Олег Кашин
Он кричит
Судьба «Ульяновского комсомольца»
I.
Вначале - задачка для викторины юных эрудитов: назовите, пожалуйста, единственную в России провинциальную газету, которой удалось превратиться в большое массовое общенациональное издание. В России такая газета одна, поэтому угадать несложно. Минута на размышление.
А пока размышляете - я с вами поделюсь одним воспоминанием. Я хорошо помню, как в первый раз отказался идти туда работать. Они искали редактора отдела политики, а я искал работу, и, наверное, это могло стать судьбой, потому что ну вот представьте - осень, дождь, вы, такой несчастный и безработный идете по улице, и тут звонок:
- Олег, здравствуйте, мы с вами не знакомы, но мы обязательно сработаемся! - женский голос, вполне приятный. - Я так рада, что вы будете нашим начальником. Все рады. Скажите, пожалуйста, когда вы выходите на работу?
Я переспросил, не ошиблась ли девушка при наборе номера. Оказалось - нет, не ошиблась, просто, видимо, ее начальство еще не успело сообщить мне эту важную новость, и «если что, я вам ничего не говорила».
Когда (часа через полтора) девушкино начальство мне позвонило, я, как и обещал, сделал вид, что не знаю, зачем меня приглашают поболтать. Записал адрес и поехал на встречу, которая могла бы стать (и, по большому счету, стала) началом прекрасной дружбы. Редакция в те времена сидела в самом центре Москвы - на углу Маросейки и Лубянского проезда, в бывшем здании ЦК ВЛКСМ, и редакционное начальство очень гордилось тем, что занимает именно этот намоленный поколениями комсомольцев офис. Когда через год они переедут в другое намоленное здание, в бывшую редакцию «Ведомостей» около метро «Водный стадион», станет понятно, что к выбору помещений они относятся очень тщательно, и черт его знает, может быть, в этом и заключается секрет их сенсационного успеха.
В том, что сенсационный успех этой газеты таит какую-то страшную и тщательно оберегаемую тайну, я не сомневался с самого начала. Я и на встречу-то эту ехал не столько устраиваться на работу, сколько узнать, хотя бы взглянуть, как там у них все устроено. Встретились, долго разговаривали. Им действительно был нужен редактор политотдела, и они даже были готовы хорошо платить. Но ощущение неприятной тайны, скрытой за присущими собеседованию с ищущим работу реверансами и улыбками, с каждой минутой разговора усиливалось. Наконец, я нащупал эту тайну. Спросил, что будет, если вдруг я сделаю что-то не так - опоздаю к дедлайну, упущу сенсацию или что-то в этом роде. Собеседник сделал испуганное лицо и сказал, что он бы на моем месте не стал бы совершать таких ошибок, иначе со мной будет разбираться самый главный начальник.
- А как он разбирается? - спросил я. - Штрафует?
- Ах, если бы штрафовал, - ответили мне. - Он кричит!
II.
Внутриредакционный тоталитаризм («Он кричит!») - наверное, неизбежное свойство русского таблоида. Знаменитые квартирные кредиты, обеспечивавшие приезжих репортеров жильем и навсегда привязывавшие их к месту работы (уволишься, когда расплатишься) - это уже из области ветеранских рассказов; в какой-то момент стало ясно, что привязывать сотрудников к газете вредно для самой газеты. С тех пор кадровая текучка стала корпоративной идеологией, и теперь репортер, проработавший в газете хотя бы год - уже ветеран. Круглосуточный (два часа на сон) фултайм, увольнения за опоздание с обеденного перерыва и так далее - «обыкновенный журналист», завсегдатай кафе «Маяк» и пользователь ЖЖ к такому, конечно, не готов, так что в этой газете работают только необыкновенные журналисты, почти гастарбайтеры.
Эту редакцию можно сравнить с кукольным театром Карабаса-Барабаса, с потогонной фабрикой типа «в соседнем доме окна жолты», - но только не с редакцией. Если о сокращениях в «Коммерсанте» сейчас говорит «вся Москва», то о настолько же масштабных сокращениях в этой газете Москва не говорит и не знает - элементарно потому, что в этой редакции ни у кого нет знакомых.
III.
