– Что, братец, Жак! – обратился к шуту Олег Палыч, – вылезай, покажи ты нам хоромы сии.

«Братец Жак» мутным взглядом глянул на открывшего ему дверцу Мухина.

– Уже? – тоскливо спросил он. Нерешительно двигая онемевшими членами, шут вылез из УАЗика, оставив после себя мокрое пятно на сиденье. От пятна подымался парок.

– Фи! – брезгливо поморщился Мухин, – ты же грамотный, я бы даже сказал, передовой образец могучего французского народа, и такой карамболь отчудил!

– Дурак я придворный, – пояснил Жак с опаской нюхая воздух, а затем облегченно сказал:

– С детства недержание. Как разволнуюсь, так получите!

Подполковник обошел автомобиль, заглянул в салон и, обернувшись к Жаку, добродушно заметил:

– Бывает! Я когда первый раз затяжным прыгал и парашют не раскрылся… – шут ничего не понял. Мухин вопросительно глянул на командира, – проснулся, и такая же фигня приключилась. Ну что, идем?

– Идем, – кивнул паяц, и бубенчики на его шляпе согласно звякнули. Он подошел к воротам и, упершись в них, приоткрыл одну створку. Когда утих скрип петель, раздался восхищенный голос Леонида Ивановича.

– Хороший двор!

Двор и вправду был хорош. Вымощенный брусчаткой, он имел около гектара полезной площади. Полезной, с точки зрения гостей, разумеется. Периметр двора был обнесен каменной оградой. По центру размещалось четырехэтажное здание сработанное из серого камня, а за зданием виднелись дворовые постройки: конюшни, амбар и прочая полезная архитектура.

– Утварь из дома соседи растащить не успели, – по ходу дела тараторил шут, – помешали слуги, и то что обстановка не была освящена Его преосвященством.

Жак глянул на голые деревья.

– Скоро Рождество Христово. Вы ведь празднуете Рождество, насколько помню…

– И по новому стилю, и по старому, – заверил его Булдаков, – а что прикажете делать со слугами! Много их там?

– Ну… – задумался паяц, – четыре горничные, четыре лакея, главный дворецкий, мажордом, три кухарки, судомойка, пять конюхов, повитуха, птичница, скотник, сокольничий да два истопника. Хотите, можете их вышвырнуть.

– В таком случае что с ними будет? – спросила Светлана.

– Кто помоложе наймутся к другим господам, а остальные подадутся в гильдию профессиональных попрошаек. Станут, значит, нищими, – равнодушно сказал Жак, тряся гульфиком, чтобы тот поскорее высох. От этого двусмысленного жеста Светлана отчего-то зарделась и наступила мужу на ногу.

– Да я ничего! – не въехав в ситуацию поспешил успокоить ее тот, – пущай остаются. Я же не зверь какой… Будут за порядком следить, есть готовить, турнепс полоть, ТО делать. Пойдем, приятель, представимся слугам, дабы не дали деру раньше времени.

Подполковник, его супруга, старший прапорщик Мухин и два бойца поприличней вошли в парадное. В гостиной шут дернул шнур колокольчика. Тугой мелодичный звон отразился от стен и утих где-то под потолком. Вскоре по лестнице к ним спустился седой представительный мужчина в черном, выправкой смахивающий на метрдотеля.

Он чопорно поклонился и что-то сказал. В ответ Жак разразился целой тирадой. Человек еще раз поклонился и дернул за шнур три раза.

– Вызвал всех слуг, – пояснил Мухин.

– Я маленький, – засопел подполковник, – метр семьдесят всего… Понимаю, что многого не понимаю!

Тут в гостиную принялись спускаться слуги, и он замолчал.

Жак представил персоналу нового владельца дома и довел до их сведения, что никого выгонять не будут. Затем говорил Олег Палыч, а шут переводил.

– Условия мои просты, – вещал Булдаков, – дом должен быть в порядке, двор в образцовом порядке, а рот – на замке. Вы должны быть всегда опрятными и чистыми. Я вас кормлю и одеваю, плюс плачу две серебряные монеты в месяц. Уи?

Лица слуг повеселели. Что ни говори, а жалование было весьма приличным.

– Те из вас, кого удовлетворяют мои требования, будут обязаны изучить наш язык и, – он замялся, не зная, как объяснить сущность прививок, – и потом кое-что еще по мелочевке. Кто желает остаться?

