Первое время, где-то около года, мы были неразлучны, в меру возможностей конечно. А потом как-то всё завертелось, я стал Магистром, она же активно занималась изучением дисциплин. И довольно преуспела. Мы отдалились. Я часто о ней думал. Иногда не мог выкинуть её из головы. То, что она исчезла после окончания Академии, я узнал совершенно случайно. Как потом оказалось, перед этим, она приходила ко мне. Мы с ней долго разговаривали в основном о учёбе, как обычно. Тогда я всучил ей этот свинок. И она была очень грустная и потерянная, будто хотела что-то сказать, но не могла. Больше я о ней ничего не слышал. Пытался найти. Но безуспешно. Она объявилась после резни а Академии. Через Батра. А остальное сами видели.

Тишину, повисшую после рассказа Курана, ничего не нарушало, даже дождь, шуршавший продолжительное время, прекратился. Все молчали и тихо допивали то, что оставалось в кружках.

— О, дождик кончился, — немного растягивая слова, проговорил Хони. — А где тучи?

Ясное небо без единого облачка, усеянное яркими крупными звёздами, возвышалось куполом над острыми пиками гор. Насколько бы не был увлекательным рассказ Курана, но вино убыло ударными темпами. Р’оук, окинув компанию полутрезвым взглядом, направилась вглубь пещеры, к тюкам с одеждой. Пошуровав в одежде, вернулась к костру, обнимая полную бутыль, точно наполненную не молоком.

— А ты где её прятала? — поинтересовался Куран.

— Мой пузырёк лошадка тащила. А ты свою где?

— Где-где. В вещах.

— Не тяжело тащить было.

— Нет, ни капельки, — помотал головой маг.

— Чем дальше, тем больше удивляюсь твоей выносливости, прям не престарелый маг, а вол тяжеловозный.

— Да, ты не поняла не в своих вещах, — маг кивнул на ученика, сидевшего в полубессознательной нирване. — В его.

— Умно.

— Ваган! — излишне громкий голос Р’оук пробудил гнома от хмельной дрёмы. — А где маг?

Ваган окинул взглядом пещеру.

— Спит.

— А Хони?

— А Хони уже давно спит.

— А ты?

— А я не сплю.

— Вот что я думаю. Ты как, нашего старика уважаешь?

— Магистр саммыый уважаемый маг, — с хмельной уверенностью заявил гном. — И человек, тоже уважаемый. Очень.

— Да ладно, не распыляйся, он всё равно не слышит. А давай помирим Курана с этой… со своей бабушкой, то есть с возлюбленной.

— Ну, давай. А как?

— А мы сейчас встанем. И приведём её. И помирим.

Если не вдаваться в крайности, то вино довольно забавная вещь. Расслабляет, развязывая язык и открывая душу. Вымывает из головы все заботы прошедшего дня, позволяет сблизиться с другими, настраивая на одну волну не всегда понятного веселья. Но у каждой медали есть обратная сторона. Даже не вспоминая про ночное забытье и утреннее похмелье, не беря в расчёт стыдливое выяснение деталей прошлого вечера, что вполне ожидаемо при достаточном количестве алкоголя на душу собутыльника, едва ли не каждое застолье преподносит совсем неожиданные сюрпризы. И не всегда у происшествий есть достойный зритель, способный ярко и правдиво живописать всё то, чем отличились пирующие, при превышении нормы спиртного.

Пока Куран и его ученик мирно предавались непробудному сну и алкогольным иллюзиям, бодрствующие Ваган и Р’оук, с точно не бодрым разумом, решились выступить в миротворческий поход с дипломатической миссией к местной магессе. Одна из повсеместно известных поговорок гласит: «мастерство не пропьёшь», подтверждается она многократным потреблением спиртного и непредсказуемостью идей, которые никогда не приходят в здравом уме и твёрдой памяти. Как ни были пьяны «дипломаты» но бойцовская выучка и врожденная ловкость позволяла им передвигаться практически без каких-либо явных признаков неадекватного состояния. Только едва заметная неверность движений, и попытка Вагана спеть погромче, на что Р’оук ответила шипением, чуть ли не громче самого певца. Передвигались тихо, практически на ощупь, но в основном по памяти, стараясь не потревожить ничей сон.

