4. Но какая главнейшая причина пришествія Господа, какъ не явленіе чрезмерной любви Божіей къ намъ, когда еще, грешикомъ намъ сущимъ, Христосъ за ны умре (Рим. 5, 8) долженъ сказать ты наставляемому. И это потому, что цель всякой заповеди и исполненіе закона есть любовь: дабы, т. е. мы любили какъ самихъ себя взаимно и полагали по братiи души, яко Онъ по насъ душу свою положи (1 Іоан. 3, 16), такъ и самаго Бога, яко той первее возлюбилъ есть насъ (1 Іоан. 4, 19) и своего Сына не пощаде, но за насъ всехъ предалъ есть Его (Рим. 8, 32). Но ни чемъ такъ нельзя расположить къ любви, какъ своимъ собственнымъ примеромъ, и тотъ чрезвычайно жестокосердъ, кто, не желая принимать отъ другихъ любви, не хочетъ и самъ оказывать оной. Ибо, если изъ примеровъ зазорной и нечистой любви мы знаемъ, что те, кои хотяъ быть взаимно любимыми, всема возможными знаками стараются показать, въ какой степени они любять, и такимъ образомъ продолжаютъ действовать дотоле, пока не заметятъ соответствія своимъ чувствованіямъ въ сердце техъ, коихъ они хотятъ расположить къ себе, и воспламеняются потомъ темъ сильнейшею любовію, чемъ более огня замечаютъ въ техъ сердцахъ, овладеть коими оно желаютъ; если при семъ сердце, находившееся въ оцепененіи, возбуждается, когда чувствуетъ, что оно любимо, и воспламеняется еще более,когда видитъ новую любовь, то очевидно нетъ большей причины къ возбужденію и увеличенію любви, какъ когда тотъ, кто еще любитъ, знаетъ, что онъ уже любимъ, или когда тотъ, кто первый начинаетъ любить, видитъ взаимную къ себе любовь. Если такъ, говорю, бываетъ въ нечистой любви: то не более ли должно быть это въ дружбе? Ибо чего другаго мы опасаемся въ дружбе, какъ не того, чтобы другъ нашъ не подумалъ, что мы его или не любимъ или любимъ менее, чемъ онъ насъ? Если онъ узнаетъ объ этомъ: онъ сделается холоднее въ той любви, какою наслаждаются друзья; и если онъ не будетъ столько малодушенъ, чтобы таковое равнодушіе принять за оскорбленіе дружбы, то онъ останется только нашимъ советникомъ, а не пламеннымъ другомъ. Не излишне при семъ заметить и то, что хотя и высшіе желаютъ быть любимы низшими и утешаются ихъ непритворною услужливостію, и чемъ более чувствуютъ это, темъ более ихъ любятъ; но какою любовію воспламеняется низшій, когда чувствуетъ, что его любитъ высшій? Любовь всегда бываетъ пріятнее тамъ, где она происходитъ не отъ вниманія къ недостаткамъ другаго, но отъ обилія благотворительности; ибо та любовь бываетъ изъ состраданія, а эта изъ милосердія. Если же низшему и случилось бы когда–либо испытать нерасположеніе къ себе высшаго; за то онъ исполняется еще большею любовію, когда высшему благоугодно будеть показать, сколько онъ любитъ того, кто ни какимъ образомъ не ожидалъ себе столько добра. Но что выше правосуднаго Бога и наже согрешающаго человека, который темъ съ большею опрометчивостію отдалъ себя подъ защиту и иго гордымъ властямъ, которыя не могутъ сделать его блаженнымъ, чемъ более отчаялся въ попеченіи о немъ той власти, которая высока только по своей благости? Итакъ, ежели Iисусъ Христосъ для того наипаче пришелъ въ міръ, чтобы человекъ позналъ, сколько любитъ его Богъ, и позналъ для того, чтобы и самъ воспламенялся любовію къ Тому, кто первее возлюбилъ есть насъ, — и по заповеди Его, возлюбилъ своего ближняго; ежели все божественное Писаніе, которое написано прежде, написано для предвозвещенія пришествія Христова, и все, что после предано писанію и имеетъ божественную важность, повествуеть о Хрнсте о внушаетъ любовь: то очевидно, что въ сію обою заповедію, т. е. въ любви къ Богу и ближнему, не только весь законъ и пророцы висятъ (Матф. 22, 40), такъ–какъ они въ то время составляли все Священное Писаніе, но и все те книги божественнаго Писанiя, кои въ–последствіи посвящены нашему назиданію и утверждены въ нашей памяти. Посему въ Ветхомъ Завете сокрытъ Новый, а въ Новомъ раскрытъ Ветхій. Въ–следствіе такой–то сокровенности плотскіе люди, плотскимъ образомъ разсуждающіе, какъ тогда были подвержены страху наказанія, такъ и ныне одержимы онымъ; а духовные, духовно разсуждающіе, какъ тогда было освобождены отъ онаго, — ибо имъ открывалось сокровенное, — такъ освобождаются и ныне данною благодатію. Поелику же ничто столько не противно любви, какъ ненависть, а мать ненависти есть гордость: то тотъ–же самый Господь Iисусъ Христосъ, Богъ и человекъ, есть вместе и образъ божественной любви къ намъ, и примеръ нашего человеческаго уничиженiя, дабы недугъ нашъ темъ удобнее исцелился противодействующимъ лекарствомъ; ибо великое бедствіе — гордый человекъ, но величайшее милосердіе — уничиженный Богъ. — Таковую–то любовь поставивъ себе какъ–бы целію, къ которой должны быть направлены все слова твои, ты, о чемъ только повествуешь, повествуй такъ, чтобы наставляемый тобою, слушая тебя, верилъ, веря надеялся, надеясь любилъ.

