9 марта 2010 г.

Жила-была девочка, милая и красивая. Но вот беда — не любила она ни причёсываться, ни стричь ногти. И поэтому ходила она лохматая и растрёпанная. А ногти у неё выросли такие длинные, что это были уже не ногти, а самые настоящие когти.

Однажды пошла эта девочка прогуляться на улицу, а на ногах у неё были такие длинные ногти, что пришлось оставить ботинки дома. Идёт она босиком и когтями по асфальту чиркает: «Вжик-вжик!»

Люди увидели её и сказали:

— Это какая-то обезьянка здесь гуляет.

Девочка услышала это и начала кривляться и корчить страшные рожи.

Один толстенький мальчик в шортах побежал звонить по телефону в зоопарк:

— Здравствуйте, это говорит Петя. У нас тут по бульвару разгуливает живая обезьянка и безобразничает. Приезжайте поскорее и заберите её в зоопарк.

Вскоре приехала чёрная машина, из неё вышел дядя с бородой, он держал огромный сачок на длинной рукояти. Дядя поймал девочку сачком, бросил её в машину и уехал.

В зоопарке девочку посадили в клетку. Там было много настоящих обезьянок. Все они веселились, прыгали, играли и визжали от радости. Вот только девочке стало совсем невесело. Напрасно она кричала: «Я не обезьянка, я девочка!» — её всё равно никто не слушал. Она села в углу клетки и заплакала.

А дома девочку ждали её папа и мама. Когда наступил вечер, они, наконец, решили пойти её поискать на улице. Ходили они, ходили — нигде не находят своей девочки. Вдруг увидели они толстого мальчика, который сидел на скамейке и ел мороженое.

— Здесь, — говорит этот мальчик, — обезьянка безобразничала, я в зоопарк позвонил, и её сачком поймали.

Папа и мама сразу помчались в зоопарк. Прибежали они к клетке с обезьянками, вот только обезьянок там так много, где же им найти свою дочку? Мама говорит:

— Все обезьянки прыгают и веселятся, но одна обезьянка почему-то сидит в уголочке и печалится. Может быть, это наша девочка?

— Конечно! — закричал папа.

Девочка услышала, подбежала к ним и сказала:

— Мама, папа, заберите меня скорее отсюда!

Папа открыл дверцу клетки, взял девочку на руки, и они все вместе пошли домой.

С тех пор девочка стала причёсываться и стричь ногти. И даже чистить зубы два раза в день, утром и вечером.

7 апреля 2011 г.

Эрих Атенин, как обычно, занимался переводом двустиший древнеиндийского эпоса «Махабхарата», когда в дверь позвонили. С трудом он оторвался от работы. Дверь слегка скрипнула, и в проёме показалась крупная фигура в светлой куртке. С некоторым изумлением Атенин рассматривал облик своего посетителя, который оказался его старым другом. Алексей Рюмин был выдающимся поэтом современности. Лицо Алексея было измазано чем-то чёрным, куртка была покрыта какими-то подозрительными чёрными пятнами, а в правой руке он сжимал какое-то грязное стёклышко. Однако, лицо его светилось счастьем, а глаза сияли, словно две звёздочки. Брови Атенина помимо его воли поползли вверх.

С ходу, без приветствия, поэт огорошил вопросом:

— Ты на затмение смотрел?

Атенин, голова которого всё ещё была настроена на «Махабхарату», несколько раз моргнул, возвращаясь к реальности. Спустя доли секунды мозг перестроился с санскрита на русский язык, и он осмыслил, что именно его спрашивают.

— Нет, — ответил он и смущённо улыбнулся.

Счастье Алексея померкло, глаза потускнели, руки бессильно обвисли.

— Я, наверное, один такой, — пробормотал он.

Эрих Атенин, увидев, какое разрушительное воздействие оказало одно лишь его слово, попытался исправить ситуацию:

— Да я никогда на него не смотрю…

И он действительно вспомнил, что когда было прошлое затмение, ещё в прошлом веке, он тоже сидел, уткнувшись в компьютер. Алексей, однако, не успокоился. Он горестно покачал головой и сказал:

— Всем всё равно. Всем.

