— Справишься ли? — усомнился Славка.

— В одиночку — нет, — ответил Константин. — А вот с вами вместе — запросто. Я — власть, вы — сила, ум и совесть. Вместе мы о-го-го. Будет как в детской игре, помните? Ну, там вода тушит огонь, огонь сжигает бумагу, камень тупит ножницы. Я сам, правда, смутно помню, но суть у нас должна быть та же. Власть поддерживает силу, сила вырастает в своей мощи благодаря уму, ум укрепляет власть, а совесть ее сдерживает. Схема проста и элементарна. Только, ребята, вы уж запомните, что я все-таки князь. Здесь панибратство не принято.

— Уже зазнается, — подмигнул Славка Миньке.

— Да нет, — пожал плечами Константин. — Просто и у нас в двадцатом веке командующий округом в обнимку ни с командиром взвода, ни даже части не ходит.

— Это верно, — согласился Вячеслав.

— Да и министр, ваше НИИ курирующий, с тобой целоваться не полезет, — обратился Константин к Миньке.

— А если открытие важное сделаю? — возразил тот. — И руку пожмет, и обнимет.

— Ты вначале сделай, а уж потом и я тебя и обниму, и поцелую… если захочешь, — пообещал Костя. — А пока субординация и поменьше слов из непривычного здешнему обитателю лексикона. А то за колдунов примут или еще чего похуже. И при обращении ко мне «князь» или «княже» не забывайте упоминать.

— Точно зазнается, — согласился Минька со Славкой. К Николаю они, словно сговорившись, не обращались вовсе. Будто и не было его за этим столом. Может быть, слишком заметна была существенная разница в возрасте — все же сорок восемь лет, а может, потому, что он еще находился в плену собственных многочисленных и не высказанных вслух догадок, сомнений и вопросов, не оформившихся в слова. Кто-то их поведение, возможно, счел бы неправильным, но интуитивно они избрали самую лучшую тактику — дать человеку время самому разобраться в себе.

— Ладно, ладно. Сейчас пока пообвыкнемся, а потом ему темную устроим, когда он все наладит, — вновь весело подмигнул Славка Миньке, но, заметив, как тяжело поднялся из-за стола Константин, припадая на раненую ногу и морщась от боли, добавил виновато: — И когда выздоровеет.

— Ну, шутки шутками, а нам и спать уже пора. Светать скоро будет, — подытожил Константин. — Здесь встают рано, так что можем не выспаться, а день тяжелый впереди.

— Слушаюсь, княже. Как повелишь, — низко склонился в поклоне, дурачась, вскочивший с места Славка и лукаво поинтересовался: — Я правильно все сделал?

Константин принял надменный вид и, критически оглядев стоящего перед ним Вячеслава, заметил:

— Малость раболепия не хватает. Смотри у меня, холоп.

В ответ Славка возмущенно фыркнул, а Минька, наблюдая эту картину, завистливо захохотал, рассыпаясь в беззаботном ребячьем смехе.

— Да, и еще одно, — прервал его бурное веселье Константин. — Ты у боярина кем числишься: в закупах, холопах или вольным смердом?

— Чего?! — вытаращил глаза Минька. На этот раз смеялся уже Славка.

— А того, что я не знаю, под каким соусом тебя забирать от него, — пояснил Константин. — Законность тоже соблюдать надо, хоть и средневековую. Судя по твоей спине многострадальной, которую ты нам в возке показывал, сдается мне, что ты и вовсе холоп обельный.

— Обельный — это белый, что ли? — переспросил Славка.

— Нет, это типа полный. Ну, то есть кругом холоп. Короче, раб, — веско подытожил Константин.

— А разве на Руси до татар рабство было? — усомнился Минька.

— Еще как, — невесело усмехнулся Константин. — И вообще, ребята… Здесь хоть и попроще, чем в нашем двадцатом, но далеко не все так наивно и элементарно, как вы думаете. Проблем тоже предостаточно.

— А как же со мной тогда будет? — озаботился Минька.

— Да выкупит он тебя, — заверил его Славка. — И всего делов-то. Будешь свободный.

— Не будет, — возразил Константин. — Рабом и останется, только моим, княжеским.