Какъ наставлять техъ, кои не съ истиннымъ расположенiемъ приходятъ къ оглашенiю?

5. Но не излишне и съ правосудія Божія, которое поселяетъ въ сердцахъ человеческихъ спасительный страхъ, начинать назиданіе оглашаемаго въ любви, дабы онъ, зная, что его любитъ Тотъ, кого онъ боится, воспламенялся и самъ взаимною къ Нему любовію и опасался оскорбить любовь Его къ себе своимъ нерасположеніемъ; ибо весьма редко случается, даже почти никогда, чтобы изъ желающихъ принять Христіанство пришелъ кто–либо такой, кто не исполненъ бы былъ сколько–нибудь страха Божія. Правда, иногда изъ ожиданія отъ людей какой–либо выгоды, каковой въ противномъ случае нетъ надежды получить, или изъ опасенія навлечь ихъ непріязнь и нерасположеніе, иной желаетъ сделаться, или, лучше сказать, не сделаться, а притвориться Христіаниномъ; потому–что вера не есть предметъ для спасенія тела, но есть дело верующаго сердца (Рим. 10, 10): но такъ–какъ Богъ всегда милосердъ къ намъ грешнымъ, то и оглашающій своею речью можетъ расположить оглашаемаго пожелать сделаться темъ, кемъ онъ хотелъ притвориться; а если онъ уже началъ желать, то мы должны смотреть на него какъ на такого, который пришелъ принять Христіанство не изъ прежнихъ видовъ; и хотя сокрыто отъ насъ, расположился ли онъ къ тому своимъ сердцемъ, но во всякомъ случае мы должны поступать съ нимъ такъ, какъ будто было бы въ немъ сіе желаніе, хотя бы на самомъ деле его и но было. Здесь не будетъ никакой потери. Если въ немъ есть такое желаніе: то оно еще более утвердится при нашемъ содействіи, хотя бы мы и не знали, въ какое время и въ какой часъ началось оное. Полезно бы было также напередъ осведомиться, если можно, отъ техъ, кои знаютъ его, каково состояніе его духа, или по какимъ побужденіямъ онъ пришелъ къ принятію христіанской веры; если же не отъ кого узнать объ этомъ: то можно и самаго его спросить, и что онъ ответитъ, сообразно съ темъ и начинать речь свою. Если же онъ придетъ съ притворнымъ сердцемъ, желая человеческихъ выгодъ, или избегая невыгодъ, и во всякомъ случае намеренъ солгать: то и тогда надобно начинать речь со словъ его, не съ темъ однакожъ, чтобы обличить его во лжи, которая какъ будто бы тебе была известна; но если онъ скажетъ, что онъ пришелъ съ такимъ намереніемъ, которое действительно заслуживаетъ одобреніе: то правду ли онъ скажетъ или нетъ, но во всякомъ случае, одобривъ и похваливъ сіе намереніе, мы должны заставить его радоваться тому, что онъ таковъ, какимъ онъ желаетъ казаться. Если же онъ скажетъ не то, что должно быть въ сердце желающаго получить наставленіе въ христіанской вере: то сделавъ ему ласковый и легкій упрекъ, какъ человеку необразованному и несведущему, и показавъ и похваливъ истинную цель христіанскаго ученія въ сильныхъ, но краткихъ выраженіяхъ, дабы или не ослабить чрезъ то последующаго повествованiя, или не навязать ему напередъ чего–либо такого, къ чему еще не расположилось его сердце, — заставь его пожелать того, чего еще не желалъ онъ или по заблужденію, или по притворству.