— При всем моем уважении к вам не могу не заметить — если только я, по скудости ума, не впал в досадное заблуждение, — что мсье и мадемуазель и сами не более чем создания с «ограниченными интеллектуальными возможностями», сотворенные людьми для того, чтобы выполнять грязную работу для элиты.

— Что?! — У Вольтера глаза полезли на лоб.

— По какому такому праву вы претендуете на высший разум и большие привилегии, чем любой из нас, механических работников, таких, как я? Разве у вас есть душа? Так почему же вы считаете, что вправе требовать равных прав с людьми — включая и право на заключение браков…

Жанна скривилась:

— До чего омерзительная мысль!

— …право голосовать, право на равный с людьми доступ к сложнейшему программному обеспечению… По какому праву?

— Этот механический человек говорит гораздо более разумно, чем многие благородные герцоги, которых я знала, — заметила Жанна, в задумчивости приподняв брови.

— Я не потерплю, чтобы мне возражали двое крестьян! — заявил Вольтер. — Права человека — это одно, а права низшего класса — это совершенно другое!

Официант успел еще переглянуться с Жанной… Это мгновение навсегда осталось в его памяти — Вольтер, раздраженный и возмущенный до крайности, одним движением руки выхватил Официанта и Жанну из реальности и бросил в беспросветную серость пространства-склада, где хранились невостребованные виртуальные создания. И потом, всякий раз, когда у Официанта включалась самоподдерживающаяся подпрограмма перезагрузки, это чудное мгновение прокручивалось в его памяти снова и снова.

Марк дозвонился до Нима по локальному каналу связи.

— Дело сделано! Все получилось! Сейчас он уже может говорить абсолютно все, что ему вздумается. Я уничтожил все до единого неприятные последствия препирательств с властями, какие только у него были.

— Классно! — улыбаясь, сказал Ним.

— Как ты думаешь, может, надо убрать и трения, которые были у него с отцом?

— Не уверен, — сказал Ним. — На что это было похоже?

— Они сильно не ладили. Его папаша был жуткий аккуратист, ко всему придирался — он был из так называемых «янсенистов».

— Это еще что за ерунда? Название спортивной команды?

— Вот и я спросил то же самое. Он сказал: «Это католический вариант протестантства». Не думаю, что это спортивные команды. Там было что-то про грехи — ну там все грешно, удовольствия омерзительны… Короче, обычная примитивная религия. В Темные Века такой чепухи было полным-полно.

Ним снова усмехнулся.

— Любая чепуха достаточно омерзительна, если сработана на совесть.

Марк рассмеялся.

— Это точно! Однако может быть, этот занудный старик олицетворяет для Вольтера первые нападки цензуры, с которыми ему пришлось иметь дело?

Ним подумал немного, потом ответил:

— Тебя беспокоит нестабильность в его блоке характера, я правильно понял?

— В общем-то, да.

— Но ты хочешь, чтобы он остался зубастым и агрессивным, так? Чтобы в нем сохранился инстинкт убийцы?

Марк задумался:

— Я могу встроить кое-какие дополнительные подпрограммы для отслеживания нестабильностей.

— Неплохая мысль. Не думаю, что он понадобится тебе целым и в здравом уме после окончания дебатов или что там еще будет. Я правильно понял?

— Его вполне могут пустить на слом. Добавочная подпрограмма не повредит. — Марк помрачнел. — Я вот думал… Как мы все это уладим?

— Эй, парень, а какой у нас выбор? Сектору Юнин нужен поединок гигантов, и они его получат. Дело верное!

— А вдруг типы из имперского аппарата прицепятся к нам за использование незаконных симов?..

— Я люблю риск, опасность, — сказал Ним. — И ты всегда говорил, что любишь острые ощущения.

— Да, но… Зачем нам нужны чересчур умные тиктаки? И именно сейчас? Сделать-то их не так уж трудно…

— Старые запреты уже изжили себя, дружище! И так бывало всегда, не раз и не два — бессчетно. Старое просто отбрасывают и идут дальше — вот и все.

— Но из-за чего? Ним пожал плечами.

— Ну, там, политика, общественное движение — кто его знает? Я хочу сказать, народ уже до крайности раздражен мыслящими машинами. На них нельзя положиться, им нельзя полностью доверять.

