– Куда это мы? – негромко спросил Питер.

– В Датцун, невольничий рай, – ответил Эрик.

– А обоз?

– Обоз пойдет в Пешехар, как и планировал твой дядя, там за товар дадут самую большую цену.

– Сволочи…

– Ругайся не ругайся – ничего уже не сделаешь.

– А каково быть рабом? – спросил Питер после небольшой паузы.

– Ты что, ни разу рабов не видел?

– Не видел, наш герцог не велит торговать людьми.

– Ах, ну да – ты же из Гудбурга. Ну в общем… это зависит от того, к какому попадешь хозяину. Бывает, что рабы живут не хуже вольных, а бывает, что и месяца не вытягивают.

– Да ты что? – ужаснулся Питер.

– Именно поэтому главное – приглянуться хозяину.

– А что для этого нужно делать?

– Хорошо выполнять положенную работу.

– Но я ничего не умею делать – у дяди было много слуг!

– Значит, будешь учиться… Только ты не думай сейчас об этом, голову сломаешь, а толку – чуть. Может, тебе повезет и попадутся добрые люди, выкупят тебя и сразу дадут волю.

– Такое бывает? – Глаза Питера засветились надеждой.

– Люди рассказывают, значит, бывает. Придет на торги какой-нибудь блаженный богач, купит десяток невольников да и даст им вольную, чтобы поминали его добрым словом.

– Эх, хорошо бы…

Питер надолго замолчал.

– Брешет он тебе, а ты уши развесил, – вмешался угрюмый Биркамп. – Рядом с Датцуном море, значит, все попадем на галеры.

– Будет тебе про галеры-то! – раздался сзади недовольный голос. – Накаркаешь еще, тупая башка.

– Чего ты сказал? – обернулся Биркамп.

– А то и сказал – тебе хочется на галеры, ну так и поезжай, а другим, может, пожить еще охота.

– Эй вы, перестань орать, знаешь! – крикнул охранник. Свистнула плеть, и на голову Биркампа обрушился удар. Тот взвыл и, поскольку не мог ответить конвоиру, бросился на собрата по несчастью – суховатого пожилого наемника из Индзора. Несмотря на разницу в весе, завязалась драка, конвоиры заработали плетьми, полосуя всех подряд, пленники расступились, и на земле остались только молотящие друг друга соперники.

– Если сейчас же не подниметесь, лично отрежу вам головы… – прозвучал властный голос Теллира. Драчуны вскочили и испуганно уставились на хозяина.

Питер осторожно скосил глаза и увидел красивого, невиданной светлой масти коня, сапоги с золотой вышивкой и острые шпоры – так близко Теллир к нему еще не подъезжал.

– Еще подобное затеете, зарежу!

Сказав это, Теллир развернул коня и поехал по дороге.

– Вперед, гуирские свиньи!

– Вперед, шакал-собака, знаешь! – заорали конвоиры, подгоняя пленников.

Дорога до Датцуна заняла еще трое суток, и последние из них оказались самыми трудными, поскольку идти пришлось через Савойскую пустыню. Вокруг были только известковые скалы и белая глина, дорога вилась между провалами в потрескавшейся земляной корке, здесь не росли даже колючки, сопутствовавшие пленникам последнее время.

Не летали птицы, не ползали змеи и даже муравьи, а накануне у солоноватого ручья их предупредили, что воды не будет целые сутки. Пришлось напиваться впрок. Там же, у ручья, дали по две пригоршни сероватой муки. Питер был голоден и хотел быстро проглотить ее с водой, но Эрик остановил его.

– Так нельзя, – сказал он.

– А как надо? – Питер уже знал, что советами Эрика пренебрегать не следует.

– Для начала нужно собрать сухой травы.

И, отдав на сохранение Питеру завернутую в лопух порцию муки, Эрик быстро собрал пучок сухой осоки. Потом размочил ее в воде и принялся измельчать руками. Еще раз перетерев с водой, разделил траву на две части и одну передал Питеру.

– Разведи свою муку водой, чтобы получилось тесто, а потом все это смешай с травой.

– И что потом?

– Потом это можно съесть.

Питер сделал как велел Эрик и принялся поедать порцию. Еды стало больше, он почувствовал, что наполнил живот.

– Ну и зачем нужно было все перемешивать? Чтобы наесться?

