Неторопливо запалив его, он, насвистывая, подошел к другой, затем к третьей. От первого фитиля оставался лишь угрожающе жалкий хвостик, когда он вернулся и поднес головню к заряду.

Заждавшаяся пушка радостно выплюнула круглый чугунный колобок, стремительно полетевший навстречу лаве, уже развернувшейся хищным полумесяцем. Крутая навесная траектория полета не успела смениться на падение, как раздалось хрипловатое рявканье другой и, почти сразу, третьей пушки.

В этот миг первая бомба, будучи еще в воздухе, разорвалась, осыпая атакующих всадников жалящими черными осколками. Спустя секунду бабахнула вторая, еще через мгновение — третья. Жалобно ржали кони, пронзительно визжали всадники, выбитые из седел, но лава, потеряв десятка три, продолжала неуклонно нестись к холму.

— Табань, табань! — подгонял Минька мастеровых, прочищавших стволы от нагара — не дай господь, если в нем останется хоть одна непогасшая искорка. — Хорош! Теперь заряды и по ядрышку. А на третий раз доставайте картечь, — предупредил он подносчиков, деловито поджигая первый фитиль, и тут же скомандовал сам себе: — Огонь!

И снова все произошло как в первый раз, с той только разницей, что траектория полета бомб была не столь крутой. Еще три десятка монголов легло в снег, но лава неслась, не замедлив хода.

— Обкуренные они там, что ли? — зло сплюнул Вячеслав и пожаловался Константину: — Я, честно говоря, думал, что они испугаются огненного боя, а им хоть бы хны.

— Я тоже надеялся, — согласился тот с другом. — Но где же воевода?

— Я ему ухо откушу, если через минуту не выедет, — грозно пообещал Вячеслав.

— Если доживем, — пробормотал себе под нос Константин, но Славка услышал.

— С таким-то наводчиком, — тут же откликнулся он. — Непременно доживем. — И крикнул изобретателю во весь голос: — Вот уж никогда не подумал бы, что в разгар боя буду стоять себе, как барин, а ты воевать, да еще как!

Минька, польщенный похвалой, зарделся и отвернул довольное лицо, а Славка устремился к дружинникам.

— Ну что, орлы! — весело заорал он, щуря глаза и внимательно прикидывая расстояние до противника. — Пришла и наша очередь! Арбалеты, товсь! — зычно скомандовал он дружинникам, которые мгновенно изготовились к стрельбе. — Залп!

Русичи били метко. Всадники шли кучно, так что если какая-то из стрел и миновала первую шеренгу, то обязательно находила жертву во второй. Где-то с полтора десятка человек недосчитался монгольский строй, но лава по-прежнему неслась вперед.

— А у меня убойнее получается! — совсем по-мальчишечьи завопил Минька, в очередной раз поджигая фитили.

Только один изобретатель знал, насколько опасно то, чем он сейчас занимается. Хорошо, что самых старых мастеров, которых он самолично учил, как именно, а главное — сколько времени надо прочищать стволы, с ним сейчас не было. Молодые же и не подозревали, что с каждой секундой сокращенного времени ровно на один шанс увеличивается опасность оставления малюсенького катышка непрогоревшего пороха, а следовательно, непроизвольного взрыва. Сейчас изобретатель оценивал его вероятность уже как пятьдесят на пятьдесят.

— Зато у меня быстрее, — откликнулся Вячеслав и снова скомандовал: — Пли!

На этот раз все произошло почти одновременно, картечь смешалась со стрелами, и монгольский строй, разом утратив еще десятка четыре воинов, несколько сбился с бешеного ритма скачки, ставшей не такой уверенной.

— Оп-па! — весело завопил Славка и разухабисто затянул: — Тут мои честные вопли услыхал честной народ. И хотя народу было чем заняться…[206] Пошли, пошли, родимые… Залпом, пли!

Константин оглянулся. Из настежь распахнутых городских ворот выкатывали волны всадников во главе с воеводой. Но уж больно неторопливо все это происходило, точно в замедленной съемке.

— Я с испугу чуть не помер, я с испугу протрезвел, и ору себе, как баба-роженица… Залпом, пли! Эх, твою мать, а они и правда не поспевают!

