— Клянется, что у них языки змеиные! — передал Виктор, обладавший не только зрением, но и слухом недюжинным. — Во дела! Выходит, они не люди?
Теперь все стали заглядывать воинам в рот, а те, казалось, специально давали такую возможность. Клаус без очков сам мало что мог разглядеть, но пришлось поверить рассказам. Тут же начали перешептываться активнее, роль лидера взял на себя чернокожий толстяк.
— Говорят, раз не люди, то надеяться не на что, — передал Виктор. — Говорят, надо кидаться всем сразу.
— Козлы!.. — прошипела женщина со сломанными руками, непонятно кого имея в виду. Скорее всего всех. — Козлы!..
— Боязно, Клаус, — поделился Виктор очередным соображением. — Нас, конечно, трое на одного, но уж очень ловко эти аборигены сабельками машут. Привычные они. А этот толстый, Жюль, говорит, что люди, наверное, там, где нам сказали тихо идти. Надо туда бежать, а тут хана.
— Зачем же тогда записывают? — усомнился Клаус, и тут позвали его.
Он не мог разглядеть, но по тому, что каждое его слово тут же переводили для писца на шипящий язык, понял, что список составляется никак не по-английски.
— Имя?
— Клаус Домбровски.
— Будешь просто Клаус, нечего бумагу марать. — У бородача вышло «Кляусш».
Снова пришлось рассказать обо всем, теперь не перебивали. Пощупали мускулы, заглянули в глаза. Даже попросили сосчитать, сколько пальцев на вытянутой руке, — Клаус мог только утверждать, что рука поднята одна, больше ничего.
— Плохо, — покачал головой бородач. — Техникой увлекался? Оружием? Мастерить, может, что-то умеешь? Припоминай.
Их очень заинтересовали познания Клауса во взрывном деле, но он мало что мог сказать. Рецепт да, в общих чертах помнил, а вот технологии приготовления смеси не знал. Где брать компоненты?
— Они покупали где-то, — только и смог сказать Клаус.
— Плохо, — вздохнул бородач. Все вы умники, да только без магазинов, где можно что-то купить, ничего сделать не можете. Вчера вон один про компьютеры заливался. Я говорю: что надо, чтобы сделать? Он давай пальцы загибать… Тьфу!
— Я же тебе объяснял! — усмехнулся один из воинов. — В большом мире не так много по-настоящему головастых. И их сюда не забрасывают.
— Не выбрасывают, скажи лучше.
— А вы кто? — набрался смелости Клаус. — Вы — люди или нет?
— Сам решай, — предложил бородач и высунул язык. Все засмеялись. Клаус тоже улыбнулся, но вышло жалко.
— Хочешь, я тебе такой же сделаю? Чик! — Перед лицом Клауса закачался нож. — Чик-чик! Хотя тебе это не светит.
— Почему? Он здоровый, смирный.
— А глаза?
Бородач поморщился и заговорил с писцом на своем языке. Тот, почесав за ухом, изрек что-то, не глядя на Клауса, и командир согласно кивнул:
— Ладно, шагай пока.
Люди шептались. Восстание что-то никак не начиналось, а тут еще Клаус рассказал про «чик-чик». Добавить ничего не смог и за это был обозван. Жюлем — «лохом вонючим», а соседкой — «козлом», конечно. Однако напряжение несколько спало.
Последней оказалась как раз та женщина. Довольно скоро она начала кричать, даже попыталась ударом ноги перевернуть столик, и писец быстро отошел от нее, складывая бумаги. Скандалистку приволокли обратно прямо за сломанные руки. Воины перебросились несколькими словами, и Клаус узнал сразу два: «атори» и что-то вроде «наркоман». Он посмотрел в глаза женщины и понял, что внутри у нее болит гораздо сильнее, чем снаружи.
Писец вышел вперед и, коверкая звуки, начал выкрикивать имена. Названный должен был отойти от остальных и ждать команды. Всего таких набралось человек двадцать, в том числе Клаус. Ни Виктор, ни наркоманка, ни Жюль в это число не попали. Как только писец закончил, воины обнажили сабли.
Такого хладнокровного истребления Клаус не видел ни в одном фильме. Воины не старались убить с первого удара, просто рубили и рубили, выполняя свою работу. Кто-то побежал, Жюль кинулся на врагов, но его тут же свалил выстрел из арбалета, а бежавший сам накололся на острие.