Минута на размышление между тем истекла, и если ни у кого нет правильного ответа, то я его открою. Газета «Ульяновский комсомолец» (с 1990 года - «Молодежные вести»), издававшаяся на протяжении всей советской эпохи, к середине девяностых впала в ничтожество и, вероятно, тихо закрылась бы, если бы в 1995-м ее не купил (на деньги, взятые в кредит) выпускник журфака МГУ Арам Габрелянов, который переименовал «Молодежные вести» в «Симбирские губернские ведомости» и превратил их в первый в Ульяновске таблоид.
Судя по воспоминаниям современников, это было что-то вроде невзоровских «Шестисот секунд» - в редакции работала настроенная на милицейскую волну радиостанция, и, когда что-то происходило (убийство, драка, пожар), редакционная машина выезжала на место происшествия, часто оказываясь там раньше милиции (журналисты даже помогали милиционерам - отдавали им найденные вещдоки, стреляные гильзы и т. п.). Кроме того, в самой милиции и в больнице скорой помощи у газеты были осведомители, получавшие за информацию какие-то деньги. Уже через год у «Губернских ведомостей» был тираж 300 тысяч экземпляров - по одному экземпляру на четырех жителей Ульяновской области, то есть каждая ульяновская семья читала газету Габрелянова. Ничего подобного тогда не было нигде.
Когда газета начала зарабатывать, Арам Габрелянов начал тиражировать модель городского таблоида - вначале в самом Ульяновске появилось выходящее дважды в неделю дочернее по отношению к «Губернским ведомостям» «Местное время». Потом своя версия «Местного времени» начала выходить во втором по величине городе области Димитровграде, потом империя стала расти вверх и вниз по Волге, появились «Ведомости Нижегородской губернии» и «Ведомости Самарской губернии». Потом - «Местное время. Екатеринбург», «Ростовский курьер», «Красноярский комсомолец». В 1997 году появились «Московские ведомости». К началу двухтысячных общий тираж газет Габрелянова приблизился к миллиону, и в развитии империи наступил новый этап - все газеты объединились под новым брендом.
Название Габрелянов придумал сам - «Жизнь».
IV.
Газета «Жизнь» - это уже имя нарицательное, «газетажизнь». Ток-шоу Андрея Малахова - это «газетажизнь», журналы «про звезд» (Hello! OK, StarHit и т. п.) - это «газетажизнь», и даже газета «Твой день», возникшая два года назад после разделения «Жизни» на два издания (ежедневное и еженедельное), - это тоже «газетажизнь». Называть «Твой день» «Твоим днем» так никто и не приучился. Формат «Жизни» был полностью, вплоть до логотипа, верстки и рубрик («Bizarre» о шоу-бизнесе стал «Баzzzаром», «Dear Deidre» о сексе - «Дорогой Инной» и так далее) позаимствован у британской The Sun - разумеется, без разрешения; англичане так обалдели от наглости русских, что даже не стали судиться, отнеслись к «Жизни» как к проявлению каких-то совсем экзотических форм жизни, а между собой (так, по крайней мере, рассказывают) англичане называли габреляновский таблоид «Sunskaya» - как марку водки. Когда в 2006 году такой же трюк «Жизнь» (уже еженедельная, «Жизнь за всю неделю») попыталась повторить с другим английским таблоидом, News of the World, халява кончилась - англичане предъявили газете претензии, и логотип с версткой пришлось срочно менять.
Разделение «Жизни» на собственно «Жизнь» и на «Твой день» в 2006 году - это, очевидно, высшая точка расцвета империи Габрелянова (он к тому времени был уже совладельцем издательского дома; половину акций купил фонд UFG Private Equity покойного ныне бывшего министра финансов Бориса Федорова). До того момента «Жизнь» воспринимала всерьез только ее аудитория, а все остальные (коллеги, власти, рекламодатели) относились к таблоиду примерно так же, как англичане из The Sun - как к курьезу, не замечая, что по качеству добываемой информации и оперативности (ну да, было много джинсы и выдумки, но были же и настоящие сенсации) бывший «Ульяновский комсомолец» уже догнал, а кое в чем и обогнал взрослые федеральные газеты. «Мне запомнилось, - хвастался мне в интервью главред „Твоего дня“ Тимур Мардер, - как мы снимали Медведева у Аллы Пугачевой. Было новоселье, приехали Медведев, Кожин - у нас шикарный репортаж выходил. Прямо из дома напротив снимали - как они шторы рассматривают, решетки. Вот это работа. Это кайф, когда они все открыли газету - а там „А-а-а!“. Никто не знал, никто, все это под грифом „секретно“».