— Зови, — распорядился Константин. — А сам будь рядом. Ежели что, кликну.

Епифан молча кивнул и вновь исчез, зато в дверях появились Минька со Славкой.

— Дверь, — произнес негромко Константин.

Славка нахмурился недоумевающе. Потом до него дошло, и он закрыл за собой дверь.

— Выспались, поели? — поинтересовался Константин.

— Да нормально, — пожал плечами Славка. — Епифан у тебя шустрый мужик. И спать уложил, и покормил с утра.

— Правда, вместе со слугами, — съязвил Минька. — Но мы понимаем, не князья, чай. И на том спасибо.

— Не за что, — в тон ему отозвался Константин. — И вот еще что. Сразу начнем первый урок придворного этикета. Зашли к князю, поклонились низко, спросили: «Вызывал, княже?» — и молча слушаете, что я скажу. Между прочим, Епифан заметил, как вы сюда без поклона вломились.

— Прямо сейчас приступать? — ершисто осведомился Минька, а Славка добавил, ерничая:

— Никакой жалости у тебя, княже, к своим верным слугам. А ну как спина переломится? Как служить тебе дальше будем?

— Дураки вы оба, — беззлобно парировал Константин и обреченно махнул рукой на Миньку. — Ну он-то ладно, сопля еще, не понимает ни черта, а тебе стыдно должно быть.

— Мне двадцать три на самом деле, — сразу обозлился Минька. Ссылки на юный возраст достали его еще в двадцатом веке, среда более солидных коллег, которые, правда, кроме немалого количества прожитых лет, почти ничего в активе не имели. Учитывая, что здесь ему на вид и вовсе лет тринадцать, впереди этих подколок тоже светило предостаточно.

— А Вячеславу, — парировал Константин, — двадцать восемь было. А мне так вообще под сорок. И не о годах речь. Просто другие, если заметят, что дите не кланяется, решат, что неразумен еще, глуп, что с мальца возьмешь — научится. А тебе-то, — заявил он Славке, — уже восемнадцать, не меньше. Тут другие разговоры будут. Скажут, что князь ему позволяет много, видать, подобрел шибко, и тоже соответственно себя поведут.

— Непривычно просто как-то, — неловко улыбаясь и чувствуя собственную неправоту, пожал плечами Славка. «Да и унизительно», — очень хотелось ему добавить, но он сдержался. Однако Константин точно угадал его мысли, потому что тут же добавил:

— Ты, Вячеслав, человек военный и должен понимать, что этот поклон — никакое не унижение, а просто как бы узаконенная форма приветствия, ну, — он замялся, подбирая нужные слова, и наконец нашелся: — Типа отдания воинской чести начальнику. Я старше тебя по воинскому званию — князь, то бишь генерал или как минимум полковник. Ты же едва-едва в дружину зачислен, да еще учиться всему надо — стало быть, в звании курсанта, не выше. Только там рука к головному убору прикладывается, а здесь поклон отвешивается — вот и вся разница.

— Ну, если отдание воинской чести — тогда убедил. — Славка тут же как-то неловко согнул спину под прямым углом и ворчливо осведомился: — Хватит, что ли?

— Ниже, ниже, — безжалостно давил голос Константина. — Рукой должен пола коснуться. Вот теперь нормально. А ты, орел, особого приглашения дожидаешься? — обратился он к Миньке, который, нахмурившись, глядел на князя.

— Насколько я помню, — взбрыкнул тот, — отдание воинской чести обоюдное. Вот он тебе отдал, теперь ты ему должен. А иначе нечестно будет.

— Ну, не двадцатый же век кругом! Здесь свои правила, — возмутился непонятливостью Миньки Константин и наконец-то, чуть ли не в первый раз, встретил со стороны Славки поддержку. Тот отвесил звонкий подзатыльник по вихрастой голове мальчишки и безапелляционно заявил:

— Я, курсант, кланяюсь, а ты, сопля зеленая, еще и в суворовцы не пролез, а туда же, взбрыкивать. В чужой монастырь со своим уставом не ходят — слыхал такое?

— Ну, слыхал, — буркнул Минька.

— Тебе же сказано, что унижаться никто не заставляет, а отдать средневековую воинскую честь обязан, коль тебя на службу приняли.

— Какую службу? — не понял Минька. Константин тоже вопросительно посмотрел на Славку и поинтересовался:

— О чем это ты?