— Вы! — приказал бородач оставшимся в живых. — Берете трупы и тащите к лесу. Далеко в кусты не надо, волки быстро разберутся. По двое, начинай! Бежать ни к чему, вам повезло.
— Что значит «повезло»? — спросил лысый человек с вытатуироваиной на макушке паутиной. — Что с нами будет?
— Будете одними из нас, вот что. Пошевеливайтесь, потому что как закончите, отправимся в лагерь. Хорошо бы успеть до ужина, там вас ждет нормальная еда и одежда. Кстати, меня зовут Граун, я из Соша.
Почему-то это всех успокоило. Если представился, значит, считает за людей. Пока таскали тела, Клауса два раза стошнило, считай остался без завтрака. Так ему и сказал напарник по имени Ровари.
— Ты не будь хлюпиком. — добавил он. — Здесь нельзя быть хлюпиком. Пока нам везет, но в этом мире не выживают люди, не способные зарезать десятерых, глазом не моргнув. Это сразу видно.
И еще он сказал, что осужден за убийство заложников.
— Копы взялись водить меня за нос. И я оскорбился, понимаешь? Я — мужчина, не надо брать меня на слабо. Я обещал убивать каждые полчаса и сделал это. А когда начался штурм, прикончил и остальных. Мог застрелиться, но подумал: я что, боюсь чего-то?
Ровари производил впечатление сумасшедшею, но только, когда говорил. Вел он себя тихо, спокойно, даже доброжелательно. Когда с трупами было покончено, Граун построил всех — и своих людей, и бывших пленников.
— Вон видите того серого зверька с пушистым хвостом? Мы называем их лисицами. Они охотно поедают трупы, хотя оставляют кости. А вот волки, полосатые такие, жрут с костями. Это я к тому, что мир тут чужой, но мы кажемся ему вкусными. Учтите это.
— А как называется планета? — спросил кто-то.
— Что вы все лезете со своими названиями? — поморщился бородач. Он морщился каждый раз, когда расстраивался. — Зовите как хотите, тут это никому не интересно. Возврата нет, как говорится. Имена нужны, когда у тебя несколько планет, а здесь только одна, вот на ней и живем.
Снова был марш, длинный, изнурительный, всего с одним привалом. Перекусили на этот раз получше, сварили похлебку с мясом. Клаус едва дышал и думал, что таких нагрузок ему долго не вынести. В тридцать восемь трудно начать спортивную карьеру. Потом оказалось, что все не так: по сравнению с большинством обитателей этого мира Клаус был необычайно развит физически.
Про аборигенов Граун немного рассказал вечером, когда отряд подходил к лагерю. Несколько десятков длинных бараков, все разделены заборчиками, еще один забор, повыше, окружал весь периметр — его так и называли. Воины с саблями и арбалетами открыли ворота, запуская новоприбывших внутрь. Бородач подвел их к бараку с крупно намалеванным номером и произнес короткую речь:
— Вот тут написано «Семнадцать», но вообще-то бараков три десятка. В каждом живет сотня новых. Новые — это вы, а мы, выросшие здесь, — старые. Скоро придут люди и дадут вам одежду. Запрещается: драться, покидать территорию, дразнить соседей. Отхожее место вам покажут. На нарах лежат ваши товарищи. Ужин уже был, мы опоздали, так что ложитесь спать. Вы пробудете в этом лагере до тех пор, пока не научитесь управляться с оружием и действовать в строю. Скоро начнется большая война людей против аборигенов, и мы обязательно победим, потому что все они дохляки. Вот, вроде все. Прощайте.
Барак был грязным и вонючим, там уже находилось около полусотни людей, подобранных Грауном и другими в Вессенском лесу. Из разговоров с ними мало что удалось узнать, да и Клаус слишком устал. Он нашел свободные нары, кое-как пристроился на неструганых досках и уснул.
Клаус провел в лагере чуть меньше месяца. Каждое утро на рассвете начинали трубить горны где-то за периметром, и к новобранцам приходили их будущие командиры. Все они тоже были новые, но уже прошли обучение и теперь обучали других. Начиналась муштра, продолжавшаяся с утра до вечера, с перерывами только на еду. Их учили стрелять из арбалета — то-то Клаус отличился! — и обращаться с саблей. Учили жестко, некоторые теряли пальцы в учебных поединках, а уж шрамы заработали все. Кормили хорошо, хотя и однообразно, даже давали вечером пиво.