– И это тоже, но сырая мука – тяжелая еда, в дороге может неправильно в брюхе лечь, станет разливать желчь, икота замучает.

– Ты так много знаешь, Эрик. Откуда это?

– Из жизни, мне пришлось через многое пройти, прежде чем я стал наниматься в охранники.

– А кем ты был раньше?

– Наемничал.

– Воевал за деньги?

– Да.

– А кем был до этого?

– Вором.

– Вором? – удивился Питер. – Ты таскал из карманов кошельки?

– Нет, у нас была шайка, и мы грабили тех, кто выезжал из города, подстерегая их в полумиле от крепостной стены. Мне тогда было столько же лет, сколько тебе.

– Почему же ты пошел в воры? Что на это сказали твои родители?

Эрик грустно улыбнулся.

– Мать я не помню, а отец всегда пил, опускаясь все ниже. Была старшая сестра, но, уехав на заработки, так и не вернулась. Либо совсем сгинула, либо тянет где-то невольничью лямку.

– А что было потом?

– Потом на нас сделали засаду люди тамошнего барона, связали и вывезли в лес, где всех, кроме меня, повесили. Мне дали шанс, поскольку я оказались самым молодым, сказали – вот тебе полчаса, а потом мы с собаками идем по следу, сумеешь оторваться – будешь жить, не сумеешь – повесим рядом с дружками.

– И как же ты?

– Там был большой пруд, я забрался в самую тину и укрылся среди зарослей камыша. Там и просидел три дня, пока меня искали. Когда охотники пытались прочесывать заросли, погружался под воду и дышал через камышинку.

– А чем же ты питался?

– Чаканом.

– Теперь понятно, откуда ты так здорово умеешь его чистить.

– Да уж, наловчился.

– А скажи, Эрик, тебя секли?

– О, много раз!

– А где же?

– На военной службе. Там наказывают за всякую провинность, бичами, розгами, плетью.

– И все это ты испытал на себе?

– Пришлось, приятель. Но и ты неплохо начал.

– Да уж. – Питер пошевелил плечами, и ободранная спина отозвалась жгучей болью.

Питер вспоминал этот разговор, когда они уже плелись по Савойской пустыне. Конвоиры то и дело прикладывались к бурдюкам с водой и обильно потели, давали слизнуть влагу с ладони лошадям, иногда смачивая им головы между ушей, а изнывающим от жажды и жары невольникам оставалось только терпеть.

Очень кстати по дороге попалась одинокая скала, и Теллир разрешил передохнуть в ее тени.

– Хорошо идем, – сказал Эрик, когда они с Питером опустились у прохладной стены.

– Что значит хорошо? – Питер с трудом переводил дыхание, казалось, что язык присох к небу. Панамы, которые невольники соорудили из речных лопухов, высохли и рассыпались, приходилось защищать голову чем попало – многие рвали рубахи.

– Никто не умер, обычно пятая часть остается на дороге, а у нас нет даже больных.

– Это потому, что хозяину деньги нужны и он не велит нас бить, – пояснил кто-то.

– Нас всего-то дюжина, – пробурчал Биркамп. – А была бы сотня, лупили бы почем зря.

Когда солнце стало садиться, едва передвигавшие ноги пленники наконец увидели силуэты приземистых построек. Потянуло дымом очагов, лошади конвоиров встрепенулись и пошли бодрее, однако успеть к окраине Датцуна засветло не получилось, солнце село, и спустилась темнота. Тем не менее ехавший первым Теллир уверенно держал курс на огоньки масляных светильников.

– Дошли, хвала небу, – произнес кто-то.

– Эй вы, собаки-шакалы! Встать плотнее, знаешь! Если кто побежит – остальным головы срубим, знаешь! – пригрозил конвоир, однако никто сбегать в ночи не решался, ведь вокруг все еще была пустыня.

Появилось эхо от стука копыт – невольников гнали по узкой улице, ограниченной с обеих сторон высокими глинобитными заборами. Теллир остановился, слез с лошади и, подойдя к воротам, несколько раз ударил по ним кулаком.

Вначале никакого ответа не последовало, но затем послышались шаркающие шаги, ворота со скрипом отворились, и в проеме заплясал слабый огонек светильника. Теллир обменялся с незнакомцем несколькими фразами, ворота распахнулись шире, и предводитель первым вошел во двор, ведя в поводу лошадь.