— Неужели не помнишь, как он вчера к тебе просился? Я так думал, что ты его принял, коли с собой прихватил. Но в конце концов не поздно и передумать, если он так кочевряжится. Нехай по его спине опять тиун своей шелепугой[34] прошвырнется. — И в ответ на удивленный взгляд Константина широко улыбнулся. — Я это слово уже на третий день пребывания здесь запомнил, после того как ею по мне прогулялись от души. Вот странно, — удивился он. — Мозги в голове находятся, а знания куда лучше совсем через другое место доходят. Может, наш Ньютон это как-то объяснить сможет.

Он повернулся к Миньке и тут же отвесил ему еще один звонкий подзатыльник.

— Ну, что застыл. Репетируй, — и, решив проявить великодушие, заявил: — Чтобы тебе не скучно было, я с тобой вместе прием отрабатывать буду. Делаем раз. — Он низко согнулся, касаясь рукой пола. Минька, засопев, принял такую же позу.

— Рукой, рукой до пола доставай, — вошел в азарт Славка.

— Да не могу я, — пыхтел Минька. — У меня ноги слишком длинные.

— Значит, ниже склоняйся, — не признавал никаких оправданий Славка. — Вот так нормально. Делай два — весело разогнулись и сразу, пока не забыли урок, повторим. Делай раз. Делай два. Раз. Два. Раз. Два. А теперь отдание средневековой воинской чести в комплексе, без подсчетов. И… Ну вот, — облегченно сказал Славка, разогнувшись. — Видишь, это совсем не больно.

Он ласково похлопал Миньку по плечу, но тот набычившись, недовольно сбросил его руку.

— А вот злиться ни к чему, — заметил Константин.

— Правильно, — подхватил Славка. — Нет чтобы со старших товарищей пример брать. Я вон капитан, хоть и бывший, а перед гражданским человеком, шпаком то есть, спину согнул, и ничего зазорного. Потому как он сегодня мой воинский начальник, а я простой дружинник.

— Верно говоришь, — согласился Константин. — Но только одна маленькая оговорка. Я и в нашем веке хоть и шпаком, как ты говоришь, был, но воинское звание имею.

— Ефрейтор поди? — благоговейно вопросил Славка.

— Бери выше.

— Тогда младший сержант? — попытался угадать Славка и после отрицательного ответа неожиданно и для Миньки, и для Константина вновь склонился до земли. — Неужто до самых высоких чинов дошли? До самого старшины дослужились? Тогда слава вам и почет.

— До капитана, — кратко ответил князь, после чего Славка издал какой-то непонятный звук, будто он чем-то подавился, и поднял голову, не разгибая спины.

— Врешь, — недоверчиво протянул он.

— Нет. В институте лейтенанта дали. Два года взводом командовал. Потом старшего присвоили. А недавно, лет пять назад, вспомнили неожиданно и капитана дали. Запаса, разумеется.

— Ага, — озадаченно произнес Славка, не зная, как еще отреагировать на неожиданную новость, и тут же, наконец-то разогнувшись, скрывая нахлынувшее смущение, напустился на Миньку: — Ты понял, вахлак. С тобой два офицера нянчатся уже битый час, а ты еще нос воротишь. И то ему не эдак, и это не так. Ну, ничего-ничего. Мы тебя втроем живо научим Родину любить.

— А кто третий? — все еще хмурясь, спросил Минька.

— Как это кто, — изумился Славка. — Он, я и шелепуга. Без нее, родимой, никак. Это тебе не двадцатый век. Чай, средневековье, людишек не хватает, где уж тут на каждого дурака гуманизма набраться.

— Ладно вам над человеком издеваться, — наконец не выдержав, заулыбался Минька.

— Ну а раз ладно, стало быть, приступим к делу, — Константин уселся и скомандовал: — Позовите-ка мне Епифана. Он там возле двери топчется.

— Слушаюсь, княже, — мгновенно согнулся в низком поклоне Славка и, приоткрыв дверь, крикнул: — Эй, Епифан, князь тебя самолично кличет, видеть желает. — И тут же повернулся к Константину, угодливо склонив голову набок и заглядывая в лицо князю: — Ладно ли, княже?

— Ладно, — не стал подлаживаться под его дурашливость Константин и, улыбаясь, торопливо, чтобы успеть до появления Епифана, сделал последнее замечание: — Если бы еще ерничать перестал, вовсе цены бы не было.