Андрей внимательно выслушал его и спросил:

– Вы предлагаете нам бежать, жить, а сами?

– Моя судьба лежит в иной плоскости задач. – Спокойно ответил Романов. – Я буду защищать Землю. Справедлива или нет война, которую развязали три десятилетия назад, – решать уже не нам, а историкам, если таковые найдутся.

– Поясните, что значит ваша последняя фраза? – Насторожился Андрей.

– Не напрягайтесь капитан. Вы видно совсем тут замкнулись на своих исследованиях. Война людей – теперь война машин. Понимаете о чем я? С той и другой стороны в сражении примут участие сотни тысяч кибернетических механизмов, и людей уцелеет – чуть.

Полковник взял бокал, пригубил его содержимое и добавил:

– Что мы теперь все о грустном? Давайте посидим как два человека, устал я уже от бездушного окружения. Выпьем, поговорим.

– О чем? – От последних слов Романова веяло таким холодом неизбежности, что Дерягин невольно поежился.

– Ну, например, о ваших исследованиях. Вы действительно десятилетиями не покидали борт космической станции?

– А зачем? На станции, как и тут, на борту фрегата, у нас есть все необходимое. Любимая работа, захватывающие исследования…

– И не надоест?

– Если честно, то думать о развлечениях некогда. Сейчас конечно стало намного меньше исследовательских задач от военного ведомства, а в начале войны мы едва справлялись, было время – спали по три-четыре часа в сутки. Может быть вам, полковник покажется странным, но, начиная вторжение в колонии, Земной Альянс абсолютно не был готов столкнуться с объективными трудностями невоенного характера.

– Что значит «не военного»? – Заинтересованно уточнил Романов.

Андрей отпил из бокала и пустился в неторопливые пояснения:

– Биосферы иных планет представляли и, между прочим, продолжают представлять немалую опасность для людей, участвующих в оккупации новых территорий. Космос не приготовил нам приятных сюрпризов в виде биосфер, абсолютно идентичных Земной, и даже успешное терраформирование, произведенное в некоторых колониях к началу войны, все равно не снимает остроты вопроса.

Дерягин сделал еще глоток вина, затем продолжил:

– По имеющимся данным колонии «Великого Исхода» можно поделить на три категории. Первая, и, к сожалению часто встречаемая, – погибшие поселения, не выдержавшие прессинга чуждых биосфер. Вторая категория – миры, где планетные цивилизации не смогли начать нового витка развития, и пошли по пути регресса. Население таких миров неизбежно сокращалось и видоизменялось от поколения к поколению. В военном плане первая и вторая категории поселений не представляют никакой опасности, но их обитатели за четыреста лет, прошедших со времен старта колониальных транспортов, не внесли никаких «положительных» с нашей точки зрения изменений в биосферы колонизированных планет, то есть, те остались по-прежнему враждебны человеку, несовместимы с нашим метаболизмом.

– А развитые колонии? Кьюиг, Элио, Дансия?.. И еще десятки открытых уже во время боевых действий миров, с терраформированными территориям целых материков? – Романов слушал заинтересованно, даже увлеченно, и Андрей, почувствовав благодарного слушателя, с удовольствием продолжил:

– На любой планете с кислородосодержащей атмосферой, до прилета поселенцев, миллионы лет шла своя эволюция, в той или иной степени отличающаяся от земного аналога, поэтому колонистам первой волны неизбежно пришлось выбирать из двух возможностей: либо погибнуть самим, либо погубить исконную жизнь на определенных территориях и вновь заселить стерилизованные пространства земной флорой и фауной. Затем, на известной стадии, две биосферы начинали неизбежное взаимопроникновение – они смешивались, образуя некий синтез, к которому (с неизбежными мутациями) присоединялись и люди – далекие потомки тех, кто начинал борьбу за выживание.

– То есть к началу войны в космосе не существовало ни одной освоенной планеты, где выходец с современной Земли мог бы спокойно жить «под открытым небом»? – Денис Иванович был в значительной степени удивлен.

– Именно, так, полковник. – Ответил Андрей, вновь наполняя бокалы. – Существовали тысячи опасностей, незримых, непонятных для рядового бойца сил вторжения, – один вдох на территории иного мира, даже прошедшего полный комплекс преобразований в соответствии с «Земным Эталоном», мог запросто стоить жизни. Схожая ситуация тысячелетия назад существовала и на самой Земле, в эпоху великих географических открытий, когда люди стали путешествовать через мировой океан, осваивая новые материки.

– Так, значит, задачей вашей лаборатории было обеспечение биологическими средствами защиты? Но ведь мы вторглись практически одновременно на десятки различных миров! И вы справлялись впятером?

– Приходилось. Нам поставили жесткие условия: в кратчайшие сроки разработать эффективные средства для нейтрализации пагубного воздействия иных биосфер на человека. – Андрей чувствовал, что слегка злоупотребил тоником, но продолжал беседу: на научные темы он мог говорить практически в любом состоянии, даже сейчас, ощущая ненормальный, лихорадочный прилив сил. – Поначалу ставка делалась на стационарные устройства, способные дать организму бойца нужный комплекс иммунных прививок, где-то даже произвести коррекцию метаболизма, – так собственно родилась идея «Преобразователя» – нашей главной разработки над которой мы трудились многие годы.

– Преобразователь? – Переспросил Романов. Странно…Я впервые слышу о существовании такого аппарата…

– Ну, во-первых, «Преобразователь» не аппарат, а целый комплекс биологических установок: камер биореконструкции и множества иной аппаратуры, вплоть до искусственных нейросетевых структур, способных временно принимать на свои носители рассудок человека и сохранять его на период ультрасложных операций. Во-вторых, не сумев создать компактного прибора, мы пошли иным путем, – вы наверняка часто пользовались боевыми метаболическими имплантами, – носимыми в экипировке модулями, содержащими запас химических элементов, некую микробиохимическую лабораторию, которая способна поддерживать жизнь бойца в условиях чуждого мира, не изменяя его организм?