Мы встретились с группой бурундийских барабанщиков. Трое мужчин и пятеро детей. Мужчины начинают обучать следующее поколение. Они не хотят потерять свою культуру.

Звук стал громче, когда мы приблизились к ним, самый восхитительный звук — быстрый, сильный, страстный.

Мужчины и мальчики менялись местами, ударяя в барабаны и танцуя. Мне сказали, о чем они говорили. Они желали мне счастья!

Эти беженцы проходят через столько испытаний, но желают мне счастья! Они улыбаются, танцуют и желают мне счастливой жизни.

Моя жизнь настолько легче, чем их. Очень странное ощущение получать это благословение, но я принимаю его и я глубоко благодарна небесам.

Сегодня я выяснила, что будет самолет и что завтра я лечу домой.

Я в машине. Мы практически готовы уехать и сесть в самолет до Дар-эс-Салама. Мне очень повезло.

Я встала в 6.20 утра. Электричества не было. Собираю вещи с фонариком. Я научилась быстро передвигаться, в темноте. Сегодня я уезжаю.

Утром очень холодно, и я думаю о том, каково сейчас беженцам в их маленьких глиняных домах, которые он сами построили.

В них нет электричества. Их обитатели не знают, сколько еды получат. Ночи могут быть такими холодными. Они должны топить дома каждый день.

Вся одежда на детях рваная. Некоторые носят всего лишь лоскутки красной ткани. Когда финансирование сократили и убрали из числа предметов первой необходимости гигиенические прокладки, женщинам раздавали куски красной ткани, чтобы они могли использовать ее во время менструального цикла. Но мне объяснили, что женщины не использовали ткань в этих целях. Они предпочли, чтобы их детям было хоть немного теплее.

Холодно и туманно. Маленький самолет, на который мы должны были сесть, три раза заходил на посадку. Мы сидим в траве на наших чемоданах и наблюдаем за тем, как, наконец, самолет приземлился в грязь.

Я очень голодна. Я перехватила остатки хлеба, когда мы выбегали из дома. Ни кофе сегодня утром, ни электричества.

Мы взлетели и прибыли как раз вовремя, чтобы успеть пересесть на второй самолет.

Я очень устала и сильно проголодалась, но, по крайней мере, теперь я знаю, когда я буду есть. Очень скоро я приму горячий душ и поем.

Я надеюсь, что никогда не забуду то, что узнала. Надеюсь, что я всегда буду ценить все, что мне даровано.

У меня и понятия не было о том, через что проходят люди в разных частях мира. Это намного хуже, чем я себе представляла, и я знаю, что только начала видеть что-то, я только начала что-то понимать.

Я провела в Дар-эс-Саламе несколько часов в ожидании рейса в Лос-Анджелес с пересадкой в Лондоне.

В голове не было никаких мыслей или чувств, кроме «продолжай двигаться».

Сейчас я лечу в Лондон на самолете Бритиш Эйруэйз. Кажется, я самый грязный человек в самолете. «Хотите газету? У нас есть журналы. Предпочитаете Vogue или Vanity Fair?»

«Нет, спасибо».

Я говорю «да», когда мне предлагают какую-либо еду — кешью, соленые крендельки, колу с лимоном. Обычно я так не ем. Я чувствую себя как ребенок.

Только что мне дали спальные носки, с ободком вокруг, повязку на глаза, дорожный набор и костюм для сна.

Внезапно мысль о том, что надо снять свою грязную куртку, огорчила меня. Она так долго была моим одеялом. Я даже не хочу чистить ее.

Эти три недели были для меня новым миром, особенным временем. Я изменилась. Мне нравится то, кем я начинаю становиться.

Почему-то, снимая эту куртку, я почувствовала, что отдаляю себя от этих людей, мест…

Мальчик на грязном полу передвигает свои ноги руками. Восьмилетняя девочка со своим младшим братом на руках.

Человек в лагере для ампутированных, который посмотрел мне в глаза и рассказал свою историю.

