Андрей Дерягин искренне надеялся, что его не коснется полыхающая в космосе война.

Впрочем подобного заблуждения придерживались многие, кто не вернулся из битв Первой Галактической. Маховик противостояния Земного Альянса и Свободных Колоний, раскрутившись, уже не мог остановиться сам по себе, с каждым годом вовлекая в круговорот событий все больше людей.

Военными становились все, даже представители мирных профессий.

До начала конфликта между Землей и Колониями Андрей считал, что работает на перспективное освоение новых для человечества миров, но начавшиеся события (как выяснилось позже) извратили суть его исследований, поставив их на служение богу войны.

Финал многолетнего противостояния близился, наступление скорой развязки ощущалось во всем, но пятеро ученых, одновременно составляющих «штатный» экипаж фрегата «Одиссей», на борту которого располагались все исследовательские комплексы, никогда не принимали участия в боевых действиях, они старательно сторонились всего, связанного с войной, сконцентрировавшись на изучении перспективных вопросов планетного преобразования, экзобиологии и других аспектов, так или иначе связанных с выживанием человека в среде биосфер чуждых планет.

Какой процент их разработок впоследствии использовался для применения в боевой практике, ни Дерягин, ни его сослуживцы предпочитали не знать, отгораживаясь таким образом от всяческих внутренних сомнений в целесообразности перспективных исследований.

Им никто не мешал. Изредка, не чаще одного раза в год, фрегат инспектировали проверяющие из штаба флота, но, как правило, любой подобный визит носил чисто формальный характер, ученых не трогали, позволяя заниматься многолетними экспериментами.

На этот раз все сложилось иначе.

Корабль, вошедший в вакуум-док фрегата, прибыл в сопровождении звена аэрокосмических истребителей, которые не стали осуществлять процедуру стыковки, – изменив построение, они приступили к патрулированию, в то время как десантный катер начал процедуру шлюзования на внутреннем космодроме «Одиссея».

Андрей не стал беспокоить своих коллег (подчиненными он их давно не считал, хотя формально возглавлял все проекты исследований и являлся капитаном космического корабля) – никаких «построений» он не допускал даже в мыслях. Вообще Дерягин больше походил на рассеянного, углубленного в собственные размышления и не всегда адекватно воспринимающего реальность ученого, чем на капитана боевого фрегата.

Процесс шлюзования завершился, в переходной камере, куда из вакуум-дока перешел только один человек, давление уравнялось с бортовым, и массивный люк с легким шипением скользнул в сторону.

Прибывший офицер (со знаками различия полковника ВКС на гермоэкипировке), преступил порог шлюза, машинальным, обыденным движением разгерметизировал шлем, позволив тому разделиться на четыре сегмента, тут же потерявшие жесткость и форму, затем разомкнул шейное кольцо скафандра, взглядом поискал андроида из штата технического персонала, но на предшлюзовой площадке его поджидал только Дерягин, и полковнику поневоле пришлось справляться самому. Впрочем, выход из положения он нашел быстро, просто положив составные части гермошлема на ближайший технический стол, предназначенный для подготовки и проверки экипировки десантными подразделениями.

– Бардак на борту. – Раздался его недовольный голос. – Капитан Дерягин? Почему не докладываете по форме?

– Не приучен. – С вызовом ответил Андрей.

– То есть? – Недобро прищурился полковник.

– Я возглавляю группу ученых, а капитаном корабля меня сделали, можно сказать, насильно.

– Ладно, – подумав, полковник протянул руку. – Романов. Денис Иванович. Ваш новый непосредственный командир. Говоря гражданским языком – начальник, или как там у вас принято?

Дерягин пожал плечами. Начальник, командир, какая разница в терминах?

– Дерягин Андрей Николаевич. – Сухо ответил он. – Возглавляю научно-исследовательский комплекс перспективных проектов в области планетного преобразования, ксенобиологии, короче всего, что касается чуждых человеку биосфер, их изучения преобразования…

– Я в курсе. – Прервал его пояснения Романов. – В общих чертах, конечно. И все же, капитан, нравиться вам существующее положение вещей или нет, но мы сейчас стоим на внутренней палубе боевого фрегата, и у меня к вам есть ряд вопросов относительно боевой готовности космического корабля, входящего в состав подчиненного мне флота.

– Спрашивайте. – Пожал плечами Андрей. – Что знаю – отвечу. Хотя главная кибернетическая система «Одиссея»…

– Отчет кибернетической системы я просмотрел. – Перебил его полковник Романов. – Бортовой компьютер фрегата, в отличие от вас, предоставляет необходимые данные раз в сутки.

– Тогда в чем проблема, не понимаю?

– Капитан, а элементарное представление о субординации вы имеете?

– Имею. – Андрей раздражался все больше, и даже не пытался скрыть своего неудовольствия. – Только предупреждаю сразу, если вы еще не поняли: я ученый. И четыре формально подчиненных мне человека, тоже ученые. Мы занимаемся научными разработками, а тот факт, что наши лаборатории впихнули в оболочку боевого фрегата, нисколько не изменил моего отношения ни к войне, ни к тем, кто ее ведет.

– Значит вы пацифист? – Не то с иронией, ни то с горькой издевкой в голосе осведомился Романов.

– Нет. – Отрезал Дерягин. – У нас бессмысленный спор полковник. Вы можете сколь угодно долго бесноваться тут, заставляя меня отвечать на дурацкие вопросы, но рано или поздно – улетите, как любой из ваших предшественников. А я останусь. И люди, с которыми проработал много лет рука об руку, тоже останутся тут. Потому что мы нужны флоту, но не как расходный материал в очередном сражении, а как исследователи. Так что прекратите меня «строить» – если есть конкретные вопросы: задавайте.

Он ждал, что Романов сейчас начнет орать на него, но тот лишь вздохнул,

– Не будем пререкаться. – Он миролюбиво протянул руку. – Ваш фрегат действительно имеет особый статус. Изменять я его не намерен, равно как вмешиваться в работу научной группы. Однако, капитан, существуют обстоятельства, вынудившие меня лично проинспектировать корабль.