На мысль о возможной причине произошедшей в Вирджинии разительной перемены Салли натолкнули именно преследовавшие подругу утренние неприятности. Однажды после случившегося у Вирджинии очередного приступа рвоты Салли с решительным видом вошла к ней в комнату, застав ее свернувшейся калачиком на кровати.

— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно осведомилась она.

— Легкое недомогание, — настороженно ответила Вирджиния. — Наверное, съела что-нибудь.

Салли, нахмурившись, присела на краешек кровати.

— Ты же прекрасно знаешь, что причина в другом. Это же повторяется у тебя чуть ли не каждое утро. Я же не глухая. — Салли сокрушенно вздохнула. — Это так на тебя непохоже, Вирджиния. Я считала, что ты мне доверяешь. Мы же ничего не скрывали друг от друга. Ты беременна, верно? Сколько еще времени ты надеялась скрывать это от меня?

Вирджиния привстала и, обмирая от страха, посмотрела в глаза подруге.

— Да, Салли, я беременна, — призналась она. — Я хотела сказать тебе, только…

Заметив, что Вирджиния готова разрыдаться, Салли схватила ее за руку.

— Не надо. Не трави себе душу. Отец, надо полагать, Рич Дикерсон?

Вирджиния кивнула.

— Кто же еще? Ах, Салли, какая же я была дура. Я не должна была этого допустить.

— Все мы порой совершаем ошибки. И ты от них не застрахована.

— Но я ведь думала, что он любит меня, Салли. Когда он приехал в Иденторп, я решила, что он хочет меня видеть, а он — ему, видите ли, нужны были мои родители. Решил извиниться перед ними за Бобби. Он думал, что я в Лондоне, иначе его бы там не было.

— Родителям рассказала?

Вирджиния понуро покачала головой.

— Еще нет. Никто не знает, кроме тебя. Что они обо мне подумают?

— А Рич? Когда ты скажешь ему?

Вирджиния потупила взор, слезы капали у нее с ресниц, катились по щекам. Только теперь до Салли дошло, что Вирджиния не собирается признаваться Ричу, что у нее будет от него ребенок.

— Ты ведь скажешь ему, Вирджиния? Ты должна это сделать.

— Нет. И не желаю, чтобы он знал. Я люблю его, Салли. Никогда не думала, что способна так полюбить. Но я не могу сказать ему. Я хочу, чтобы он пришел ко мне только в том случае, если он меня любит, а не потому что я мать его ребенка.

— Но тебе не кажется, что он имеет полное право знать?

— Возможно, но, оставшись со мной, он должен был отдавать себе отчет в том, что делает. А после той ночи он даже не позвонил, чтобы справиться, как у меня дела.

Салли сочувственно кивнула.

— Зачем я только сказала родителям, что приеду к ним? Не могу оставить тебя в таком состоянии.

Вирджиния, смахнув ладонью слезы, попыталась взять себя в руки.

— Перестань. Разумеется, тебе надо ехать. Ты целую вечность не была дома. Нельзя так огорчать их.

— Нет, Вирджиния. Я даже помыслить не могу, как ты будешь здесь совсем одна. Уверена, они бы одобрили мое решение, а отпуск я отменю.

Вирджиния благодарно улыбнулась.

— Спасибо тебе, Салли, но не надо. Ты должна ехать. Все образуется, честное слово. А у меня будет время подумать — о ребенке, о карьере…

Салли хотела возразить, но осеклась, поняв, что переубедить Вирджинию ей вряд ли удастся.

— Что ж, если ты уверена, что справишься одна…

— Ну конечно же справлюсь. Не волнуйся обо мне и спокойно поезжай в отпуск. Только вот что, Салли: пусть то, что я тебе сказала, пока останется между нами. Не хочу, чтобы кто-то знал об этом, пока я не решила, что буду делать дальше.

Салли улыбнулась и пожала ей руку.

— Можешь не беспокоиться. Твоя тайна — моя тайна.

С отъездом Салли квартира опустела. Сначала Вирджинии нравилось быть одной, но по прошествии нескольких дней одиночество стало действовать ей на нервы. Она не переставая думала о своем будущем, искала ответы на мучившие ее вопросы и не находила. Рич не шел у нее из головы. Вирджиния пускалась гулять по лондонским улицам в надежде забыть о нем, но не могла.

