— А мне все одно, — тяжело дыша, процедил сквозь зубы парень. — А так подохну, да хоть с песней.

— С песней, — согласился Константин. — Только с разбойничьей. Да ты остынь, чего взбеленился-то? Ишь как волком глядишь, а ведь я тебе еще ничего плохого не сделал.

— А-а, — протянул каратист, криво усмехаясь. — Все вы одним миром мазаны.

— Мазаны-то все, — Костя опять не стал ему перечить. — Да разными цветами. Давай-ка поговорим по-доброму. А то вон, видишь, дружина моя уже серчать начинает. Не ровен час затопчут копытами.

— А я в вашей дурацкой стране, среди этих козлов все равно долго не протяну, — с вызовом в голосе ответил задира.

В груди у Константина вновь что-то екнуло, но он поспешил взять себя в руки и только ошалело оглянулся по сторонам. Да нет, ничего не изменилось вокруг. Все так же ярко светило на небе солнце, и по-прежнему сурово ожидали его слова или команды «фас» дружинники. За ними молча стояла угрюмая толпа мужиков в простых холщовых рубахах чуть ли не до колен и мокрых дерюжных штанах, а сзади продолжал тихонько всхлипывать тиун, и ещё сопел возле самого уха подошедший на всякий случай верный стремянной. Дурманяще благоухала высокая трава, беззаботно стрекотали кузнечики, спрятавшись в ней, и легкий ветерок по-прежнему приятно обдувал лицо, не давая солнышку как следует прожарить людей. Ничего не изменилось, вот только… «Но ведь дважды и снаряд в одну воронку не надает, — мелькнула скептическая мысль. — А тут чуть ли не на следующие сутки такой удачный повтор. Не может быть. Но вдруг…»

— Всем отойти назад, — распорядился он, сделал для успокоения несколько глубоких вдохов и выдохов и, видя, что никто не шевельнулся, услышав столь странную в подобной ситуации команду, не выдержал и рявкнул: — Назад, я сказал!

Первой попятилась толпа мужиков. Затем повернули коней и дружинники. Лишь тезка Константин задержался близ князя и, свесившись со своего вороного жеребца, предложил вполголоса:

— Может, я всё ж таки останусь подле, княже? Что-то неспокойно мне. Чистый варнак ведь. А ну как он тать?

— Это тиун ваш тать, — зло ответил парень, расслышав последнюю фразу.

— Всё будет хорошо, — заверил Константин своего дружинника и повернулся к стремянному: — И ты тоже, Епифан, возок откати.

— Так я-то лучше тут постою, — заупрямился бородач.

— Не надо, — жестко пресек князь его попытку и показал на канючившего тиуна, по-прежнему держащегося за свою правую руку, свисавшую как плеть. — Вон, лучше его отведи к Доброгневе. Пусть руку осмотрит. Ну как и впрямь сломал.

Епифан что-то недовольно буркнул себе под нос но перечить больше не стал.

— Да, вот еще что.

Стремянной с готовностью обернулся.

— Войлок мне подстели, а то стоять тяжко. Да на двоих захвати, а то я сверху вниз смотреть не люблю, — крикнул Константин уже вслед.

Ответом вновь было непонятное бурчание, но тем не менее приказание стремянной выполнил добросовестно и, постелив войлок, вскоре отъехал вместе с тиуном прочь, на ходу крикнув Марфушке, которая правила вторым возком и уже подъезжала к месту происшествия, чтобы она тоже разворачивала коня.

Посчитав, что двадцати метров вполне хватит, дабы их не услышали, если говорить негромко, Константин не торопясь улегся на войлок и жестом пригласил парня составить ему компанию. Тот, слегка поколебавшись, осторожно присел на корточки, настороженно кося одним глазом на нервно застывших дружинников.

— Да ты не бойся. Никакого подвоха не будет, — попытался Константин его успокоить.

— Да я и не боюсь, — вновь криво усмехнулся он, однако оглядываться перестал. — Это тебе бояться надо. Пока они подоспеют, я тебе шею не раз открутить успею.

— Не велика доблесть с больным человеком справиться, — последовал примирительный ответ. Задать самый главный вопрос из опасения, что ждёт разочарование, решимости еще не хватало. — К тому же я тебе ничего плохого не сделал, — добавил Константин. — Пока, во всяком случае. А ты сам-то откуда будешь? Из этой деревни?

— Ну, можно и так сказать, — неохотно согласился он. — Тебе все равно не понять. — Парень обреченно махнул рукой.

— А ты сказывай, а я попробую. Может, и получится что-нибудь.

