Девушка не видела ничего, кроме языков пламени. Но разве в детстве она не была знакома с духами огня в их камине? Разве всюду летом не любовалась бабочками, наколдованными отцом? Раньше, годы назад, когда жила мать, она могла видеть магию. С тех пор все изменилось.

«Отец защищал меня». И отдал свою жизнь ради того, чтобы спрятать ее.

Есть духи, чьи крылья — огонь и чьи глаза сияют, как клинки. Позади них огонь, ревущий средь темной ночи. Но бояться их нечего. Только пройди сквозь них и узришь новый мир. В отдалении, словно удары сердца, — звуки барабана. И пение флейты, парящее на ветру, как птица, раскинув в воздухе крылья.

Звук крыльев, касающихся крыши… Неожиданный порыв снега, запорошивший дымоход. И удары колокола…

— Где она? — спрашивает голос, подобный колоколу.

— Вы не найдете ее нигде, — отвечает им отец.

Огонь вспыхнул сильнее, охватив сырые поленья. В пламени она увидела битву «драконов», сгрудившихся у ступеней Гентского собора, — их было совсем немного, а тела их товарищей устилали рыночную площадь вперемешку с трупами врагов. Собаки эйкийцев, те из них, что не участвовали в схватке, начали свое кровавое пиршество. Отвращение охватило ее.

Ополченцы отчаянно сражались на площади. Полыхал деревянный дворец бургомистра, освещая поле битвы. Эйкийцы бросились на «драконов», удары топоров сыпались на каплевидные щиты, повсюду мелькали красные змеи, изображенные на щитах врагов.

Окровавленный Санглант в первых рядах принял на себя удар нападающих. Справа от него стояла женщина со шрамами, в одной руке держа знамя, а в другой копье, которым наносила удар за ударом. Слева дрался Стурм. Злость сверкала в его голубых глазах, он поразил одного варвара, второго. Манфред стоял у входа в собор, спокойно и обреченно глядя на нападавших.

Один за другим «драконы» падали на мостовую. Гент горел. Его улицы опустели, если не считать грабивших дома эйкийцев, мертвых и пожиравших их собак.

Расправившись с ополченцами, варвары вытащили на площадь большую телегу, окруженную беснующимися воинами. С вершины Кровавое Сердце обозревал происходящее. Увидев последних бившихся «драконов», он взмахнул огромным копьем и бросился в гущу схватки, сразу поразив двоих оборонявшихся. На телеге остался старый полуобнаженный эйкиец, оскаливший страшные зубы, сверкавшие в отблеске пламени, как драгоценные камни.

Удары Кровавого Сердца словно молот поражали последних «драконов». Раненые и усталые, они не в силах были ему противостоять. Стурм исчез в гуще нападавших. Женщина со шрамами рухнула наземь, не выдержав веса нескольких вцепившихся в нее псов. Остальные «драконы» громко прокричали имя принца, но помочь ему не могли. Несколько оставалось у дверей собора, несколько, окруженные варварами, сражались на ступенях. Санглант, взбешенный, прорубался к Кровавому Сердцу. Удар, нанесенный сзади, поразил его. Кричащий эйкиец взмахнул топором — и принц, как подрубленное дерево, рухнул к ногам вождя.

«Драконов» больше не было, будто и не существовало никогда. Кровавое Сердце сверху вниз взирал на принца. Ударом ноги он сбил с его головы шлем, чтобы видеть лицо врага. Протянул руку, сорвал ожерелье и стал потрясать им над головой в знак своего триумфа.

Лиат дрожала. Она до сих пор не слышала никаких звуков, но этот победный вопль почувствовала всем телом, будто ветер принес его на своих крыльях.

Кровавое Сердце опустил ожерелье и стал отгонять собак. Древком копья он бил по мордам страшных, пытавшихся полакомиться драгоценной добычей животных, рычал и кричал на них. Животные наконец угомонились и уселись вокруг на задних лапах — желтоглазые, с языками, свешенными набок, и мордами, заляпанными слюной и кровью. Самая большая собака попробовала было рыкнуть на своего властелина, но, взмахнув своей когтистой рукой, он распорол ей бок — собака отступила. Остальные опустили уродливые головы и алчно взирали на тело принца, не смея двинуться. Скоро он станет их добычей…

Лиат склонилась к огню, будто могла выхватить у них Сангланта и перенести его в безопасное место. Жар от огня сжигал ее слезы, но не мог унять боли. Она оказалась бессильна.