— Да ты что? — возмутился Славка. — Нам же одно дело делать. Как же он? Да и вообще, мы же здесь все заодно должны быть, а ты?..

— В чужой монастырь… — начал цитировать Константин. — Кажись, вы мне это сами говорили, сударь?

— Ну, так там совсем о другом речь шла, — не сдавался Славка. — О приличиях, чтоб соблюдать их не забывали, и так далее.

— Да нет. Она во всех случаях верна. Не время нам еще устав переписывать, и пока мы все по старым законам жить будем. А ты, Минька, не волнуйся. Это только числиться в рабах будешь. Тронуть тебя никто не посмеет. А порох состряпаешь — волю получишь. — Он ободрительно подмигнул притихшему и вновь насторожившемуся мальчишке. — Вот и получится, что я действую, как обычный князь. Никаких подозрений мое поведение не вызовет.

— А иначе нельзя? — хмуро буркнул Вячеслав. — Ну, чтоб не так, а как-то по-человечески.

— Нет, Слава, нельзя. Ты пойми, что ежели завтра-послезавтра на меня не то что владимирский великий князь выступит, а даже свой, рязанский — я ведь здесь не один рулю, — и то я ничего сделать не смогу. Силенок маловато. Да что князь, бояре взбунтуются, ведь у каждого из них свои отряды есть, а мне и ответить нечем… пока.

— Так ведь это пока, — не сдавался Славка.

— Правильно. Вот пока и будем тихо-тихо сидеть и мышцу качать, как культуристы. А уж потом, накопив силенок, можно и голос поднять. Будет порох — стало быть, получим тайное оружие. Будет крепкая дружина — значит, и в обычном бою лицом в грязь не ударим. Кроме того, я так понял, что этот князь, — он указал на себя пальцем, — пока я в его шкуру не залез, хорошей сволочью был и, кроме баб и вина, ничего знать не хотел. Ну, еще морду какому-нибудь из слуг в кровь разбить по пьянке или холопку изнасиловать — больше ему ничего не надо было. Значит, надо что сделать?

— И что? — не понял Славка.

— Свой авторитет поднять в глазах народа, — пояснил Константин. — Мол, князь-то у нас, оказывается, золото. Да мы за него горой, в огонь и в воду.

— Правильно, — вскочил возбужденно Минька. — А потом раз, и революцию!

— Это когда земля крестьянам, заводы рабочим, а народам — мир? — иронически улыбаясь, уточнил Константин.

— А что? Это же шанс какой. Может, нас как раз для этого и прислали сюда?

— Революция — это всегда плохо, — нравоучительно заметил Константин. — Ни одной еще такой не было, чтобы в результате нее народу лучше стало. К тому же оно и так все уже есть. Земля — у крестьян, мастерские — у ремесленников, а воевать мы будем, только если нападет кто. Так я и от мира народам не отказываюсь. Но во главе пока должен один быть.

— Конечно, ты, — уточнил недовольно Минька.

— Я, — кивнул утвердительно Константин. — А рядом — мудрые советники, то бишь вы со Славкой, да еще из народа с пяток наберется со временем. Из числа шибко башковитых. Пойми, Миня, уже из-за одних татар Русь объединять надо.

— А сможем ли, коли князей одних здесь как собак нерезаных? — усомнился Вячеслав. — Тут железная рука нужна. Диктатура, всего лучше — военная.

— Нет, демократия, — уперся Минька.

— Все, — подвел итог Константин. — Политическая дискуссия отменяется. Тем более что она не горит. Вначале кучу дел попроще решить надо, — и, не давая никому возразить, быстро добавил: — Нога устала, братцы кролики. Идем спать. А утром на свежую голову все порешаем. Как там, в армии? Рота — отбой! — И, не дожидаясь ответа, двинулся к выходу из комнаты.

На следующий день ни Минька, ни Славка долго ждать себя не заставили — заявились с самого утра, о чем тут же доложил Константину Епифан:

— Там мальчонка тот, которого в лесу подобрали, к тебе, княже, просится. Слово молвить хочет. Да еще тот молодец буйный, который тиуну твоему руку отломил, тоже с ним.