Да, теперь становилось ясно, что полк воеводы действительно не успевал, тем более что часть монгольской конницы — сотни три, — повинуясь гортанному окрику нарядного всадника, скачущего впереди, уже разворачивала коней в сторону города, рассчитывая своей самоубийственной атакой пусть не остановить, но сдержать русичей, выигрывая драгоценное время.

Впрочем, его было и так предостаточно, чтобы успеть не один, а три раза управиться с жалкой горсткой людей, упрямо сгрудившихся возле синь-камня.

Новый залп картечи снес около двадцати человек, еще один — арбалетный — и десятка полтора на льду, но остальные-то, остальные почти рядом, метрах в трехстах, не больше. Вот уже полетели в ответ и первые монгольские стрелы.

— Теперь наш черед, царь, как ты и обещал! — подбежал к Константину Рашид. — А то на нашу долю так ничего и не останется!

Он по-прежнему весело улыбался, и от этой улыбки у Константина больно защемило в сердце. Понимая, что, скорее всего, он уже никогда не увидит этого неукротимого смельчака живым, пришлось тем не менее соглашаться. Мол, да, пришло его время… Время умирать…

— Давай! — крикнул он. — Только все вместе, — уточнил сразу. — И возьмите на себя тех, что слева, чтобы они не смогли нас обойти, а с середкой мы постараемся управиться сами.

— Давай! — истошно вопил Минька. — Успеем на раз!

— Щиты! — одновременно с ним выкрикнул Вячеслав, и половина дружинников разом кинулась закрывать мастеровых, не имевших доспехов, а оставшиеся сноровисто и ловко начали перезаряжать арбалеты.

— Убирай! — истошно завопил Минька, и дружинники, мгновенно сообразив, тут же отшатнулись от пушек. — Дистанция — сказка! — счастливо завопил изобретатель, подпаливая фитили. — Прямая наводка! Слепой не промажет! Эх-ма!

Рявк! Чавк! И еще четыре десятка монголов на снегу. И тут же залп арбалетов в упор положил еще один десяток, а то и полтора — кто ж сочтет. Левое крыло степняков стало сдвигаться к прореженному центру, но тут на него наскочили булгары и юрматы, и завертелась беспощадная звонкая сабельная карусель, где проигравших нет — есть мертвые, а счастливчик тот, кто окажется всего лишь тяжело раненным.

— Врешь — не возьмешь! — подал голос Константин и скомандовал мастеровым:

— Щиты перенимайте!

Те поначалу не поняли, опешив, уставились на него, хлопая глазами, но после повторной команды сообразили, что готовить пушки времени нет, а вот залп из арбалетов сделать еще можно. Залп! Есть! Но монголы уже совсем близко.

— К синь-камню, — крикнул Константин. — Ставь строй! Щиты не выпускать! — И подосадовал, что мастеровые могут не понять задумки.

Но воевода гонял на учебу всех без разбора. Тех, что в Ожске, вдвое меньше, но все равно гонял, и они поняли, что только этим смогут помочь дружинникам. Не выпуская из рук щитов, люди осторожно попятились, смыкаясь.

— Теснее, теснее щиты, — подбадривал Константин. — Совсем немного осталось продержаться, — хотя и понимал — вранье. На самом деле полк продвинулся за это время метров на сто, не больше, да и то благодаря усилиям в первую очередь самого воеводы. Горыня, чуя свою промашку, рубился впереди всех и даже не закрывался щитом, принимая на бронь все удары.

Между тем центр степняков был почти рядом, да и левый фланг монголов тоже все ближе подступал к синь-камню, несмотря на то что четыре десятка всадников делали все возможное и невозможное. Абдулла-хан и впрямь дал самых лучших, но каким бы ты ни был умельцем, в конном бою в одиночку с дюжиной не совладаешь, а их там как раз и было десяток на сотню.

Словом, картина была ясная. Одну минуту, может, и удастся выстоять, полторы — маловероятно, а две — предел. Злые степные кони совсем рядом, даже храп слышен.

И началось. Дружинники дрались лихо, но это не Галич — косарей нет — а бить с коня намного сподручнее, чем сходиться щит на щит, а уж учитывая возможность зайти с фланга, а то и с тыла — никто ж не мешает — совсем беда.