У пещеры магессы оказались быстро и, выяснив, что Джибет спит и что будет лучше, если с магом они пообщаются лично, но мага они с собой не взяли, а возвращаться не хочется, да и маг потяжелее будет, то надо доставить в лагерь её. Припомнив горячий приём, что оказала им магесса при появлении в долине и её настойчивое желание, если никого не убить, то как минимум покалечить, решено было транспортировать женщину в обездвиженном состоянии. Вариант Вагана, состоявший в том, чтобы слегка её пристукнуть и оглушённую унести отсюда, Р’оук отмела из человеколюбия. Вариант эльфийки, состоявший в наложении на Джибет магического Паралича или Пут Разума Ваган, помня плачевный опыт по разведению костра, не одобрил, опасаясь гибели престарелой магессы или чего ещё похуже. После некоторого перебрасывания словами, произносимыми шипящим шепотом, сопровождаемыми бурной жестикуляцией и не менее активной работой мимических мышц, решено было завернуть магессу во что-нибудь подходящее и с максимальным почтением транспортировать её к месту стоянки.

Слажено работая, как похитители со стажем, запеленали, ничего не понимающую со сна женщину, в первое попавшееся полотнище, и пока магесса не разобралась что к чему, Р’оук отработанным жестом скатала подходящий кляп и засунула его в распахнутый от удивления рот. Джибет попыталась оказать хоть какое-нибудь сопротивление, но Ваган, как нянька с большим опытом, обездвижил её словно месячного младенца.

Над долиной раскинулась предрассветная темень. Ночное светило давно покинуло небосвод. Только далёкие звёзды смотрели, казалось, с холодной усмешкой, как два путника, на плече одного из которых был довольно увесистый свёрток, слегка неверно, но весело и с громкой песней, шли к пещере, где мирно спали двое, еще, ни о чём не подозревающих человека.

Восток едва начал алеть, когда импровизированная кровать эльфийки начала беспорядочно трястись.

— Вставай, лопоухое отродье, — шипение мага пробилось сквозь плотную пелену крепкого сна. Тряска прекратилась. Р’оук приоткрыла веки, взгляд припухших глаз упёрся в лицо мага. Она, недолго думая, повернулась на бок с явным желанием поспать дальше. Но это было не, то утро, в которое сбываются желания. Эльфийку довольно грубо перевернули на спину и резко посадили, не переставая при этом активно её трясти. Мало кто может спать при столь активной тряске. Р’оук не могла.

— Ну чего тебе? — её голос дрожал, виной чему были действия мага, трясущего ученицу.

— Просыпайся же, кому говорю, приди в себя, — голос буквально святился неприкрытой злобой.

— Да хватит меня трясти, я не кедр с шишками. — Р’оук попыталась вывернуться из крепкой хватки Курана. Маг, не обращая внимания на сопротивление ученицы, резким рывком поставил её на ноги. Лицо учителя было перекошено. И не только от злобы. Перекос был справа, виной чему была большая опухоль. Так сказать зародыш большого красивого синяка.

— Вы, два дебила! Окончательно мозги пропили?! — Куран орал в лицо эльфийки, брызгая слюной и демонстрируя всю нижнюю челюсть.

— А я что-то… — подала голос Р’оук.

— Вот именно, ты не кто-то, а что-то! Тебя, что в детстве с дерева выкинули? Если да, то понимаю твоих родичей!

Эльфийка резко присела, что дало ей возможность вывернуться из хватки Курана.

— Да что случилось? Нормально объяснить можешь?

— Что случилось?! Ты у меня это спрашиваешь?!

Мозг Р’оук, по большей части находящийся во власти сна, выхватил смазанные картинки предыдущего вечера. Вот они с Ваганом куда-то идут, а потом кого-то несут.

— Аааа, понятно, — протянула эльфийка, — магесса.

Куран всплеснул руками.

— Да неужели, вспомнила. А я то уж подумал, что это она сама сюда приперлась!

— А чего ты на меня всех собак спустил?

— А на кого? — брови мага удивленно поползли вверх, — на Хони что ли? Он посрать без спросу сходить не может. Или на Вагана? Нет. Я уверен инициатор ты. — Длинный палец ткнулся в грудь эльфийки.