…Кровь глухо ломилась в виски, отсчитывая секунды, оставшиеся до обратного перехода.

Он состоялся.

На обзорных экранах вновь появился свет, – отраженное сияние огромного, занимающего все сектора обзора, пугающе-близкого шара грязно-коричневой планеты затопило боевой мостик «Одиссея», и практически сразу же немногие сохранившие связь с центральным постом управления подсистемы сообщили о катастрофическом положении фрегата: покинув аномалию космоса серьезно поврежденный корабль материализовался в верхних, разреженных слоях атмосферы, и, испытав на себе воздействие сил гравитации, почти мгновенно начал падать…

Андрей рефлекторно схватился за замки, но не успел освободиться от страховочных ремней пилот-ложемента, и это обстоятельство в конечном итоге спасло его жизнь.

Покидать командный мостик было безумием, но, находясь в состоянии аффекта, он вполне мог наделать немало смертельных глупостей, однако внезапная перегрузка навалилась, как многотонная плита, не дав совершить рокового движения.

Что-то надсадно скрежетало, сминалось, отрывалось от корпуса фрегата, сгорая, уходя в сторону и вверх пылающими болидами, резкие включения двигателей планетарной тяги, создающие импульсы торможения, происходили помимо воли Дерягина, и ему оставалось лишь догадываться, кто сейчас управлял секциями планетарной тяги, – аварийные автопилоты, ведущие борьбу за живучесть корабля, или кто-то из членов экипажа?

Слишком быстро, стремительно развивалась катастрофа, чтобы он мог задавать себе вопросы и искать ответы на них.

Нет, Андрей, конечно, не предавался размышлениям: он проживал каждую секунду падения, мучительно осознавая свою беспомощность, изнывая от гнета предельных перегрузок, понимая, что фрегат падает, не смотря на стоическое сопротивление систем аварийного пилотирования, и жить, наверное, осталось меньше минуты.

Внутри все сжималось в ледяной комок, ожидая удара о планетную твердь.

На экранах обзора бесновалось объявшее обшивку пламя, затем один за другим начали выходить из строя внешние видеодатчики, и последние секунды падения командир «Одиссея» провел в полном неведении…

Удар был страшен.

Огромный корабль коснулся планетной тверди, вспарывая безжизненную вулканическую равнину словно гигантский, пылающий плуг, выбрасывая ввысь десятки тонн раскаленной, горящей почвы; выбитая ударом земля поднималась по обе стороны от двигавшегося по инерции, чудом сохранявшего целостность конструкции корабля, двумя исполинскими, опадающими валами, от корпуса фрегата отрывало фрагменты обшивки, сносило оплавленные надстройки и, наконец, не выдержав, начал с громоподобным скрежетом разламываться сам корпус…

Казалось, что планета издала тяжкий стон, принимая в свое лоно многотонный космический корабль, – некоторое время он продолжал двигаться по инерции, оставляя за собой длинный, уродливый, дымящийся шрам, глубиной в десятки метров и шириной почти в полкилометра.

Горящая почва местами плавилась, принимая вид потрескавшейся, непрозрачной стекловидной массы.

…На боевом мостике пилот-ложемент вырвало из креплений и ударило о стену отсека с такой силой, что Андрей потерял сознание, не видя, как загорелся проломленный пластик развороченных приборных панелей, удушливый дым наполнил отсек, и лишь сработавшая система пожаротушения остановила распространение огня, спасая жизнь человека…

Последний удар оказался наиболее силен и страшен, – инерция движения ударила фрегат об скрытый в глубинах спрессованного вулканического пепла выступ твердых горных пород, корабль еще раз содрогнулся, по соединениям бронеплит побежали трещины, и, наконец, фрегат остановился, глубоко зарывшись носовой частью в развороченную землю и высоко задрав покалеченную, неузнаваемую из-за деформаций корму.

Казалось, что катастрофу не пережил никто – ни люди, ни кибернетические системы.

Сутки над местом падения висело облако пепла и дыма…

Он не знал для чего вышел из изувеченного корабля.

Бледное лицо Андрея хранило печать перенесенных страданий. Двадцать часов потребовалось ему, чтобы, при содействии механизмов технической поддержки, добраться до тех отсеков, где на момент катастрофы находились люди. Боевые посты как назло располагались на разных палубах, внутренняя связь не работала, и он, пробираясь по деформированным коридорам, то впадал в глухое отчаянье, то тщил себя надеждами…

Все оказалось намного хуже, чем он предполагал.

Ему удалось одного за другим вызволить четверых товарищей из плена покореженного металла, Андрей боролся за их жизни до последнего, он сделал практически невозможное, сумев вырвать их из лап смерти, потом, уже плохо соображая от усталости и полнивших душу горьких чувств он орал на дройдов, расчищавших проходы к биологическим лабораториям, сам хватался за плазменную горелку, порываясь помогать им, но, приходя в себя, бросал смехотворные усилия: с расчисткой проходов кибермеханизмы справлялись лучше и быстрее, а он был нужен людям, и тогда Андрей возвращался к эвакуированным из пострадавших отсеков членам экипажа, но все они находились в бессознательном состоянии, а автономные системы жизнеобеспечения боевых скафандров и так фактически исчерпали свой ресурс…

Людям требовалась срочная, квалифицированная помощь, хирургические операции, помещение в установки биологической реконструкции для немедленной регенерации жизненно-важных органов.

Почти сутки жизни его товарищей висели в буквальном смысле на волоске. Он сделал все, что в человеческих силах, но когда команда технических сервомеханизмов сумела, наконец, вскрыть модуль «Преобразователя» и совмещенного с ним комплекса биологических лабораторий, Андрей, находясь на пределе сил, испытал еще одно жестокое разочарование.

Отсеки с аппаратурой «Преобразователя», являющиеся наиболее защищенной частью фрегата, вообще не пострадали при катастрофе, однако использовать их он не мог – вследствие крушения автоматика погасила реактор, а на автономном запасе энергии биореструктивные комплексы, учитывая, что нуждающихся в сложной помощи пациентов было четверо, не проработает и суток…