Изображения, как показ слайдов, вспышки их лиц, их босых ног. Я не знаю, что чувствую. Я никогда не чувствовала так много всего. Сейчас я должна спать.

Одновременно легко и тяжело чувствовать себя виноватой, уезжая.

С этого момента, где бы я ни была, я всегда буду помнить, где находятся они.

И вот я снова на пути в Камбоджу, лечу через Женеву. Около часа назад я выехала из дома.

Внезапно до меня дошло, сколь безопасно я чувствовала себя дома. Теперь я знаю, что мне предстоит увидеть очень много нового, такого, о чем я и не подозреваю.

Стыдно признать, с какой готовностью и легкостью я вернулась к своей прежней жизни после поездки в Африку. Я продолжала общаться с людьми, с которыми познакомилась, пыталась помочь им на расстоянии. Но звонить, писать письма и посылать средства легко и удобно, сидя в тепле и уюте своего дома.

Может быть, думала я, мне необходимо осознать всю степень своей вины за то, что могу приезжать и уезжать когда захочу, в любое место планеты, в том числе те, где люди не имеют такой возможности. Не знаю. Одно я знаю точно. Я ценю каждую вещь, каждое мгновение своей Жизни теперь больше. Я благодарна небесам за мою жизнь.

Я признательна всем людям, с которыми меня свела судьба. Я хотела помочь им, но с каждым днем я все больше и больше понимаю, что это они помогли мне.

Я пишу при свете утреннего, только еще поднимающегося солнца. Мое окно единственное, на котором открыта занавеска, да и то только чуть-чуть. В самолете все спят.

А мне не спится. До Цюриха осталось лететь еще более 5 часов, потом еще несколько часов до Женевы.

Там я встречусь с верховным комиссаром ООН по делам беженцев. Это большая честь для меня — увидеться с человеком, который посвятил всю свою жизнь делу помощи другим. Это тот, кто помогает миллионам людей во всем, мире, кто является родителем для ребенка, заботливым учителем своего класса или просто хорошим другом — все, это одинаково важно в этой жизни. Когда говорят: «Каждый человек может изменить жизнь к лучшему», — я верю, что это так.

У меня есть много вопросов, которые я хочу задать верховному комиссару.

Как так получается, что в сегодняшнем мире со всей нашей осведомленностью, со всеми нашими возможностями и ресурсами, более 800 миллионов людей каждую ночь ложатся спать голодными?

Как долго люди из Руанды были беженцами? Сотни тысяч людей были выгнаны из своих домов и не получили должной заботы и приюта.

Я не буду просить у него ответов. Я знаю, что УВКБ ООН имеет ограниченные ресурсы. Я знаю, что все это его огорчает, но, возможно, он поможет мне понять, как мятежники из Сьерра-Леоне могут так жестоко убивать, отрезать конечности тысячам людей и выгонять десятки тысяч из своих домов?

Почему нельзя отстранить их от власти? Кажется, какие-то шаги предпринимаются, но весь процесс выглядит так, что он затянется на многие годы, оставляя массы беженцев в их сегодняшнем положении.

Многие беженцы — жертвы войн, политического, религиозного и других форм насилия. В хаосе бегства и поиска убежища в других странах многие беженцы потеряли практически все права и материальные ценности, что является краеугольным камнем любого цивилизованного общества: дома, личные вещи, образование и медицинскую помощь, членов семьи и друзей, а порою и собственную индивидуальность.

Лагеря есть лагеря. Они предоставляют минимум, необходимый для выживания тех, кто в противном случае был бы обречен.

Стены лагерей, которые защищают беженцев, одновременно держат их взаперти. Взятая взаймы земля, на которой они находятся, окружена местными жителями, которые зачастую относятся к ним как к обузе, незваным гостям. В некоторых случаях с ними опять поступают жестоко, и они вынуждены снова переезжать. Иногда они вынуждены возвращаться в свои собственные страны прежде времени и под принуждением.