Однажды — минула уже почти неделя с того дня, как уехала Салли, — она открыла дверь и обомлела: перед ней стоял Рич собственной персоной, как всегда подтянутый и элегантный, только волосы растрепаны на ветру.

Вирджиния вглядывалась в его лицо и не могла прочесть ни его мыслей, ни его чувств. Она знала одно — он пришел. Она снова видела эти серые глаза — и больше ничто не имело значения. Первым нарушил молчание Рич:

— Пригласишь войти?

— Да, да, конечно, входи.

Вирджиния вдруг занервничала, вспомнив, что только что вышла из ванной, что волосы у нее мокрые и что на ней кроме халата ничего нет.

Рич вошел в холл, и она закрыла за ним дверь. Теперь во взгляде его угадывалось обожание. Вирджиния ликовала: Господи, как же она любит его, как желает!

— Что ты здесь делаешь, Рич?

— Думаю, ты сама знаешь ответ, — промолвил он. — Надеюсь, не возражаешь?

— Что ты? Конечно, нет.

— Прекрасно. Значит, ты не выставишь меня вон?

— Как я могу? Мне ужасно приятно тебя видеть. Пожалуйста, снимай пальто и проходи. Прости, что я в таком виде — только что из ванной.

— Не извиняйся, — улыбнулся он, оглядывая ее с головы до ног. — Прекрасно выглядишь! — Он снял пальто и повесил его на вешалку за дверью. — А где твоя подруга?

— Салли уехала к родителям.

— Понятно. — Рич усмехнулся: лучшего времени для визита и не найти. — И как долго ее не будет?

— Ч-чуть больше месяца, — запнувшись, ответила Вирджиния.

Рич кивнул и неожиданно посерьезнел. Он подошел к окну и, заложив руки за спину, устремил взор на загоравшиеся в домах огни.

Вирджиния подошла к Ричу и встала рядом. Влажные кудряшки обрамляли ее милое лицо. Он повернулся к ней, вдохнул тонкий аромат ее кожи, любуясь цветом лица, мягкими, по-детски беззащитными губами.

— Я скучал по тебе, Вирджиния, — сказал он, лаская ее взглядом.

— Правда? Я тоже скучала.

Она посмотрела в его серые, серьезные глаза.

— Жизнь для меня превратилась в сущий ад после того, как я уехал из Иденторпа. Мучило сознание, что ты отправилась в Нью-Йорк, так и не узнав, как я к тебе отношусь. Я должен был тебя увидеть, хоть и боялся, что уже слишком поздно. Ты не представляешь, каким облегчением для меня было застать тебя дома!.. — Он убрал с ее лба мокрый локон. Вирджиния смотрела на него широко распахнутыми глазами. — Я должен сказать, что люблю тебя и прошу стать моей женой. Вернувшись в Стэнфилд, я понял, что ты для меня все. Не могу без тебя жить. Я бы появился перед тобой, даже если бы ситуация с Бобби не прояснилась.

— Почему ты мне этого не сказал в Иденторпе?

— Потому что знал, как важна для тебя твоя карьера. Ты ведь ясно дала это понять…

Вирджиния изумленно уставилась на Рича. Значит, его равнодушие было сплошное притворство, и он питал к ней такие же чувства, как и она к нему?

— Ах, Рич, почему же ты не сказал? — тихо промолвила она. — Ты прав, карьера для меня важна, но мои чувства к тебе куда важнее. Я хочу, чтобы ты знал, как я любила тебя той ночью. Ты считаешь, я могла отдать себя без любви? Боже, что пережила я, когда, проснувшись, увидела, что ты ушел. Ждала, что объявишься, позвонишь или напишешь… А когда этого не произошло, решила, что ничего для тебя не значу.

Рич, потрясенный услышанным, привлек ее к своей груди, хрупкую, дрожащую.

— Ты самая удивительная женщина на свете! Какой я был дурак, — пробормотал он, целуя ее волосы. — Ведь я чуть не потерял тебя.

Он крепче обнял ее, и она подняла к нему лицо.

— Неужели это не сон? — прошептала она. — Мне все чудится, я вот-вот проснусь. После всего, что случилось, не могу поверить, что ты действительно любишь меня.

Рич улыбнулся и поцеловал ее.

— Хочешь, чтобы я это доказал?

— Да, докажи.

Ночью реальный мир перестал для них существовать: они словно оказались на необитаемом острове, где царили восторг и экстаз. Никогда Вирджиния и Рич еще не испытывали такого блаженства и такой муки.