В газете Фалин проработал три года - до самой перестройки, - а накануне XXVII съезда партии ему позвонил Александр Яковлев, который попросил помочь в работе над съездовским докладом ЦК. Фалин написал международный раздел доклада - в нем впервые прозвучало придуманное им совместно с Яковлевым выражение «новое политическое мышление», - и, в конце концов, когда доклад уже попал на стол к Горбачеву, оказалось, что международный раздел стал единственным, к которому у Горбачева не было претензий по содержанию («только некоторые научные термины убрал, чтобы попроще звучало»). Случай с докладом вернул Фалина в поле зрения Политбюро, и однажды ему позвонил Егор Лигачев: «Валентин, вот тебе такое поручение Михаила Сергеевича - возглавить Агентство печати „Новости“». Фалин согласился, но с единственным условием - чтоб дали право напрямую, минуя всех помощников, докладывать генеральному секретарю ЦК все, что он хочет сказать. Лигачев передал это условие Горбачеву, тот согласился.

«А в АПН политика у меня была простая - собрал коллектив и сказал: „Пришло новое время, каждый имеет право писать все, что думает, главное - опираться на факты“. Все, стали работать по-новому».

Кстати, Егора Яковлева в «Московские новости» тоже Фалин рекомендовал.

В июне 1986 года на встрече Горбачева с главными редакторами центральных СМИ Фалин предложил официально отпраздновать 1000-летие крещения Руси «как событие национальной истории». Из коллег его поддержал только главред «Огонька» Виталий Коротич, но Горбачев с предложением согласился. Подготовку юбилея возложили на Фалина, ему же митрополит Питирим принес бумагу со списком вещей, необходимых Церкви для встречи юбилея. «Я почитал - да, недотягивают наши попы. Мелкие бытовые просьбы - и все. В итоге составил сам бумагу для Горбачева: вернуть храмы, церковные ценности и так далее. Горбачев все одобрил, и вся сеть АПН по стране контролировала выполнение этого решения, потому что, конечно, сопротивление на местах очень сильное было».

Когда в оперативных сводках МВД СССР появились первые сообщения о случаях рэкета, Фалин на совещании в ЦК предложил опубликовать сообщение о том, что разоблачена организованная группа, занимавшаяся рэкетом, все члены группы приговорены к высшей мере, приговор приведен в исполнение. «Я до сих пор уверен - два-три таких сообщения, и рэкет бы прекратился. Но мне Яковлев сказал: „Ты негуманный“. Ага, как будто они там все гуманные были».

Разочаровываться в Горбачеве Фалин, по его словам, начал года через три после начала перестройки. «Переломным для меня стал момент с протоколами к пакту Молотова-Риббентропа. Когда на втором Съезде народных депутатов Горбачев сказал, что не видел этих протоколов, а я знаю, что за два часа до этого выступления протоколы были у него в кабинете, я думаю - боже мой, почему он так врет? А он, конечно, сам по себе лживый человек. Когда Коль спросил его, каких он хочет гарантий для бывших руководителей ГДР, Горбачев ему ответил - вы немцы, вам и решать, что с ними делать, - и все, и никаких условий больше. Он всегда хотел одного - ехать по Европе, и чтобы все аплодировали. Больше ему ничего не надо было. Кстати, я однажды предложил сократить объем телерепортажей о зарубежных поездках Горбачева - вы же помните, программа „Время“ тогда по два-три часа подряд шла, - но вместо этого стали меня вырезать из таких репортажей, показывают делегацию, потом, вместо меня, склейка, а потом опять показывают делегацию».

У Фалина нет детей, женат он вторым браком - Нина Анатольевна сильно моложе мужа (он о ее возрасте говорит: «Несколько лет до пенсии осталось»). С первой женой Фалин развелся по совету врачей - у нее было наследственное психическое заболевание, и врач сказал Валентину Михайловичу, что лучше развестись, а то в семье вместо одного сумасшедшего будут двое. С доводами врача Фалин согласился и женился на стенографистке из ЦК. «Когда мы жили в Германии, Нина Анатольевна печатала на машинке мою книгу, и мне с ней по немецким законам даже пришлось договор заключать и платить ей, чтобы это не было эксплуатацией, представляете?»

