Юго подхватил:

— Вот мы и предположили: а не могут ли они быть каким-нибудь решающим фактором? Что будет, если исключить их из общества? Поможет ли это решить уравнение?

— А почему отклонения в истории выравниваются? — спросила Дорс.

Гэри предпочел, чтобы на этот вопрос ответил Юго.

— Видишь ли, пресловутый эффект воробья имеет и положительные стороны. Неупорядоченные, хаотичные системы можно подловить в нужный момент — и совсем легонько подтолкнуть в нужном направлении. И таким образом направить тенденции развития этих систем к нужному исходу, с минимальным уровнем отклонений от хорошо сбалансированных результатов.

— Но кто контролирует эти системы? — спросила Дорс. Юго, казалось, смутился.

— Ну, мы не… Короче, не знаем.

— Не знаете? Но ведь это же теория всей истории! Гэри спокойно сказал:

— В наших уравнениях присутствуют некоторые внутренние взаимосвязи, элементы, которым мы пока не можем найти объяснения. Некие скрытые силы.

— Но как — вы не можете понять? И Гэри, и Юго сразу сконфузились.

— Мы не знаем, как эти части системы взаимодействуют между собой, — сказал Гэри. — Новые особенности приводят к… неожиданным результатам.

Дорс сказала с напором:

— Значит, у вас на самом деле нет готовой теории, да? Гэри подтвердил:

— Нет. Мы не дошли пока до глубокого и полного понимания всех закономерностей.

Модели обычно создаются после того, как мир изучен до мельчайших подробностей. Они отражают свое время, словно эхо. Автоматическая планетарная механика могла возникнуть после того, как появились часы. Представление о Вселенной как о цифровой системе могло развиться только после того, как появился компьютер. Теория непрерывности Вселенной могла появиться только после изобретения нелинейной динамики…

У Гэри был сейчас лишь прообраз модели истории, которая соответствовала его пониманию вопроса и объясняла, каким образом он станет выбирать из многих других моделей правильную, соответствующую его психоистории. Если спуститься с небес на землю, может оказаться, что именно эта модель просто больше других пришлась по вкусу Гэри Селдону…

— А кто контролирует этот контроль? — не отставала Дорс.

Гэри попытался припомнить мысль, которая мелькнула у него, но мысль ускользнула, забылась. Ничего, он знал, как подловить Дорс, — надо просто расслабиться и подумать.

— Помнишь ту шутку? — спросил он. — Как рассмешить Бога?

Дорс улыбнулась.

— Нужно рассказать ему о своих планах.

— Правильно. Вот над этим мы и подумаем, и, надеюсь, отыщем ответ.

Дорс снова улыбнулась.

— Похоже, ты пытаешься предсказать судьбу своих собственных предсказаний?

— Как ни странно, да! Тут позвонила секретарша.

— Вас вызывает Император, — сообщила она.

— Проклятье! — Гэри стукнул ладонями по подлокотникам кресла. — Шутки закончились.

Гэри подумал, что его охранники-гвардейцы еще, наверное, не прибыли. Но садиться сейчас за работу не стоило — все равно скоро придется уйти.

Рассеянно думая ни о чем, он позвенел монетками в кармане, потом достал одну. Монетка в пять кедов, кусочек янтарно-золотистого сплава, с одной стороны — мужественный профиль Клеона Первого (художники всегда приукрашивали внешность Императоров), с другой стороны — диск Галактики. Гэри повертел монетку в пальцах и задумался.

Допустим, толщина монетки соответствует высоте диска в правильной пропорции. Чтобы точно воспроизвести центр Галактики, в центре монетки нужно бы сделать выпуклость. Но все равно это была довольно правильная геометрическая копия Галактики.

Диск был с дефектом — на оконечности внешней ветви спирали виднелся маленький пузырек. Гэри высчитал в уме пропорцию: если вся Галактика достигает примерно ста тысяч световых лет в диаметре, то этот дефект… Пятно на диске соответствовало объему примерно в тысячу световых лет в поперечнике. Во внешних ветвях спирали пространство такого объема содержит десятки миллионов звезд.

