— Да несёт он чушь откровенную. Кстати, я Р’оук, — она бросила в сторону гнома. — Можешь не выкать. Не обижусь. Ну, шандарахнула я его вон той булавой с булыжником сверху, — она махнула рукой в сторону посоха. — С ней маг носится как наседка с яйцом. И что из этого?

— Достопочтимая Р’оук, из рода Детей Леса… — начал было гном.

— Ну ни фига себе, что он выговаривает, — она приподнялась. — слышь, волосатый, ещё круче, чем твоя абракадабра. — не удержалась эльфийка от шпильки в адрес Хони.

— Я не волосатый.

— Ладно, лысый не заводись, ну я так понимаю Ваган? Да Ваган, это, ты которого из клана турнули? Ну, добро пожаловать в весёлый городок Колтерн! — Р’оук гыкнула. — Приём был горячий.

— О, ты права, Дитя Леса, руки мои уже обагрились кровью.

— Огонь им пухом, а дым гробом. — Куран взял слово. — Благодарить должны мы тебя. Это они за нами приходили.

— Всё-таки, я настаиваю, примите мою горячую благодарность, за то, что не обрекли меня на муку более страшную, чем смерть.

— Куран, дай ему уже что-нибудь погрызть из твоих запасов, пусть угомонится. Я знаю, у тебя есть такие забавные травки…

Куран прошёлся по комнате.

— Р’оук, он мог погибнуть. У него бы сердце разорвалось. В тот момент Ваган на девяносто долей состоял из адреналина. Просто предел был очень близко.

— Лады, не продолжай. Понятно. Ваган благодарность принята. Может, пойдём вниз. Там точно есть что-нибудь съедобное.

— Р’оук, тут такое дело, — издалека начал Куран.

— Магистр, позвольте мне. Надеюсь Дитя Леса, вы окажете мне честь и позволите присоединиться к вашей благородной компании, и помочь вам в вашей благородной цели. — румянец смущения слегка окрасил лицо гнома.

— Благородством так и пышем. А я здесь, с какого бока? Хочешь, иди, — подавив зевоту, донеслось со стороны эльфийки. — Мне какая разница. У нас Куран вроде как за главного. У него и спрашивай.

— Р’оук ты его спасла тебе, и решать, — Куран с улыбкой посмотрел на существо, развалившееся на его кровати. — По моему мнению, такой умелый боец в спутниках — это честь.

— Я принимаю ваши слова за согласие. — Ваган поднялся со стула. Стул жалобно скрипнул. — Благодарю тебя Дитя Леса. Моё почтение, Магистр. — И вышел из комнаты.

— А я? — наивные глаза Хони с немым вопросом уставились на закрывшуюся дверь.

— А ты — мебель. — С полным удовлетворением в голосе откликнулась Р’оук. Она резко села. — Кстати, что за «Высокая цель»? никто не подскажет?

— Цель всегда одна и мало кто поспорит с её величием — выжить, это для начала, а потом посмотрим.

В зале, несмотря на ночное сумасбродство, стояла привычная обстановка: гомон нетрезвых разговоров, резкие выкрики не особо спокойных посетителей, стук кружек. Даже отсутствие доброй части мебели, не повлияло на количество клиентов. Бруф, как всегда, носился по залу, разрываясь между барной стойкой, кухней и страждущими общения с хозяином заведения, по тем или иным причинам. По залу фланировали, как нагруженные ладьи, помощницы Бруфа, с поносами в руках, заставленными кружками и плошками.

За стойкой, обняв кружку, сидел понурый Ваган. Троица, во главе с магом двинулась к знакомцу. Куран и Хони сели по обе стороны от гнома, Р’оук, на правах почётного гостя, по-хозяйски, обошла стойку, пошуровала по полкам в поиске уцелевшей посуды, разлила вино по уцелевшим кружкам, метнулась на кухню, выклянчила кусок мяса, утащила хлеб и с видом лучшего охотника племени кочевых огров вернулась к друзьям.

— Ты чего хмурной, как суслик в период ливней?

— Эй, вы, ворюги кухонные, — донёсся со стороны кухни голос Бруфа, — есть захотелось, раньше, чем проснулись?

Он почти вприпрыжку подошёл к компании, увеличившейся на одного гнома и на сто пятьдесят килограмм живого веса.

— Ну и чего вы там нарешали. У меня к вам маленькая просьба…

— Бруф, Ваган пойдёт с нами, — не дал закончить трактирщику Куран. — У тебя какие-нибудь новости есть?

— Нет, с новостями пока глуховато, — гном покачал головой.

— А насчёт квартирования у нас как дела обстоят?

— Пока Р’оук пускай на чердаке остаётся, ты там, где поселился, там и живи, всё равно этот номер пустует постоянно — дорогой больно. А вот Хони твоего я к братцу подселю, туда как раз диванчик надо перетащить.

— Я себя, с вашими чердаками мышью чувствую. Летучей.

— Это почему ещё?

— Просыпаюсь под потолком.

