— Ты нарушила наш договор! — выкрикнул Марк. — Что ты тут делаешь? Пытаешься вскружить голову этому шизофренику, чтобы он ради твоих прелестей согласился проиграть спор?

Сибил включила паузу и спрятала лицо в ладони. Сим Вольтера замер. Сибил подняла голову, и Марк увидел, что глаза девушки наполнены слезами. Марк ощутил, как сжалось его сердце, как все внутри закипает от возмущения, но он быстро взял себя в руки и постарался не обращать внимания на мелочи. Никакого сомнения быть не может — она действительно целовалась с Вольтером, и как раз перед его приходом!

— Должен признаться, я и подумать не мог, что ты падешь так низко!

— Как низко? — Сибил стряхнула слезы с ресниц и выпятила вперед нижнюю челюсть. — Что с тобой стряслось? Ты же всегда был таким славным, веселым парнем.

— Что здесь происходит?! Она рассказала.

Марк вылетел из кабинета Сибил, прошагал обратно к себе и включил загрузку Вольтера. Программа еще не успела полностью активировать движение, еще не включился даже цвет, когда Марк, вне себя от злости, заорал:

— Мой ответ такой: нет! Нет! Нет!

— Я более чем уверен, что ты уже придумал множество замысловатых силлогизмов, способных меня убедить, — язвительно заметил Вольтер, когда его голографическое изображение получило возможность двигаться.

Марк не мог не признать, что проклятый сим умудряется обставлять внезапные исчезновения и появления в виртуальном пространстве с неслыханной ловкостью.

— А теперь слушай меня, — спокойным и ровным голосом сказал Марк. — Я хочу, чтобы Роза Франции явилась на дебаты одетой в свои доспехи. Кроме всего прочего, это напомнит ей о том, как она себя чувствовала перед инквизиторами. Она начнет что-то лепетать, нести всякую бессмыслицу — и вся планета увидит, насколько Вера уступает Разуму. Вольтер в возмущении топнул ногой.

— Merde alors! Мы не согласны! Я — ладно, черт со мной, но я настаиваю, чтобы вы убрали из памяти Девы воспоминания о последних часах жизни, чтобы свободу ее суждений не сдерживал — как это часто бывало со мной — страх перед возможным мучительным наказанием.

— Невозможно. Бокер желает получить чистую Веру — и он ее получит, всю целиком.

— Но это же нелепо! Кроме того, я требую, чтобы мне позволяли видеться с нею и с тем чудаковатым милашкой Официантом в кафе — сейчас и впредь. Я никогда не встречал созданий, подобных им, и они теперь — единственное общество, которое у меня есть.

«А как же я?» — подумал Марк. Он, конечно, постоянно держал сима на связи и работал над ним — потому, что этого требовали интересы фирмы, но костлявый склочный старик ему в самом деле чем-то нравился. Это был могучий ум, потрясающий воображение. Более того, это была сильная, яркая личность, которая сохранилась, даже пройдя сквозь самые тяжкие испытания. Вольтер жил в эпоху расцвета. Марку это импонировало, и он хотел бы стать Вольтеру другом. «А как же я?»

Однако вслух он сказал совсем другое:

— Мне кажется, тебе даже в голову не приходит, что проигравшего в этом споре ожидает незавидная участь — он обречен на забвение.

Вольтер не подал виду, что как-то задет.

— Кого-кого, а меня ты не обманешь, — сказал Марк. — Я-то прекрасно знаю, о чем ты мечтаешь, чего хочешь больше всего на свете, даже больше, чем интеллектуального бессмертия…

— В самом деле?

— Да, потому что бессмертие тебе и так обеспечено. Ты ведь восстановлен заново.

— Уверяю тебя, мое представление о жизни не исчерпывается набором цифровых комбинаций, из которых я сейчас состою.

Это заявление несколько обеспокоило Марка, но он постарался временно отогнать тревогу.

— Не забывай, я могу покопаться в твоем блоке памяти и прочесть любые твои воспоминания. Я как раз вспомнил, что однажды ты, будучи уже в зрелых летах, без всякого принуждения со стороны отца, по собственной свободной воле принял пасхальное причастие.

