Литмир - Электронная Библиотека

— Лиат! — нетерпеливо и резко позвал Вулфер. — Пойдем!

Привели лошадей. Вернер шипел и смотрел зло, но поделать ничего не мог. Лиат взяла лошадь под уздцы, поставила ногу в стремя и опустилась в седло.

— Что будет с Манфредом? — уже без всякой надежды спросила она, оглядываясь назад.

— Мы не можем ждать, — отвечал Вулфер. Он пришпорил лошадь, и они пустились по старой дороге.

Первая телега тронулась с места, держа путь в сторону Стелесхейма. Беженцы, вздыхая, плача и переговариваясь, пошли за ней. Лиат колебалась, глядя через плечо.

Вероятно, это был обман зрения, но ей показалось, что у самого выхода она видит нечеткую фигуру: женщину, одетую в старинную одежду, истекающую кровью, но несломленную. Святая покровительница Гента молча взирала на своих детей.

Вероятно, то был обман слуха, но ей показалось, что она слышит женский голос: «Тоннель закрыт! Закрыт, будто его никогда и не было!»

— Лиат!

Вулфер почти скрылся за деревьями леса. Лиат последовала за ним, дальше от развалин города Гента телеги вовсю скрипели по дороге. Вскоре бредущая колонна из оборванных людей осталась далеко позади.

XIII. ПРИЗРАК ГУИВРА

1

Лагерь многочисленных войск Сабелы устроили на восточной границе земель, принадлежащих мужу герцогини. В нагорьях за долиной шли деревни, подчинявшиеся герцогине Фесса, вендийскому дому она была предана абсолютно.

К вечеру пришла весть, что войска самого Генриха прибыли в город Кассель — в одном дне пути отсюда. И тем же вечером клирики Антонии обошли лагерь, раздавая каждому солдату по защитному амулету. Алан ходил с ними, привыкнув уже к их присутствию: он спал, ел, гулял по лагерю и молился исключительно в сопровождении Виллиброда или Гериберта.

Агиуса рядом не было. Да и теперь общение с ним не радовало. Алан верил, что ношение вериг под рясой приносит пользу душе, но сам не одобрял подобных подвигов. Сомневаясь, что происшедшее с Агиусом — лицо истинной святости. И все же Алан видел перед собой человека, не желавшего для себя ничего, кроме милости Божьей. Юноша восхищался твердостью Агиуса. Но сам, несмотря ни на что, радовался тому, что остался в миру, и каждый день молил Господа и Владычицу о прощении.

— Что это? — спросил Агиус, когда Алан с клириками вернулся в шатер после очередного обхода. Священник предпочитал молиться, оставаясь под стражей, нежели слоняться среди палаток в сопровождении презираемых им клириков Антонии. — Амулет?

Виллиброд пробурчал в ответ что-то неразборчивое и стал ковыряться в груде амулетов. Гериберт, которого манеры Агиуса никогда не могли сбить с толку, протянул ему один:

— Это для защиты от злых сил. Возьми.

Агиус приподнял брови:

— Колдовство? Вижу, епископ Антония запятнала себя не только изменой, но и запрещенным искусством.

Виллиброд нервно хихикнул. Гериберт вложил предмет в руку Агиуса и отвернулся.

— Уже поздно, достойный брат, — обратился он к Виллиброду, — помолимся и отойдем на покой.

Походная кровать Антонии пустовала: она все еще совещалась с Сабелой и прочими вельможами. Дремала уставшая стража. Ярость и Тоска, повертевшись и повиляв хвостами, забрались в свой любимый угол и улеглись. Агиус внимательно рассматривал амулет со всех сторон. Алан присел чуть позади него и прошептал:

— Какая-то магия?

Священник пожал плечами:

— Я знаю об этом не больше тебя.

На шее Алана тоже висел амулет. Он снял его, сравнивая с тем, что держал Агиус. Небольшое и совершенно невинное деревянное кольцо, Круг Единства. Правда, не совсем обыкновенный, на обороте были вырезаны непонятные знаки и приклеен клочок не то волос, не то чьих-то перьев и засохший листок растения.

— У нас в деревне была старуха, понимавшая язык птиц, — сказал Алан. — Она бы точно это прочла. А однажды к нам приехал человек, хваставший тем, что, прочтя карту небес, он может узнать судьбу каждого, кто пожелает. Но за свои пророчества он требовал денег, и диакониса Мирия обвинила его в мошенничестве и выгнала из деревни.