Воцарилось молчание, фоном для которого служило дружное чавканье, практически в унисон. Когда со съестным было покончено, Хони, подчёркнуто молчавший последнее время, откашлялся, разрушил сытое удовольствие.

— Магистр, я, конечно, не хочу торопить вашу трапезу, мешая вашему пищеварению…

— Хони, ближе к делу.

— Я так думаю, что в ближайшее время нам следует нанести визит вашему бывшему ученику.

— Куран, а Хони, дело говорит, — поддержала ученика эльфийка. — Мы же к нему перед нападением заходили, да и пронырливый он больно.

— По-моему, вы заблуждаетесь, но заглянуть стоит.

— Если вы про этого хитромордого проныру, — встрял Бруф в разговор. — То к нему в первую очередь. И тряханите его хорошенько. Даже если Батр не причём, то много чего интересного узнаете.

— Ваган, ты с нами? — Р’оук посмотрела на задумчивого гнома.

— Конечно, Дитя Леса, я последую за вами.

— Слушай, Бруф, у вас все так замудрёно разговаривают? А проще он выражаться не может?

Бруф присел на стул.

— Понимаешь, в этом мире есть благородные, они умеют красиво говорить, знают толк в еде и одежде, требуют уважения по праву рождения. Это крепкие ветви достойнейших родов, пожинающих плоды славы своих предков. А есть такие как мы. Мы и говорим проще, и едим, то, что сами добудем, и рвёмся к земным благам в меру своих возможностей. Так что, привыкай. Все разные.

— И их что по-человечески выражаться не учат?

— Р’оук, просто прими всё как есть и не заморачивайся.

Бруф замолчал.

— Прошу прощения, что нарушаю вашу беседу, но не все высокорожденные сидят, свесив лапки на заслугах своих предков, — неожиданно резко, даже с оттенком металла в голосе, произнёс Хони. Эльфийка едва не подавилась кружкой, от такой тирады скромного ученика. Куран ухмыльнулся, Ваган поднял глаза на Хони и понимающе кивнул.

— Это как понимать? — вопрос Р’оук озвучил мысли всех присутствующих.

— Никак. — Хони покраснел от произведённого эффекта. — Как хотите.

— Отстань от него, — мягко осадил эльфийку маг.

— Бруф, а почему ты не такой, вы же одного куста яблочки? — любопытство Р’оук нашло другую цель.

— Ягодки, яблочки — это деревьям. Просто сразу было понятно, что толку из меня не выйдет. А вот он, — Бруф кивнул на брата, — опора и надежда. Только что натворил этот оплот надежд клана, не знаю. Может, скажешь?

— Нет. — Ваган вложил в краткое слово всё своё нежелание общаться на эту тему.

Р’оук сползла со стула, сыто потянулась.

— День партизана какой-то. Ну, долго ещё нутро ублажать будите? Пойдём уже.

— Ага, и мне работать не даёте, а ещё и вас оглоедов кормить надо. И кобылку свою навести, чистить её никто не станет

За порогом таверны город жил жизнью, мало чем отличающейся от того, что происходило внутри. Солнце уже клонилось к закату. Торговцы начинали собирать то, что сегодня не успели продать, для того, чтобы продать это завтра.

— Ничего не меняется. Даже хаос, есть величина постоянная и неизменная. По-крайней мере в этом городе. — Произнёс Куран, наблюдая бесконечную суету города Колтерна.

Со стороны компания выглядела довольно странно. Даже для этого города. Но в этом месте хотя бы не вызывала лишних вопросов.

Пожилой маг, убелённый благородными сединами, с профилем достойным чеканки монет, облачённый в дорогой, когда-то роскошный, но в данный момент изрядно поношенный плащ с глубоким капюшоном, шествовал, впереди опираясь на посох. Рядом с магом шел отрок. Ещё не муж, но уже не ребёнок. Светлые соломенные волосы были тщательно причёсаны, даже скорее прилизаны. Ряса, болтавшаяся на нём как на вешалке, как ни странно, была добротна, не носила на себе следов ветхости и старости. Она была новая. Чуть поодаль шлёпала, особо не разбирая дороги, эльфийка (впрочем, с эльфом спутать, было не трудно). Её гардероб особой примечательностью не отличался. Простая холщовая рубаха, заправленная в короткие штаны, выставляющие напоказ мосластые коленки, украшенные многочисленные синяками и ссадинами. завершал убор надетый на рубаху. Непослушные прямые волосы, вызывали мысли о гнёздах и нисколько не скрывали крупные, торчащие заострённые уши. Замыкал шествие гном. Самородок среди своего народа. С царственной осанкой, в одеянии достойном величайших владык. Богато расшитая рубаха из шерсти тонкорунных овец, штаны из лучшего сукна, сапоги из оленьей кожи тонкой выделки, намекали не просто на состоятельность владельца, а даже на довольно солидное богатство. Диссонировала со столь роскошным нарядом выражение лица гнома. Помимо некоторой мрачности проглядывала некоторая, совсем не гномья, неуверенность и трагичное разочарование.