Колтерн удивил своей сонной истомой предрассветного часа. Но даже в столь ранний (или поздний, для кого как) час город не был спящим, он скорее своей ночной аурой напоминал сон больного лихорадкой, вроде как бы и сон, но сон неспокойный, с вскриками, холодным потом, перемежающимися краткими периодами глубокого забытья. То тут, то там шныряли отдельные личности, толклись группки, решающие свои ночные дела. Соблюдая хоть какое-то подобие времени отдыха, тихо кто-нибудь кого-нибудь мутузил в уединённом уголке. А тот, кого мутузили, в свою очередь, старался сильно не орать, а так, тихонечко, в полголоса.

Протопав пару кварталов, путники свернули к таверне. Там было шумно. Даже не шумно, а громко. Для этого часа это было настораживающе.

Наскоро привязав лошадку спутники ворвались в таверну, ну если по существу, то не ворвались, шустренько вошли, не вызывая лишнего внимания. Внутри был разгром достойный сравнения с набегом диких огров на мирную деревеньку.

На своём месте остались только входная дверь и барная стойка, и то не вся. Боковая её часть была вломана во внутрь, про целостность посуды, заикаться не стоит. Зато проход от двери к барной стойке увеличился раза в три. Столы поломанной кучей жались к стенам. Там же находились лавки. Трагичности картине добавляли шесть трупов. Половина, из которых, была практически цела и опознаваема.

Но не разгром в таверне и не вид растерзанных тел повергал в шок новоприбывших.

Посреди зала был гном. То, что это был гном можно было понять только по невысокому росту, хриплому рыку, и голосу Бруфа, доносящемуся из-за стойки и вещающему о том, что крутящийся бешеный комок — это его брат и он должен остановиться, успокоиться и т. д.

При более детальном рассмотрении гном размахивал плахой (видимо куском лавки), и активные удары приходились в основном по тяжело экипированному человеку.

— Что-то неладно, — скороговоркой прошептал Куран. — он из него сам не выйдет.

Маг начал впадать в транс. Вот уже пошёл импульс. Маг начал ловить волну разума гнома.

Клич. Яростная волна безумной силы оборвала все проложенные магом мосты. Куран стряхнул отголоски силы.

— Р’оук, будь начеку. Он страшнее бешеного быка.

Куран выбросил вперёд руку с зажатым в ней посохом. Набалдашник практически коснулся обезумевшего месива из гнома и кучи плоти, когда-то бывшие человеком.

Слово Льда.

Импульс Силы, в который маг вложил не только всю свою мощь, но и резерв посоха, отразился от гнома и прошёл болезненным импульсом по нервным окончаниям мага. Он почувствовал, что его вывернули наизнанку. Всего и сразу. Глаза заволокло красной пеленой, в уши ударил мощнейший резонанс, хлынувшая из носа кровь окрасила в алый цвет землисто-серое лицо. Гном остановился. Оскаленный, грудь вздымается как кузнечные меха, окровавленные руки сжимают кусок древесины, бывшей когда-то частью лавки.

Боец перевёл взгляд на оглушенного мага, расширенные зрачки сузились, сфокусировавшись на жертве. Гном взревел. Крик леденил душу своей жаждой жизни. Чужой жизни.

«Всё конец»

Р’оук бросилась к магу и, преодолев вялое сопротивление, выхватила посох из ослабевших рук.

Кратко рыкнув, гном бросился вперёд. Сил Курана хватило только на то, чтобы увернуться и упасть безвольным мешком на пол.

Берсерк, на ходу, с едва заметной заминкой повернулся к магу, этой заминки хватило. Р’оук, размахивая благородным оружием как обыкновенной дубиной, в пару прыжков оказалась позади гнома. Зажмурив глаза, обрушила посох куда придется. Удар. Взмах. Со всей накопившейся дурью удар… замах…

— Р’оук! — хриплый голос мага, минуя уши, врезался в мозг, — дура, глаза открой! Замри!

Эльфийка замерла в позе профессионального косаря вначале сенокоса. Гном лежал вниз лицом. Рядом сидел маг. Он выглядел настороженно. Его опасения были оправданы. В непосредственной близости от него стоял своебразно-зелёный адепт мщения с посохом в трясущихся ручонках и с крепко зажмуренными от ужаса глазами.

