Понукаемые двумя охранниками, связанные по рукам, пятеро невольников взошли на помост.

– Человек первый – плотник, очень сильный и искусный. Может в одиночку собрать деревянный дом, починить полы или крышу. Второй человек – кожевник. Если у вас свиньи, коровы или другой скот – этот работник не даст пропасть кожам. Сам их снимет, просушит и сделает все необходимое, чтобы вам было с чем идти к сапожнику на заказ. А этот человек…

Питер слушал ровную речь глашатая и поражался, как много тот говорит о каждом из невольников, хотя хозяин этих людей сказал ему на ухо всего несколько слов.

«Стало быть, врет, – пришел к выводу Питер и вздохнул. – Что-то он выдумает и обо мне…»

Когда глашатай представил всех пятерых, один из покупателей поднял руку, привлекая к себе внимание.

– А что же хозяин с ними расстается, если они так хороши? Уж нет ли какого изъяна?

Хозяин вышел к возвышению и пояснил:

– Изъяна нет, я продаю свой дом в оазисе Лола и переезжаю в город, а тут мне мастера не пригодятся.

– Да, тут не пригодятся, – закивала публика.

– Ладно, говори цену, враль!

Все засмеялись, а глашатай откашлялся и, указывая на плотника, произнес:

– За этого просят всего десять золотых, за остальных – по семь.

Разросшаяся толпа загудела, потом начался торг, в результате плотника купили за пятнадцать золотых, а других мастеровых взяли по восемь.

– Продано! Давайте деньги, забирайте своих людей! – крикнул глашатай. Проданные стали спускаться с помоста, на ходу пожимая друг другу руки, – должно быть, прощались.

На торжище вывели большую группу рабов – двадцать человек, их поставили в три ряда, и свободного места на помосте почти не осталось. Выглядели они куда хуже предыдущих, и следы перенесенных лишений отражались на их лицах. Они переговаривались между собой на непонятном языке, а отвечая охранникам, говорили на яни очень плохо. Скорее всего, это были какие-то селяне, захваченные одной из банд вроде отряда Теллира.

Много за них не просили, и покупатели разобрали всех группами по три-пять человек, не поднимая цену больше двадцати рилли за каждого.

– Ну, пошли, собаки-шакалы! – скомандовал конвоир, и у Питера забилось сердце. Он так волновался, будто ему предстояло читать с этого помоста комедию.

Но не успели люди Теллира тронуться с места, как в ворота рынка въехали шестеро всадников в парчовых халатах и красных сапогах, важные, словно дворяне, однако это были только охранники. Следом за ними появился паланкин, его несли четверо полуголых рабов.

Люди замерли, пораженные невиданным прежде действом. За первым паланкином появились еще два, а замыкали процессию двенадцать всадников.

Видимо, глашатай знал, кто это, он соскочил с помоста и подбежал к самому представительному всаднику. Тот слез с лошади и отошел с руководителем торжища в сторону.

Выслушав все наставления, глашатай кивнул и бегом возвратился на помост, а следом за ним на возвышение внесли все три паланкина – кто в них прятался, рассмотреть было невозможно из-за плотных синих занавесок.

Носильщики поставили свою ношу и замерли рядом, словно изваяния.

– Уважаемые жители Датцуна и гости нашего города, сейчас наступает волнительный момент… – Глашатай сделал театральную паузу, и стало слышно, как бьют копытами в загонах лошади. – На торги выставляются три красавицы из цветника самого наместника императора, любимого и почитаемого нами графа Макитваля! Как все вы знаете, его сиятельство женится на благородной девице фон Тальберг, а человеку женатому и добродетельному наложницы не нужны… А сейчас – внимание!

Питер стоял на носочках, вытянув голову, чтобы было лучше видно, – он и его товарищи по несчастью забыли, зачем они здесь, все завороженно следили за носильщиками, которые опустились возле паланкинов на колени. Опираясь на их плечи, из-под вышитых золотом занавесок появились наложницы.

Они были наряжены в костюмы танцовщиц, прозрачные шелка, броши и бусы едва прикрывали их роскошные тела. Понимая театральность происходящего, девушки прошли, словно проплыли, по кругу и остановились у паланкинов, привлекая восхищенные взгляды собравшихся. Легкий ветерок развевал их шелковые одежды и раскачивал перья заморских птиц, вставленные в высокие прически.