Агиус нахмурился, разглядывая буквы:

— Не знаю, что это такое. И думаю, даже братья-клирики не смогут нас просветить.

Он встретился с Аланом взглядом. Выражение его лица было угрожающим. Юноша понял, о чем вспоминает священник: о той ночи, когда в жертву принесли несчастного Лэклинга и на запах крови к развалинам слетелись неведомые тени. После той ночи граф Лавастин из умного и расчетливого человека превратился в куклу, пляшущую по чьей-то указке.

Алан оглянулся на молящихся клириков, не обращавших внимания на разговор пленников.

— Антонии не в новинку пользоваться колдовством. Она занималась этим и раньше.

— Но зачем? — шепнул Агиус. — И каким образом? В королевской школе среди нас было несколько человек, из тех, кто мог это знать. Один из них Хью, бастард маркграфини Джудит. Ему всегда было интересно то, чему клирики учить не хотели. Но я всегда был далек от запретного искусства. К тому времени, зная о забытых словах блаженного Дайсана и свидетельстве святой Теклы…

Он оборвал речь и умолк. Уснувший Тоска вдруг поднял голову и зарычал. Алан чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда в шатер вошла Антония со своей свитой. Ее платье, расшитое золотом и мокрое от дождя, переливалось в свете факелов. Воздух сразу наполнился сыростью.

В отдалении слышалось чье-то пьяное пение, прерываемое сквернословиями. Сабела недавно бросила своего последнего любовника, предпочтя ему юного и смазливого солдатика из личной стражи Родульфа. Несколько дней назад между двумя мужчинами произошла ссора, отвергнутый потерпел фиаско, и теперь всему лагерю он служил объектом для насмешек.

— Клирик Гериберт! — повелительно заговорила епископ. Юный священник подошел к ней, преклонив колени. — Проследи, чтобы сюда, рядом с нашими гостями, поставили еще одну постель. Надо освободить побольше места, к войску герцогини присоединяется все больше и больше людей. «Так все люди соберутся в дом правого».

— «Не приглашай в дом всех приходящих, — вмешался Агиус, — ибо бесчестие имеет множество ликов».

Антония наградила Агиуса взглядом, исполненным сожаления. Так смотрят на ребенка, достаточно взрослого для того, чтобы пасти коз, но нуждающегося в опеке. И тут же одарила Алана лучащимся добрейшим взглядом. Тоска зарычал, и юноша положил ладонь ему на морду, успокаивая зверя.

— Подойди сюда, дитя, — произнесла епископ, не обращая внимания на собаку, — мы поговорим с тобой, пока я готовлюсь ко сну.

Виллиброд принес небольшое сиденье и замер в нерешительности. Слуги помогали Антонии освободиться от митры и облачений, заботливо укладывая их в специальный резной сундук, стоявший у изголовья кровати. Под мантией епископ носила платье из белого шелка. Покончив с переодеванием, она уселась на стул, и служанки принялись укладывать ее волосы. Антония игриво перебирала висевший на шее золотой Круг Единства, украшенный драгоценными камнями.

— Ты продолжаешь свои вечерние занятия? — обратилась она наконец к Алану.

— Да, ваше преосвященство.

— Почитай мне. — Она взяла с кровати книгу в переплете, великолепно украшенном слоновой костью, открыла и протянула юноше. Алан испугался, не решаясь прикоснуться к ней. Антония ободряюще кивнула.

Он осторожно взял книгу, и сначала только изумленно глядел на нее. Первую страницу украшал прекрасный рисунок — семеро учеников, возведших руки к небу во время чуда Пентекостия. Надписи были сделаны золотыми чернилами. А изысканные заглавные буквы, начинавшие текст, были выполнены в форме древа мудрости, на ветвях которого сидели миниатюрные совы, державшие в когтях свитки или перья для письма. Алан прежде никогда не видел более ценной вещи.

— Читай мне, дитя, — повторила Антония.

Запинаясь, он начал читать:

— «Итак, случилось сие по прошествии семи раз по семь дней после Вознесения, когда Текла услыхала глас блаженного Дайсана и очи ее прозрели. Он явил себя ученице и соратникам ее, показав тем самым, что жив. И говорил он с ними семь часов без перерыва, научая о Господе Единства и Покоях Света».

93
{"b":"31518","o":1}