— Ну что ты, наверняка почти весь город смотрел, уверяю тебя.

Лицо Алексея немного просветлело.

— А я и не знал, что оно будет, — начал вдруг рассказывать он. — Сижу, вдруг что-то темнее стало, думаю — тучка, наверное. А потом как в голову ударило, и я побежал на крышу… Еле успел.

— Есть дела поважнее затмения, — сказал Атенин, который чувствовал себя виноватым перед всеми, кто в последние полчаса провёл, таращась в небо через закопчённые стёкла.

Губы Алексея изогнулись в усмешке.

— Конечно, — кивнул он.

— Странно… когда я был ребёнком, когда мне это было бы интересно, не было ни одного затмения, — поделился мыслями Атенин.

— Взрослым затмение неинтересно, — подтвердил Алексей.

— На то они и взрослые, — грустно качнул головой переводчик с санскрита.

— Угу, — Алексей уже не выглядел расстроенным. — Какая-то там Луна закрывает какое-то там Солнце… Видывали мы вещи и поважнее… Нас этой ерундой не удивишь…

Эрих Атенин понял, что Алексей перешёл в состояние медленно закипающего чайника. Он примирительно улыбнулся и спросил:

— Ну что ты опять сердишься?

— Я иронизирую, — мрачно изрёк Алексей.

— По-моему, ты просто ворчишь как старый дед.

Алексей хмыкнул.

— Старикам, наверное, затмение совсем уж не нужно. Это же не выборы, не надбавка к пенсии…

— У старых людей просто времени свободного больше, — Эрих оглянулся, где его ждали тексты на древних языках. Слишком он запоздало подумал, что надо бы пригласить друга в комнату, но тот вроде бы и не хотел входить. Алексей на несколько секунд задумался, беззвучно шевеля губами. Наконец, он выдал:

Атенин внимательно выслушал, а потом сказал:

— «Я повзрослел» — так лучше.

— Я ни на кого не намекаю, — Алексей словно бы не расслышал поправки.

— Или: «Я взрослым стал».

— Нет, не лучше! — возразил поэт. — Я так думал.

— В твоём варианте ритм сбивается. Прочитай вслух, — миролюбиво предложил Атенин.

— Ничего там не сбивается. После «взросел» есть пауза.

— Ты опять споришь? — Эрих вздохнул.

— Конечно!

— В последних трёх строках у тебя ударение на второй слог, а в первой строке — на третий.

— Такой я. Такая у меня вот поэзия. Там точка есть. Будете спорить? — неожиданно он перешёл на «вы».

— Да, ты — поэт, — Атенин выбросил белый флаг.

— Ты точку после «да» слышишь? — не сдавался Алексей.

— У тебя точка слогообразующий элемент?

— Точка — это пауза, — пояснил Алексей голосом, которым разговаривают воспитательницы детского сада с неразумными малышами.

— Понятно. Спорить я не хочу. Чтобы не затмить твою славу, Алёша. Я просто хотел сделать как лучше. Просто, если стихи получились плохие — я так и говорю: «Дрянь Вы сочинили, уважаемый Алексей Андреевич!»

— Вы, уважаемый Эрихтоний, наверное, так сейчас и думаете, — улыбка на лице Алексея получилась совсем печальной. — Я согласен, что там в ритме есть сбой…

Поэт выглядел совсем сконфуженным. Атенин опять оглянулся на свой компьютер.

— А если так: «Серьёзен я, суров и деловит…» — и он опять прочитал всё стихотворение до конца.

— Мне не нравится, — Атенин был необдуманно искренен.

— Так бы и сразу. Весь стих — дрянь?

— Я бы ещё поработал над ним… — начал говорить Атенин, но Алексей, не слушая его, уже поднимался по лестнице.

На крыше было свежо, но уже ничего не осталось от того мистического настроения, которое было, когда Луна более чем наполовину закрыла звезду по имени Солнце. Там он сел на кем-то принесённый раскладной стульчик и долго смотрел куда-то вдаль, по направлению резво бегущих по небу облаков…