Послышался шорох осыпавшегося песка, потом тяжелые шаги. Питер затаил дыхание. Откуда-то потянуло падалью, да так сильно, что он почувствовал приступ тошноты.

Совсем рядом раздался низкий утробный рык, и в убежище Питера заглянула страшная рожа. Обнажив клыки, чудовище ударило по сплетенным корням когтистой лапой.

«Ну и ладно, скорей бы уж…» – смирился Питер, ожидая жгучего удара когтями-лезвиями.

– Пошел! Пошел, тебе говорят!

– Уходи, хватит! – закричали рядом на два голоса. Чудовище взревело и резко повернулось, чтобы отогнать назойливых карсаматов, однако они знали, что с ними будет, если эртадонт сожрет пленника. Наконечники трех копий были нацелены в морду чудовищу, и оно было вынуждено отступить. Какой смысл драться, если на дороге десятки растерзанных трупов? Монстр подпрыгнул и по корневищам выбрался из оврага.

– Эй ты, выходи скорее, знаешь! – приказал Питеру один из воинов, но тот отрицательно замотал головой, забиваясь в глубь пещеры.

– Выходи, дурак-собака, если этот вернется – тебе несдобровать, знаешь! – крикнул второй.

– Выходи, знаешь! Все равно вытащим!

Питер понял, что упрямиться бессмысленно, и выбрался наружу.

Его привели на дорогу. Все товары, что были сброшены на землю, карсаматы вернули на возы и увязали как могли. Трупы оттащили в рощу – подальше от дороги.

Питера подвели к Теллиру. Тот посмотрел на дрожащего подростка, размышляя, тащить ли его с собой или убить прямо здесь – уж больно он был тщедушен и мог не выдержать дороги.

– Где его одежда?

Карсаматы переглянулись, боясь отвечать.

– Снимите одежду с убитых, нужно его одеть.

Воины бросились исполнять приказ и притащили перемазанный в крови кафтан, такие же штаны и башмаки, в которых хлюпала кровь. Впрочем, Питер не обратил на это внимания – ему приказали одеться, и он оделся. Потом его присоединили к группе уцелевших пленников – всего их набралось двенадцать.

– Все! Трогай! – крикнул Теллир, и занявшие места возниц карсаматы стали подгонять лошадей гортанными выкриками.

Как проехал обоз, погнали пленников. Их охраняли четверо конных воинов с длинными пиками, которыми они кололи всякого, кто, забываясь, выходил на обочину дороги.

Поначалу от всех этих потрясений Питер не мог осмыслить происходящего, но от ходьбы стал приходить в себя.

Теперь он видел, что идет среди таких же, как он, избитых и оборванных людей, а рядом, неприязненно поглядывая на гуиров, едут карсаматские всадники.

Когда выходили из рощи, Питер посмотрел туда, где на толстой ветке должен был находиться Ниман, забравшийся туда для предупреждения о приближении врагов. Он и сейчас был там, намертво приколотый к стволу тремя стрелами.

Питер пошевелил плечами. Выданный ему кафтан оказался велик, но это не мешало, даже наоборот – в него можно было закутаться, когда наступит ночная прохлада. Штаны спадали, их то и дело приходилось подхватывать, но и с этим можно было смириться, а вот великоватые башмаки натирали ноги. Питер привык к обуви из мягкой кожи, а не к этим колодкам, он уже начинал прихрамывать.

«Если будут гнать до самого Пешехара, я сотру ноги в кровь, и меня прирежут», – догадался он. Конвоиры выглядели неприветливо, и просить их о чем-то было страшно, однако купеческий расчет подсказывал Питеру, что раз самый главный разбойник приказал его одеть, значит, он хоть чего-то стоит.

Решив все же рискнуть, Питер стал перемещаться на край дороги, понемногу тесня товарищей по несчастью. Одни с удивлением, другие с неудовольствием пропускали его и продолжали идти, угрюмо глядя под ноги.

– Прошу прощения, ваша милость, – обратился Питер к ближайшему конвоиру.

– Назад, пошел назад, дурак-собака, знаешь! – Всадник взмахнул плетью и ударил Питера через спину, попутно досталось кому-то еще.

– Не зли их, щенок, нас же всех из-за тебя перебьют! – зашипели на него.

– У меня стерты ноги, ваша милость! – не сдавался Питер, обращаясь все к тому же конвоиру. – Я не ухожу с дороги – я только прошу меня выслушать.