Когда Гэри представил, какое огромное количество миров случайно исчезло из Галактики вместе с этим пятнышком, ему показалось, что металлическая поверхность Трентора разверзается у него под ногами и он проваливается в бездну, не в силах что-либо сделать.

При таких масштабах имеет ли хоть какое-нибудь значение все человечество? Множество миллиардов живых душ, спрессованных в одно микроскопическое пятнышко.

И все же люди сумели в одно мгновение распространиться по всему этому невообразимо огромному диску, по всей Галактике.

Человечество разлетелось вдоль ветвей спирали, просачиваясь по пространственно-временным тоннелям, и всего за несколько тысяч лет удобно устроилось вокруг центра Галактики. За такое ничтожное время сами ветви галактической спирали сдвинулись со своего места настолько незначительно, что перемещение было едва заметно — величественный танец Галактики подчиняется куда более медленным ритмам, и на каждое па уходит примерно полмиллиарда лет. Люди мечтали о далеких горизонтах, стремились вдаль и посылали целые рои своих кораблей сквозь сеть пространственно-временных тоннелей. По ту сторону тоннелей корабли выпрыгивали в пространство рядом с солнцами невиданной красоты — ослепительно-красными, зловеще-синими, мрачно-бордовыми.

Пятнышко на монете соответствовало такому огромному пространству, которое обычный человеческий мозг, с ограниченными возможностями приматов, просто не мог себе вообразить, кроме как в виде математической абстракции. Но тот же мозг вел людей вперед, все дальше и дальше, и вот — они покорили всю Галактику, овладели бесконечными мириадами звездных систем… и при этом до сих пор не могут по-настоящему разобраться в самих себе.

Выходит, один отдельно взятый человек не смог бы понять даже точки на галактическом диске. Однако если рассматривать все человечество, вместе взятое, то тот же самый мозг получает как бы приращение мощности и оказывается способен постичь окружающую непосредственно его часть Галактики.

И чего же он хочет? Постичь все человечество, его глубинные побуждения, таинственные порывы и взаимосвязи, его прошлое, настоящее и будущее? Он хочет понять тот загадочный, непостоянный род людской, который ухитрился прибрать к рукам всю Галактику и сделать ее своей игрушкой?

Может быть, один-единственный человек и в самом деле способен охватить своим сознанием весь этот звездный диск, встав на ступеньку выше, — и способен понять групповые эффекты, скрытые в причудливых уравнениях.

Построение закономерностей развития Трентора по сравнению с этим — просто детская игра. Для того чтобы так же разобрать Империю, потребуется охватить сознанием гораздо более обширные объемы информации.

Математика способна управлять Галактикой. Невидимые, неощутимые символы могут править.

А значит, и один-единственный человек, мужчина или женщина, тоже могут что-то значить.

Возможно. Гэри покачал головой. Головой одного-единственного человека.

«Похоже, мы пытаемся прыгнуть выше головы, разве нет? Размечтались о божественном…» — подумал Гэри.

Хватит. Пора заняться делом.

Только вот работать он не мог. Он должен был ждать. К счастью, имперские гвардейцы-охранники прибыли довольно скоро и повели Селдона по улицам Университета. Но теперь Гэри уже не смущался при виде праздношатающихся ротозеев, которые собирались в толпы у него на пути. Похоже, он начал привыкать.

— Людно сегодня, — сказал Гэри капитану гвардейцев.

— Как и следовало ожидать, сэр.

Надеюсь, вам оплачивают эскорт как сверхурочную работу.

— Да, сэр. Мы называем это «о-дэ».

— Плата за риск? «О-дэ» — значит, «опасное дежурство», да? Капитан, похоже, разволновался.

— Да, сэр…

— А если кто-нибудь станет в нас стрелять, какие приказания вы отдадите?

— Ну, если им удастся прорвать внешний периметр, то нам придется загородить вас собой. Сэр.

— И вы это сделаете? Примете на себя импульс гаусса или заряд плазмы?