Кровавое Сердце вздрогнул и оглянулся назад, будто спиной чувствовал присутствие врага. Он поднял глаза — и все изменилось. Огонь полыхал перед Лиат. Она заморгала, чувствуя, что эйкиец смотрит на нее .

— Кто ты? — требовал ответа Кровавое Сердце, глядя на нее сквозь пламя. — Ты надоела мне своим шпионством. Уходи!

Лиат отпрянула, и в одно мгновение все смешалось. Пламя ревело и трещало, жадно пожирая древесину, и в его буйстве виделись каменные здания, плавившиеся в огне, а вязкий дым обжигал ее ноздри. Лиат слышала стук копыт лошадей, несущихся где-то вдали, ветер доносил далекие крики и пение рога. Но это были не те дома, что она видела в Генте.

Кто-то другой смотрел на нее. Она видела странного мужчину в стальной кирасе, вооруженного длинным копьем с серебряным наконечником. «Лиатано!» — звал он.

Сквозь прозрачную фигуру этого человека виднелись ворота, словно звезды, видимые через завесу из тонкого белого шелка. Стук барабана подобен был биению сердца, а флейта выводила свою печальную мелодию, будто неся слушателя по волнам. Она видит сквозь огонь — но сквозь какой-то другой огонь, не пламя собственного костра.

На плоском камне сидит какой-то мужчина. А может, и не мужчина, ибо черты лица его необычны и не похожи на всех, кого Лиат приходилось видеть, если не считать Сангланта с его бронзовой кожей, широкой костью и безбородым лицом. Он одет в странную, необычную одежду, искусно сотканную из нитей с нанизанными на ней бусами. Орнамент на ней изображает диковинных птиц. Кожаные наручи и поножи, украшенные золотом и драгоценными камнями, защищают его руки и ноги. Плащ, застегнутый жадеитовой фибулой на правом плече, спускается до пояса.

Он удивленно смотрит в ее сторону, но словно не замечает. Позади него движется еще какой-то силуэт, слишком далекий, чтобы его разглядеть.

— Лиат!

Она вздрогнула от неожиданности, осознав, что находится у костра, а напротив сидит Вулфер, и слезы текут по его щекам. Он вглядывался в пламя и наконец опустил глаза. Затем прошептал одно только слово:

— Аои…

Лиат смутилась. Кто позвал ее по имени в самом конце, вырвав из объятий видения?

— Это были Ушедшие, Лиат.

— Кто? — Она не понимала смысла его слов, не понимала, что она здесь делает и зачем горит этот костер. Не понимала, зачем поднявшийся ветер хлещет ее по лицу.

Владычица, Санглант мертв… Вулфер, словно волк, встряхнулся и резко поднялся.

— Эту загадку мы разрешим позже. Пойдем, Лиат. У нас есть долг перед королем, и мы должны принести ему весть.

— Весть о чем? — Трудно было сформулировать вопрос. Она не могла двинуться с места. Не могла даже вспомнить, что это значит — двигаться.

— О падении Гента. О гибели его сына.

Гибель его сына…

— … Отданного на съедение собакам. — При этих словах лицо Вулфера исказилось, как у человека, выдергивающего застрявшую в собственной плоти стрелу.

Лиат пала на колени, молитвенно сложив руки.

— Владычица, прими мой обет. Я никогда не полюблю никого, кроме Тебя.

— Необдуманные слова, — сухо сказал Вулфер. — Пошли, Лиат.

— Безобидные слова и неопасные для вас, — с горечью отвечала девушка. — Ведь теперь он мертв. А я подчинюсь судьбе, которую другие уготовили для меня.

— Как и все мы, — тихо сказал Вулфер.

Они оставили костер, все еще горевший, и вернулись к хижинам. На поле собрались беженцы, готовые отправиться в путь.

— Сколько времени прошло? — спросила Лиат. Число людей возросло на добрую сотню, и некоторые все еще появлялись из тоннеля, оборванные, дрожащие и плачущие. Но все они оставили Гент несколько часов назад. Они не могли знать о случившемся, о том, что видели они с Вулфером.

— Сколько времени мы смотрели в огонь?

Вулфер не ответил. Он пошел ругаться с бургомистром, требовать, чтобы им дали двух лошадей. Лиат не слушала их разговора. Она смотрела только на выход из подземелья. Сколько еще появится оттуда? Будет среди них Манфред или и он мертв? Выжила ли епископ?