Наученный горьким опытом, Питер не поднимал на Теллира глаз, однако, приметив герб на седле, невольно поднял глаза на второго всадника. Это был офицер императорской армии! Это было спасение!

– Сэр! Сэр, спасите меня, я Питер Фонтен – племянник Нуха Земаниса, купца из Гудбурга! Спасите меня, сэр, я заплачу вам – мой дядя очень богат!

Офицер брезгливо отмахнулся, и его лошадь попятилась. Теллир в этот раз не стал наказывать бестолкового пленника лично.

– Дайте ему двадцать плетей, но так, чтобы он мог идти! – приказал он и поехал прочь. Конвоиры кинулись исполнять приказ.

Несмотря на сопротивление, Питера повалили на землю, задрали кафтан и стали бить по спине плетьми. Пленник крепился, но на пятнадцатом ударе потерял сознание и не видел, как Эрик оттолкнул конвоира, чтобы тот в горячке не забил мальчишку.

– Уйди, шакал, убью! – заорал конвоир, выхватывая кривой меч.

– Твой эрмай сказал, что он должен ходить, а ты его забьешь до смерти!

Карсамат выругался, но отступил и взобрался в седло.

Питер пришел в себя, и ему помогли подняться.

– У меня… спина… огнем горит…

– Да уж, парень, напросился ты.

Обоз снова тронулся, и за ним двинулись пленники. Поначалу Питера поддерживали, но потом он пошел сам.

Примерно через час, спустившись в низину, обоз остановился у лесного озера. Карсаматы стали поить лошадей, в том числе и ломовых. Потом подвели к воде пленников. Попив воды, Питер почувствовал, что начинает замерзать, даже ссадины на спине перестали гореть.

– Я мерзну, Эрик, – удивленно произнес он.

– После плетей такое бывает, но тебе досталось не так сильно – в дороге все пройдет.

– Эй вы, пойдем рубить чакан! – Конвоир подошел к пленникам и выбрал двоих.

– Куда это они? – спросил Питер.

– Думаю, нас кормить собираются.

– Чем?

– Сейчас увидишь.

Выбранных пленников конвоир подвел к густым зарослям какого-то камыша и, дав одному из них нож, приказал срезать толстые стебли. Второму были велено принимать пучки и укладывать на траву.

Набрав две огромные вязанки, работники принесли их к остальным и разделили на всех. Питеру досталось пять толстых стеблей.

– Смотри, как это делается.

Эрик стал снимать со стебля слой за слоем, пока не осталась молочно-белая сердцевина в палец толщиной, длиной в фут, по вкусу она напоминала что-то среднее между каштаном и капустным листом. Привередничать не приходилось, и Питер с удовольствием сжевал все пять выделенных ему стеблей, сразу почувствовав прилив сил.

Обоз начал движение, пленников погнали дальше.

– Ты видел, Эрик, это был офицер императорской армии!

– Что тебя удивляет?

– Но ведь он должен был арестовать этих разбойников! Однажды в Гудбурге поймали главного городского вора, он был настолько важен, что за ним приезжал большой конвой из императорских солдат и одного офицера, мундир на офицере был точно такой. Я был уверен, что он мне поможет!

– Да заткнитесь вы! – зашипел один из пленников. – Мало тебя учили, щенок? Опять треплешься?

– Ладно тебе, Биркамп, – осадил его Эрик. – Мальчишка еще жизни не видел, все за него решал дядя, а теперь он остался один.

– Ну и нянькайся с ним сам, а другим неудобства не доставляйте! – Биркамп покосился на ехавшего по обочине всадника. – И так в дерьме по уши…

С севера подул ветер, он подгонял идущих на юг пленников, как будто хотел поскорее от них избавиться. Местность постоянно менялась – пустоши чередовались с кустарником и редкими рощами, встречного транспорта или путников не попадалось.

Один раз миновали заброшенный с прошлого года шалаш, еще попался опорный форт императорских солдат, державших под контролем торговые пути. Теперь здесь никого не было. Поднимаясь на носки, Питер пытался заглянуть в пустые бойницы.

– Еще рано, никого здесь нет, – сказал Эрик.

– Откуда же тогда офицер взялся?

– Не знаю, – пожал плечами Эрик. – Наверно, у него здесь дополнительный заработок.