— Ах, но в самом конце я ведь отказался от причастия! Все, чего я хотел тогда, — чтобы меня оставили в покое и позволили тихо умереть.

— Позволь, я прочитаю отрывок из твоей знаменитой поэмы «Землетрясение в Лиссабоне»… Это, кстати, тоже взято из твоего блока памяти:

Вольтер слегка смутился.

— Да, я это сказал — и хорошо сказал, заметь! Однако всякий, кто наслаждается жизнью, страстно стремится ее продлить — и это правда.

— Так вот, твой единственный шанс получить хоть какое-нибудь будущее — это победить в дебатах. Ты просишь лишить Деву воспоминаний о последних часах жизни, о пытках и сожжении заживо — но ведь это противоречит твоим собственным кровным интересам! А мы оба прекрасно знаем, как трепетно ты всегда к ним относился.

Вольтер рассердился. Марк следил за показателями эмоционального состояния сима, выведенными на боковой экранчик: колебания базисного состояния хорошо контролируются, но эмоциональная надстройка ужасно быстро разрастается. Оранжевый цилиндрик быстро-быстро пульсировал в трехмерном пространстве, его распирало во все стороны внутреннее давление плотно свитого клубка эмоций. Показатели эмоционального напряжения очень быстро нарастали и вскоре должны были приблизиться к критическому уровню.

Марк стукнул кулаком по панели. Чертовски заманчиво заставить сима поверить в то, чего Марк хочет… Но это слишком сложно, долго и дорого. Пришлось бы интегрировать идеаторными кластерами всю личность сима целиком. Самовосстановление срабатывает гораздо лучше. Жаль только, что его можно лишь подталкивать и направлять, а насильно ускорить в нужном направлении нельзя.

Настроение Вольтера упало ниже некуда, это Марк ясно видел по показаниям приборов. Однако на лице сима — Марк специально увеличил изображение и замедлил движения — на лице Вольтера не отражалось ровно ничего, только во взгляде сквозила некоторая задумчивость. Марк долгие годы не мог привыкнуть к тому, что люди, а также высококачественные симуляторы людей способны так хорошо скрывать свои чувства.

Может, стоит немного пошутить?

— Послушай, парень, что я тебе скажу… Если ты не перестанешь выделываться, я, так и знай, дам ей почитать ту мерзкую непристойную пьеску, которую ты о ней написал.

— " La Pucelle " [3] ?! Ты не посмеешь!

— Это я-то не посмею? После такого чтива она вряд ли вообще когда-нибудь захочет сказать тебе хоть слово!

Вольтер хитро усмехнулся.

— Мсье забывает, что Дева не умеет читать…

— Я позабочусь о том, чтобы читать она научилась. Или, еще лучше, я сам ей все прочитаю. Она, конечно, безграмотная невежда, но, будь я проклят, она отнюдь не глухая!

Вольтер стрельнул в него яростным взглядом и пробормотал:

— Между Сциллой и Харибдой…

В чем секрет этого невероятного разума, острого, словно скальпель? Он — или оно — приспосабливается к совершенно новому для себя миру быстрее любого другого сима из тех, что встречались Марку раньше. Марк поклялся себе, что, когда дебаты завершатся, он разберет сима по винтику и тщательнейшим образом изучит все его логические цепи и внутреннюю структуру процессора. Там еще, кстати, есть эти блоки памяти восьмитысячелетней давности. Что-то Селдон темнит насчет них. Когда об этом зашла речь, он как-то странно держался…

— Я обещаю, что напишу философическую речь, если ты позволишь мне еще раз с ней увидеться. Ты же, со своей стороны, должен обещать, что никогда даже не упомянешь при Деве " La Pucelle ".

— Смотри только, без фокусов! — предупредил Марк. — Я все время буду за тобой следить.

— Как угодно.

И Марк вернул Вольтера в кафе, где его уже ждали Жанна и Официант-213-ADM, которые тем временем увлеченно занимались самоанализом. Марк только и успел посмотреть, как они здороваются, когда в дверь его кабинета настойчиво постучали.