Видавший всякое глашатай и тот не сразу справился с собой. Ему пришлось откашляться, чтобы говорить внятно.

– Объявляю цены наложниц!

– Говори, не тяни! – стали кричать самые нетерпеливые, потрясая кошельками с золотом.

– Сто пятьдесят золотых за каждую, вместе с драгоценностями, паланкином и носильщиками! Если кто-то желает взять всех трех, он должен будет заплатить по сто восемьдесят за каждую!

По толпе прошел гул, шутка ли – такие огромные деньги, с другой стороны – это были наложницы самого наместника, прикоснуться к ним стоило этих денег.

– Даю шестьсот за всех троих! – закричал какой-то купчина.

– Шестьсот пятьдесят! – вмешался другой, поднимая унизанную перстнями руку.

– Семьсот пятьдесят!

– Тысяча! Даю тысячу золотых!

Наступила тишина, все повернулись, чтобы разглядеть того, кто выбрасывает такие деньги на девок, пусть даже из гарема самого наместника.

Счастливым обладателем стал низкорослый сутулый меняла, рядом с которым стояли два огромных янычара-охранника.

К меняле подбежал один из сопровождавших паланкины воинов и спросил адрес, по которому следовало доставить красоток. Получив ответ, он вскочил на лошадь и махнул носильщикам, девицы скрылись в паланкинах, и их понесли к новому хозяину.

Глашатай принял у покупателя немного золота и вексель, после чего меняла взобрался на белого осла и в сопровождении молчаливых янычар поехал следом за своим имуществом, строя радужные планы на предстоящую ночь.

– А теперь новые торги! – Глашатай покосился на Теллира, и тот кивнул. Они сотрудничали не первый год, и цены на подобный товар были хорошо известны, однако подбежавший конвоир шепнул еще несколько слов и ткнул пальцем, как показалось Питеру, прямо в него. Глашатай понимающе кивнул.

Двенадцать невольников завели на помост. Питер почувствовал на себе внимание сотен человек: одни смотрели с интересом, другие с подозрением – каждый выискивал какие-то скрытые недостатки живого товара.

– Все люди здоровые, сильные, годятся для любой работы!

Стоявший рядом с Питером Эрик указал головой на двоих стоявших недалеко от помоста покупателей, загорелых дочерна, с неровно подбритыми длинными усами и в побелевших от пота кожаных жилетках поверх голых торсов.

– Пираты, пришли покупать людей на галеры.

У Питера от страха закружилась голова – вот она, смерть, совсем рядом! На галерах, он это слышал уже многократно, гребцы жили не дольше восьми недель. Неужели прав был злобный Биркамп и все они попадут к пиратам?

– Эй, а мальчишка кто таков? – вывел Питера из оцепенения чей-то голос.

– Мальчишка не простой! Он обучен грамоте, умеет составлять торговые расчеты и сводить дебет!

– Ладно врать-то, ребенок ведь!

– Не ребенок, а молодой работник! – поправил глашатай, чтобы не снижать цену. – И происходит из купеческого рода города Гудбурга!

– Сколько просите за мальчишку-грамотея? – Этот вопрос задал расталкивавший толпу человек с недобро горящими глазами. – Сколько он стоит – я заплачу!

– Эй, невежа, не знаешь разве порядка? Торговаться будем! – крикнули ему.

– Торговаться не будем! – Добравшись до помоста, человек улыбнулся. – Торговаться не будем – даю десять золотых!

Не дожидаясь ответа, он швырнул деньги глашатаю и тот ловко их поймал, не уронив ни монеты.

Питера развязали, и новый хозяин за руку стащил его в толпу.

– Прочь, пошли прочь! – кричал он, то и дело оглядываясь на Питера, ладонь его была мокрой. – Уф! – произнес новый хозяин, переводя дух у небольшой, запряженной ослом арбы. – Как тебя зовут, мальчик?

– Питер, сэр.

– Питер… Хорошее имя для мальчика. Забирайся на арбу.