— Куран! — из-за покорёженной стойки показался всклокоченный и бледноватый Бруф. — Как я тебе рад, — непослушными губами, но с явным облегчением в голосе пробормотал он.

Посреди зала в позе дохлой морской звезды лежал гном. Затылок гнома украшала кровоточащая рана.

— Братик, — без того бледное лицо Бруфа посерело. На глаза навернулась скупердяйская слеза. Он опустился рядом с братом. Закрыл лицо крупными короткопалыми руками. — Ваган! Брат… — плечи Бруфа начали подёргиваться. — Он… он же умирать пришел.

Гном поднял на мага глаза. Короткие ресницы обвесились каплями слёз. Кривые ручейки начали пробивать себе русла средь широкого лица.

Маг удивлённо посмотрел на Бруфа. Р’оук села рядом с гномом, обняла его за плечи.

— Может, оттащим его куда-нибудь? — выпалил отмерший Хони.

— Куда?

— Принято придавать тела Детей Гор своим прародителям, — без того низкий голос Бруфа звучал совсем глухо.

— Зачем? — Хони вопросительно посмотрел на учителя, — давайте в комнату перенесём.

— У тебя что, весь мозг в кашу превратился? — злобно прошипела Р’оук. — У некоторых понятие совести совсем отсутствует. Не видишь, у Бруфа брат умер… — Р’оук осеклась.

— А зачем его в горы? Ему что там легче станет?

— Хони, тебе не кажется, что ты уже глумишься над чужим горем? — не выдержал Куран.

Хони принял позу оскорблённой невинности.

— Ну, с чужой религией я не спорю, но если у вас принято раненых туда-сюда таскать, то это ваши проблемы.

Маг насторожился. Внимательно посмотрел на распростёртое перед ним тело. Нагнулся, нащупал пульс на короткой, мощной шее гнома. Осторожно, но с видимым усилием перевернул гнома на спину. Гном всхрапнул.

— Спит. — вынес вердикт Куран.

Бруф отнял руки от лица, подозрительно посмотрел на мага, перевёл взор на брата. В прищуренных глазах мелькнула тень раздражения.

— Вот, скотина, дрыхнет. А нам, значит, убирать весь этот могильник.

Колтерн, как ни удивительно, обладал самым маленьким кладбищем по сравнению с городами с подобной численностью населения. Официальный некрополис занимал площадь едва ли большую, чем кладбище маленькой провинциальной деревушки. И дело было не в низкой смертности населения. И не в малом количестве жителей на единицу площади.

Зато порт города имел полное право называться питомником плотоядных животных. Такое количество прикормленных акул нельзя было встретить на протяжении всего побережья. Едва на город опускалась ночь, хищные рыбы прибрежных вод начинали кружить по акватории, практически вплотную подплывая к пирсам, ожидая очередной кормёжки.

Не редки в городе (в основном близко к окраинам) и стихийно возникшие захоронения. Если бы кому-нибудь пришло в голову перекопать весь Колтерн, то костей хватило бы на то, чтобы вымостить мостовую средней протяжённости.

Наведение порядков в таверне «Мохнатый гном» шло полным ходом. В уборке участвовали почти все. Трактирщик Бруф пытался оценить ущерб, между делом собирая уцелевшую чудом посуду, но к чудесам природа была не расположена. По четким и ясным ругательствам без труда можно было пересчитать поломанные столы и лавки, а так же вычислить метод их утилизации с использованием естественных отверстий Имперцев, и непосредственного виновника разрухи — Орлана. Маг занимался сокрытием останков. Сокрывал он их в камине, с использованием заклинаний огненной стихии. Самая грязная работа по отмыванию от крови всех поверхностей досталась Р’оук, на вопрос: а почему не Хони Маг, молча, ткнул пальцем в бледно-зелёного ученика, мужественно борющегося с рвотными позывами.

— Куран, ты же маг? — натужно сопя, произнесла эльфийка.

— Да, и что. У тебя какие-то проблемы? — маг отвлёкся от обугливания чьего-то тела.

— Нет. А ты можешь устроить ливень?

— Ливень не могу, но вызвать волну — пожалуйста.