Еще у Фалина - две кошки и две собаки; дача (это в Баковке - между бывшей дачей Екатерины Фурцевой и дачей бывшего управделами Совмина РСФСР Александра Стерлигова, в начале девяностых изображавшего из себя русского националиста) большая, места хватает на всех. Фотографироваться на фоне дома отказался категорически: «А то люди подумают, что я в роскоши живу».

Все учитывает - дипломат все-таки.

История одного знакомства

«На тумбочке справа от плиты стояла 1-литровая банка с водой, в которой находилась распустившаяся алая роза, с наружной стороны лепестки белые» (из протокола осмотра места происшествия). И даже не увяла за три дня и не осыпалась! Ее купил житель Калуги Олег Г. 3 декабря прошлого года.

2 декабря он дал объявление на канал РЕН-ТВ, в местную «бегущую строку». Текст был незатейлив: «Девчонки, давайте познакомимся!», прилагался номер телефона. Ему ответила девушка из поселка Воротынск, Наталья П., и три дня они обменивались эсэмэсками. Он представился ей 25-летним, свободным, одиноко живущим и - что прозвучало совсем уж пленительно - «настроенным на серьезные отношения».

Они встретились в центре города, у магазина «Калуга», напротив театра (в Калуге очень красивый театр). Сейчас, наверное, уже можно предположить, что это был самый романтический вечер в жизни 20-летней Натальи П., ничего подобного с ней отродясь не происходило, она и не знала, что так бывает - легко и нежно. Полноценное свидание, красивый мальчик, джентльмен. Он купил ей розу и пригласил к себе домой.

Они прогулялись, зашли в магазин, он купил водки, сигарет, курицу гриль. Намечался ослепительный вечер.

- Еще на нее произвело впечатление, что он носил очки, - сказал мне следователь Руслан Туктаров. - Ей это очень понравилось.

Первое, что потрясает в этой истории: совсем дети - и такая богатая биография. Ей 20, ему - на самом деле - 21. Громадные ножницы между инфантильным возрастом и густым социальным опытом. В провинции, конечно, взрослеют раньше, но у них, кажется, и вовсе не было отрочества и юности, сразу так и родились зрелыми, готовыми, совершеннолетними. Оба отмечены в мелких кражах: у Натальи две судимости, у Олега - одна, - когда успели? Опять же, по нашим временам судимость - не черная метка, тюрьма и сума каждому дышат в затылок. Но Олег твердо встал, как говорится, на путь исправления: семьянин, жена и теперь уже полуторагодовалый ребенок. Он работал токарем-карусельщиком на Калужском тракторном заводе и занимался распространением косметики «Орифлейм». На орифлеймовские заработки Олег собирался купить квартиру, - и как знать, при всей их смехотворности, -может быть, и купил бы, он был упорный юноша, домовитый, все в дом, может, еще и учиться пошел бы. Уроженец Перми, в Калуге он снимал квартиру, жена - из отдаленного сельского района; в тот вечер она была на родине, но они часто созванивались, и перед сном он сказал жене, что все хорошо, завтра он заплатит за квартиру, а сейчас ложится спать; предстоял большой трудовой день.

Возможно, его дом тоже произвел впечатление на Наталью. Наверняка показался ей зажиточным - в семье, где она выросла, нечасто спали на простынях и не знали удобств канализации. И, конечно, ухаживание: он разогрел курицу, сварил макароны, - все было как-то очень по высшему классу, нет, с ней никто и никогда так не обращался. Он не курил, но сидел с ней на застекленной лоджии, она курила то «Пэлмэл», то «Честерфильд», то «ЛМ» - качественные сигареты. Разговаривали за жизнь. Это было элегантное рандеву: прогулка, роза, ужин, беседа, кино, секс.