Остались все, кроме двух парней-истопников, которые решили попытать счастья у других хозяев, ввиду полного отсутствия лингвистических способностей.

– Вот и чудненько! – потер руки Олег Палыч, – много слуг нам не нужно. Пойду распоряжусь насчет парковки.

В ворота уже въезжали «Уралы». Подполковник подождал, пока заедет последний автомобиль и разместится в глубине двора, а затем обратился к паяцу, сопровождавшему его, подобно Каштанке.

– Ну что, мосье Жак! Денек отдохнем после поездки, а затем и к королю вашему заявиться не грех. Завтра к вечеру Его Величеству будет удобно принять нас, как ты считаешь?

– Куда он денется? – хмыкнул Жак и чихнул, – запах от ваших телег почище, чем от лошадок!

– Запах цивилизации! – поддакнул подошедший Починок.

– Я завтра утром подойду, чтобы договориться насчет церемонии, – сказал шут, – а засим позвольте откланяться – время в путь. Вам свечей прислать?

– Я сам могу вам свечей прислать! – буркнул Акиш Иванович, доставая из кармана упаковку «Бетиола» от геморроя.

– Доктор! – одернул его подполковник, – ну что вы, право! Не обращай внимания, Жак. Тебя подбросить до дворца?

– Спасибо! – торопливо ответил шут, – я сам дойду. Здесь недалеко.

К Новому году выпало столько снега, что К-702 (так называемый «Громозека») трудился полдня на расчистке. Опять же, Новый год здесь отмечали в середине июня, когда поспевала клубника, и вовсю водили хороводы вокруг костра, традиционно сжигая «Чучело Пиночета» – фигуру, затянутую отнюдь не в первые сорта мешковины.

Вид елки на плацу, убранной молодежью городка, так понравился местным жителям, что отец Афанасий разрешил отмечать праздник синхронно со «всем прогрессивным человечеством». Господь не возражал, и празднование Нового года проходило с тем задором, который всегда отличал славян.

Из кабинета Норвегова в вечерних сумерках было хорошо видно, как вокруг мерцающего треугольника суетится детвора. Хозяин кабинета сидел за столом, пил чаек и беседовал с сидящим напротив старшим сыном.

– Завтра Булдаков пойдет на встречу с королем Франко Людовиком IX. Цифра вроде как правильная. Во всяком случае, в идентичный период на старушке-Земле царствовал Людовик с таким порядковым номером. Будем надеяться, что наш бравый подполковник не напорет там с три короба!

– А зачем, отец, ты послал туда такого горячего парня? – спросил Волков, прихлебывая чай. Чай, как куст, в умеренных широтах Великолитовского княжества не произрастал, но на сладах НЗ его было умопомрачительное количество: краснодарский, грузинский, азейбарджанский и индийский. Последний был отменного качества, но упакованный в полиэтиленовые пакетики столь бездарного дизайна, что уважающий себя европеец прошел бы мимо прилавка с таким товаром, да еще бы отвернул на девяносто градусов свой шнобель.

– А кого бы я еще мог послать? – хмыкнул полковник, – Семиверстов нужен тут, Рябинушкин стар, Рыженков – зампотех, Горошин – фашист, Локтев – узкий спец, Малинин – бабник, а Худавый в трансе, да еще с ребенком. Тем более, его бывшая – в Париже.

– Как они, интересно? – сделал Андрей мечтательную физиономию, – не могу представить себе средневековый Париж!

– Представь себе Троицкое без электрического освещения и в середину вопри Киево-Печерскую лавру. Вместо улиц прикинь Дальние пещеры – и получишь некое подобие средневекового города. И вообще. Увидишь сам, когда через пять лет поедешь на место Булдакова, – Андрей поперхнулся кипяточком и глянул на отца. Тот, прищурясь, смотрел на него.

– А почему именно я? – спросил парень.

– А кто? – фыркнул Норвегов, – к тому времени, если постараешься, получишь капитана. На дорогу тебе дадут майора, вернешься молодым перспективным подполковником и вскорости заменишь у штурвала дряхлого полковника Булдакова. Я так понимаю.

– Олег Палыч дряхлым никогда не будет, – возразил Андрей, – не тот тип человека. Он из тех, кто умирает в девяносто, надорвавшись на переноске булыжников.