– Я его запомнил, я его хорошо запомнил, – со мстительными нотками произнес Питер.

– Молчи об этом, а то и до беды недалеко.

На ночлег отряд карсаматов остановился, когда сгустились сумерки. Место выбрали между двумя холмами, под защитой молодых дубков. Один из конвоиров принес толстую веревку и начал по очереди вязать всем пленникам ноги. Он быстро вертел хитрые петли, и невольникам оставалось только совать в них ноги, потом следовал резкий рывок – и вязалась петля для следующего.

Когда затягивали ноги Питеру, он вскрикнул от боли, и конвоир довольно засмеялся.

– А как же нам теперь по нужде? – обратился к нему подросток.

– Вставай и делай, дурак-собака, чего спрашиваешь?

– Ты уж тогда ссы подальше, – пригрозил Биркамп. – Нальешь на меня – башку отверну…

– Заткнулся бы ты, – предложил ему Эрик. – Что-то я слишком часто стал тебя слышать.

– А что ты мне можешь сделать, лягушка индзорская, твоих дружков здесь больше нету.

– Ладно, Биркамп, – вдруг сменил тон Эрик. – Ты погорячился, я погорячился – извини.

– Да ладно. – Здоровяк отвернулся, поудобнее устраиваясь на земле, и быстро уснул, сотрясая землю своим храпом.

Карсаматы расположились чуть выше пленников, разожгли на склоне костер, чтобы при свете лучше их видеть. Дозорных поставили на вершине холма, правда, было непонятно, что они там в темноте могут разглядеть.

Несмотря на неудобство и отсутствие привычки ночевать на голой земле, Питер спал хорошо, лишь изредка вываливаясь из сновидений, когда перекликались часовые или рядом проходил Теллир.

К утру стал мерзнуть, однако великоватый, с чужого плеча кафтан очень помог, им удалось обернуться почти дважды.

– Вставай! Вставай, знаешь, дурак-собака! – стали кричать охранники, когда еще не рассвело. Питеру как раз снился страшный сон, будто великан в два человеческих роста поймал его за ноги и, держа вниз головой, сильно встряхивает, что-то при этом крича. Питер пытался вырваться, но у него ничего не получалось, а проснувшись, обнаружил, что самый злой из конвоиров дергает веревку, на которую были нанизаны пленники, и кричит:

– Вставайте! Вставайте, шакалы-собаки, знаешь!

Когда ему надоело это развлечение, он швырнул конец веревки на землю и потребовал, чтобы пленники распутывались сами.

Питер не был знаком с кочевыми узлами, и у него ничего не вышло, но Эрик быстро развязал петли на своих ногах и помог Питеру.

– Где можно отлить, ваша милость? – спросил кто-то из пленников.

– Отливай в штаны, знаешь! – ответил конвоир, и все карсаматы дружно рассмеялись, потряхивая нечесаными головами.

Пока кочевники ловили спутанных лошадей, пленники дружно справляли нужду.

Питер осторожно повел плечами. Под утро опустился туман, и вся одежда оказалась сырой от росы, непривычные к ходьбе ноги болели, а исполосованная плетьми спина саднила. Тем не менее он чувствовал в голове ясность и понимал, с кем, куда и зачем идет, – он трезво осознавал свое положение и был благодарен помогавшему ему Эрику.

– Не простудился? – спросил тот. – В дороге это самое дрянное.

– Нет, даже сам удивляюсь.

– Пошли, знаешь, шакал-собака! – закричал один из конвоиров, взмахивая для острастки плетью.

Пленники двинулись по склону к дороге, где стоял ночевавший здесь обоз. Ломовые лошадки как ни в чем не бывало встряхивали длинными гривами, им было все равно, кто теперь их хозяин.

Обоз тронулся, и следом за ним погнали пленных.

Пока взошло солнце, мимо неоднократно проезжал Теллир. Питер старался не смотреть в его сторону, но чувствовал на себе тяжелый взгляд хозяина.

Еще до обеда они вышли к развилке. К удивлению Питера, обоз продолжил движение на юг, а Теллир и конвоиры с пленниками свернули налево.

Получив от хозяина какую-то команду, эртадонт унесся в сторону большой рощи и больше не появлялся.