— Ну, вот какой у нас сейчас год? Или век хотя бы?

— Ныне лето шесть тысяч семьсот двадцать четвертое будет, — степенно отвечал Константин.

— Тьфу ты, — сплюнул парень. — А новой эры какое? Ну, как бы это пояснее, — замялся он, но потом нашелся: — От Рождества Христова если считать?

— Это как же? — сделал Константин вид, что не понял вопроса, хотя внутри у него все ликовало от счастья, а душа напевала, несуразно фальшивя при этом: «Второй! Второй!»

— Ну, вот с тех пор, как Христос родился, сколько лет прошло, — попытался тот втолковать азбучную истину.

— Да зачем оно тебе? — продолжал удивляться Константин, лихорадочно обдумывая, как бы это поделикатнее объяснить хлопцу, как ему дико повезло. А то ведь накинется со своими объятиями, а княжьи дружинники, не разобравшись, что к чему, тут же его и хлопнут. Вон у Константина уже и лук с плеча снят, да и стрела тоже наготове, а он в дружине — это уже выяснилось на практике — чуть ли не первый стрелок. Белке в глаз попадает, а уж парню-то в бок точно не смажет.

— Ну, как тебе объяснить? — Парень всплеснул от волнения руками. — Вот ты сам кто?

— Я буду князь рязанский Константин, а ты? — в свою очередь осведомился Костя.

— Вообще-то я Вячеслав Дыкин.

— Это прозвище такое — Дыкин?

— Фамилия это моя такая! — не выдержав катастрофического тупоумия собеседника, заорал тот во всю глотку. — Вот у тебя какая фамилия?

— Рюриковичи мы, — гордо ответствовал Костя и наконец решился. — Ты успокоиться можешь? — совсем другим деловитым тоном задал он вопрос.

— Да спокоен я. — Дыкин досадливо махнул рукой. — А что толку?

— Толк будет, если ты сейчас останешься сидеть как сидел и не станешь ко мне приставать с объятиями и лезть целоваться.

— Еще чего, — хмыкнул он.

— Того-того. Значит, сидишь и не дергаешься. Договорились?

— Дальше-то что?

— А дальше следующее. Мы с тобой собратья по несчастью, поскольку меня, так же как и тебя, забросила сюда судьба, а на самом же деле я из двадцатого века, да и ты, похоже, оттуда же, нет?

Невзирая на предупреждения, Дыкин все-таки слегка приподнялся, и глаза его аж засверкали от счастья, однако обстановка проявлению нежностей не благоприятствовала, и как бы самому Константину ни хотелось сдавить его в объятьях, он строго скомандовал:

— Я же сказал — сидеть!

Парень резко плюхнулся на задницу и закричал, но как-то шепотом:

— Так это что же, все на самом деле с нами приключилось?

— А ты думал, с тобой в бирюльки играют? — в свою очередь спросил его Константин, хотя вопрос был больше риторическим.

— А кто нас сюда? И как? И зачем?

— Много вопросов задаешь, старина. Я ведь здесь всего около трех месяцев, так что и сам толком ничего не понял. Теперь вот вместе гадать будем. Вместе оно все-таки веселей. Да еще третий есть. Правда, он от радости сознание потерял, нервная горячка приключилась. Пришлось его водным путем ко мне отправлять, чтоб не растрясло по дороге.

— А он как сюда?..

— Скорее всего, как и мы. — Константин грустно усмехнулся. — Неожиданно и вдруг.

— Да где мы вообще находимся? — Вячеслав чуть не плакал. Понять его было можно. Ведь первая его мысль, когда он узнал, кто такой его собеседник, скорее всего, была о том, что этот кошмар наконец-то закончился, и на тебе. Оказывается, ничего подобного. Тем сильнее разочарование, когда оно наступает сразу после вспыхнувшей надежды.

— Мы в средневековой России, — спокойно пояснил Константин. — Год сейчас тысяча двести шестнадцатый. Кстати, относительно спокойный для Руси, если не считать, — это он точно помнил по институтским учебникам, — что два сына великого князя во Владимире наследство умершего отца никак поделить не могут. Но мы в Рязани, так что нас это не касается. И сразу говорю, — пресек он дальнейшие возможные расспросы, — об остальном знаю не больше тебя. Значит, давай сделаем так. Ты сейчас поможешь мне подняться, сядешь в мой возок. Епифана — это мой стремянной — я на лошадь усажу и отправлю со всеми, а по дороге поговорим поподробнее. Кстати, как тебя в деревне этой кликали?