что если я так напугана, то что же творится в душах всех этих храбрых женщин, которых война заставила покинуть собственные дома. Некоторые из них не видели своих мужей и детей многие годы. У меня перед глазами стоят их добрые, но такие грустные лица.

Я вспомнила того маленького мальчика с милым лицом, который получил тяжелые спинно-мозговые ранения. Он больше никогда не будет ходить. Я отдыхаю в уютном отеле, а он остался в углу на том грязном полу.

Я ни разу не плакала за то время, когда была в Сьерра-Леоне. Сегодня я, кажется, буду плакать всю ночь.

Уже завтра я увижу новые лица. Завтра я должна буду сделать еще больше. Сегодня вечером я больше не хочу продолжать свой дневник. Я не хочу больше. Я ужасно себя чувствую.

Я на пути в Цюрих, в Швейцарию. Моя следующая остановка в Танзании, но я не могу полететь туда из Кот-д'Ивуар напрямую, поэтому останусь в Цюрихе еще на две ночи. Мы прошли, наверное, пять охранных пунктов. Чемоданы каждого пассажира проверялись и просвечивались около взлетно-посадочной полосы. Людей сканировали металлоискателями. Интересно, о чем так беспокоится охрана?

В Цюрихе я остановилась в Долдер Гранд Отель на берегу озера. Здесь пахнет апельсинами и ванилью. Идет снег.

Я увидела молодого парня в лобби и подумала о грязном африканском мальчике, несшем на голове воду, вспотевшем и изо всех сил старавшемся сохранить равновесие.

Оба такие невинные, милые, маленькие мальчики в разных частях света, и они вырастут по-разному.

Кто решает, где нам родиться, в какой среде и почему? Я ужасно хочу спать. Я и не знала, что так устала.

Я уезжаю из Цюриха и направляюсь в Дар-эс-Салам, Танзания.

Еще до рассвета мы приготовились к пересадке на второй самолет, но у них нет радиопоисковой системы, поэтому мы не знали точно, во сколько отбытие.

В ожидании посадки я знакомилась с новыми людьми, когда вдруг сотрудник УВКБ ООН стремительно подбежал ко мне… «Мы должны бежать, скорее!» Человек, который взял наши билеты, сделал нам замечание за опоздание. Я извинилась. Признаться, я думала, что он не впустит нас.

Это был очень старый самолет с пропеллерами. Полет, который обычно занимает тридцать минут, занял три часа. Мы приземлились на грязной полосе, окруженной прекрасными зелеными лугами. Солнце уже зашло.

Следующим этапом была поездка продолжительностью в два с половиной часа в штаб-квартиру, расположенную около лагеря беженцев. Меня попросили пристегнуть ремни, «чтобы не бросало по салону».

Сегодня праздник. Я не знаю, в связи с чем, но любой повод отпраздновать что-то здесь кажется хорошей идеей.

Многим непонятно, почему люди, которым едва хватает еды и припасов, чтобы выжить, продают свои вещи, чтобы купить совершенно непрактичные вещи, на свадьбу или день рождения. Но, увидев их, ты понимаешь, что ради этого они и живут. Они не делают сбережений и не ждут волшебного дня, когда все вдруг станет лучше. Они живут каждый день, ради каждого дня, так, как должен жить каждый из нас.

Мы прибыли на место, еще не уверенные в том, где остановимся, и в том, найдется ли где-нибудь для нас хоть какая-то еда.

Мы пошли на рынок. Не могу отделаться от ощущения неловкости за то, что я могу купить еду, когда большинство людей вокруг не могут позволить себе такой роскоши. Рынок был очень грязен и беден. Санитарные условия оставляют желать лучшего. Безопасно ли есть эту еду? Я купила бананов и буханку хлеба, которую при мне испек мужчина.

Очень тяжело видеть людей, которые привыкли жить в такой бедноте. Человек делал сандалии из старых покрышек.

Я подняла глаза и увидела человека, чьи руки были привязаны к козе. Толпа, примерно человек сорок, включая детей, следовала за ним. Они окружали его с двух сторон. Он был окровавленным и выглядел измученным. Я увидела, что у некоторых людей в руках были палки. Они били этого человека по спине. Толпа ликовала. Дети смеялись. Удары сыпались на него со всех сторон. Я почувствовала тошноту.

Я отыскала своего сопровождающего. «Они бьют этого человека. Зачем? Что происходит?»

Сопровождающий спросил человека из толпы. «Он украл козу, и они ведут его в полицию».

Мы решили вернуться в отель.

Мы говорили о законе. О том, что иногда полевой суд и «законы племени» могут помочь эффективно разобраться в ситуации, но, как правило, это далеко не лучший способ.

Даже мой сопровождающий никогда раньше не видел, что бы вора наказывали таким способом.

Сейчас я нахожусь в комнате полевого офицера ООН, или в резиденции, как это здесь принято называть. Полевого офицера зовут Александра. Это очень современное помещение, как раз то, что нужно, — кровать и радио.

Внутри все было опрыскано жидкостью для отпугивания комаров. Очень сильный запах, брр.