— А что, если их и машинами-то уже нельзя будет назвать?

— Ты что, сдурел?

— Может, по-настоящему умные машины вовсе и не захотят никаких состязаний в разумности?

— Машина, которая умнее старого доброго Марка? Таких не бывает.

— Но она может появиться… когда-нибудь,

— Никогда! Выкинь эту дурь из головы. Давай лучше работать.

Сибил сидела, как на иголках, — рядом с господином Бокером, в Большом Колизее. Они находились неподалеку от Императорских Садов, и атмосфера значительности, казалось, покрывала все вокруг — невидимо, но ощутимо.

На Сибил был ее лучший официальный костюм, но она никак не могла успокоиться и перестать нервно постукивать ногтями по колену. Сибил волновалась и — как и остальные четыреста тысяч зрителей, собравшихся в огромной чаше стадиона, — с нетерпением ожидала появления на гигантском экране Вольтера и Девы.

«Цивилизация немного скучна», — думала Сибил. Проработав много часов с доисторическими симами, Сибил узнала много нового о человеческой природе, ей словно открылась тайна некой силы, «живого электричества» далеких Темных Веков. Люди тогда вели жестокие войны, убивали друг друга — и все это, предположительно, во имя каких-то отвлеченных идей!

Нет, уютно укутанное в оболочку Империи, человечество слишком размякло. Вместо смертоубийственных, кровопролитных войн, когда победа достигается лишь со смертью врага, люди теперь ведут якобы «ожесточенные» экономические баталии, спортивные соревнования умов. Да еще эти дебаты.

Столкновение симов будет транслироваться в прямом эфире на весь Трентор, его посмотрят по домашнему головидео более двадцати миллиардов тренторианских семей. Эту передачу увидят по всей Империи — повсюду, где протянулась сеть пространственно-временных тоннелей. Бурная, грубая жизненная энергия первобытных симов чувствовалась сразу и действовала неотвратимо. Сибил ощущала эту силу и в самой себе, в учащенном биении своего пульса.

Первое появление симов перед публикой на трехмерном головидео и ответы на заданные им простейшие вопросы сразу же вызвали у зрителей живой интерес. Эти двое презрели освященные веками суровые запреты, разорвали границы табу, отбросили старые догмы. В воздухе витал пряный привкус «нового». И никто, казалось, не догадывался, что эти дебаты окажутся первым шагом по мосту к этому самому «новому».

Не пройдет и нескольких недель, как из сектора Юнин волна нового прокатится по всей планете, и весь Трентор будет охвачен пламенем Возрождения.

И Сибил, естественно, собиралась получить за это все, до последнего клочка кредитки — если, конечно, сумеет.

Она посмотрела на президента и прочих высокопоставленных шишек из руководства «Технокомпании», которые сидели вокруг и оживленно переговаривались ни о чем.

Президент, чтобы подчеркнуть свою нейтральную позицию, разместился в кресле между Сибил и Марком, которые со времени последней встречи так и не сказали друг другу ни слова.

По другую сторону от Марка сидел его заказчик, представитель Скептиков, и вдумчиво просматривал программу. Дальше сидел Ним.

Господин Бокер легонько толкнул Сибил локтем в бок и тихо сказал:

— Признаться, это выглядит не совсем так, как я предполагал. Это не может быть то, что я думаю.

Сибил посмотрела в ту сторону, куда он показывал, и увидела, что в дальнем ряду, за спиной обычной девушки пристроилось нечто, больше всего похожее на механического слугу. Но ведь на это собрание был разрешен допуск только лицензированным механическим торговцам и букмекерам…

— Наверное, это ее слуга, — предположила Сибил.

Такие незначительные отступления от правил не беспокоили Сибил, в то время как господину Бокеру они, видимо, сильно досаждали. Он стал особенно привередлив после того, как по трехмерным видеокластерам, передающим последние новости, объявили, что обоих участников дебатов готовили работники «Технокомпании» — и для Хранителей, и для Скептиков. К счастью, это сообщение появилось в новостях слишком поздно для того, чтобы та или другая партия успела что-либо предпринять.