– Какое мне дело, дурак-собака! Можешь хоть подохнуть тут, знаешь! – ответил карсаматский воин и плюнул в наглого пленника.

– Боюсь, это не понравится вашему хозяину! – ввернул Питер, ожидая нового всплеска злобы и, возможно, побоев, однако конвоир задумался. Он обменялся несколькими фразами на своем языке с другими карсаматами и пришел к какому-то решению.

– Эй ты! – Конвоир ткнул плетью одного из людей, нанятых в Индзоре. – Ты ведь солдат, знаешь?

– Солдат, – кивнул тот.

Конвоир выдернул из седельной сумки чью-то окровавленную рубашку и бросил ее наемнику.

– Возьми, знаешь, сделай мальчишке обмотки, чтобы башмаки сидели хорошо.

– На ходу?

– Стой! – скомандовал конвоир, и пленники остановились. – Давай скорее, знаешь, времени мало.

Солдат умело разорвал рубашку, велел Питеру снять башмаки и затем ловко замотал ему ноги половинками рубашки – получилось что-то вроде толстых носков.

– Одевай.

Питер обулся, было очень хорошо и удобно.

– Спасибо, ваша милость.

– Не за что. Запомнил, как я мотал?

– Старался, но, боюсь, у меня так не получится.

– Ничего, как остановимся на ночлег, покажу еще раз.

Вместе с Питером остановкой воспользовались и другие пленники. Кто-то порвал на обмотки свою рубашку, другим бросили какое-то тряпье конвоиры.

Заметив остановку, подъехал самый главный разбойник, Питер стал с интересом его разглядывать.

– Что случилось? – строго спросил он. – Почему встали?

– Это я остановил их, эрмай Теллир. Эти неумехи, знаешь, уже стерли ноги, я отдал им несколько рубашек, чтобы сделали себе обмотки, – вам ведь нужны здоровые пленники?

Сказав это, инициативный карсамат замер, ожидая решения Теллира: оно могло оказаться каким угодно.

– Ты правильно сделал, они должны дойти до Датцуна.

Поймав на себе взгляд мальчишки, Теллир ударил его плетью, но не сильно – чтобы не покалечить. Невольник упал и закрыл голову руками.

– Не смей смотреть на меня, червь, – прошипел Теллир и, дав лошади шпоры, поскакал в голову обоза.

Словно его страшная тень, мимо промчалось чудовище, что едва не сожрало Питера в овраге. Эртадонт подпрыгивал на бегу и постоянно нюхал воздух, иногда срывался и уносился куда-то к горизонту, но стоило хозяину позвать его – чудовище было тут как тут.

Когда главный разбойник ускакал, охранник из Индзора помог Питеру подняться.

– Пошли, пошли вперед, знаешь! Отдых кончился, дурак-собака! – стали подгонять конвоиры.

Питер дотронулся до головы – из небольшого рубца от кнута сочилась кровь, к тому же вздулась шишка.

– Он пожалел тебя, – негромко сказал бывший охранник.

– Почему вы так решили?

– Зови меня Эрик.

– Почему ты так решил, Эрик?

– Мы ему нужны, ты ведь сам об этом догадался.

– Да, догадался. Только почему нас все время бьют?

– Чтобы мы их слушались. Зато как доберемся в Датцун, пару дней нас будут кормить как скот на убой.

– Зачем?

– Чтобы подороже продать.

– А нас будут продавать?

– А зачем, ты думаешь, нас оставили в живых? – Эрик усмехнулся. – Ради красивых глаз?

– Мы станем рабами?

– Это лучше, чем смерть.

Питер кивнул. От удара плетью гудела голова. Он дотронулся до места удара и посмотрел на ладонь.

– Кровь – это не страшно, – успокоил его Эрик. – Кровь сейчас остановится, и шишки не будет.

Они шли еще часа три, и ничего вокруг не менялось: все те же рощи, холмы, жесткие травы. Когда солнце прошло полуденную отметку, обоз неожиданно остановился в одной из небольших рощиц с кривыми рахитичными деревцами.

Пользуясь случаем, пленники сели отдыхать, кто-то заговорил о еде. Питер подумал, что закусить было бы не лишним, но особенно ему хотелось пить.

Они ждали не слишком долго, послышался стук копыт, и к пленникам подъехал сначала Теллир, а затем еще один всадник. Ломая ветки, подобрался эртадонт и встал поодаль, роняя из пасти клейкую слюну.