Я прошел к себе в комнату и запер дверь на ключ.

Я долго не мог заснуть. В начале третьего я услышал, как она выскользнула из своей комнаты и прошла на цыпочках по коридору. В тот момент я бы нисколько не пожалел, если бы она и вовсе убралась. Я был сыт ею по горло.

На следующее утро я встал около десяти, оделся, вышел в коридор и заглянул в ее комнату.

Она спала в своей постели. По ее безмятежному лицу я сразу догадался, что она где-то раздобыла нужную дозу. С разгладившимися чертами, с серебристыми волосами, рассыпавшимися по подушке, она выглядела хорошенькой. Нашелся все-таки лопух, которого она заставила раскошелиться.

Закрыв дверь, я спустился вниз, вышел на улицу и отправился к Расти.

Он удивился, когда увидел меня.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказал я. — Это серьезно, расти.

— Ну, говори. Что случилось?

— Эта девушка может петь. В ее голосе заключено состояние. Она сидит у меня на контракте. Я не хотел бы упускать такой шанс. Расти. Она действительно могла бы заработать состояние.

Расти озадаченно разглядывал меня.

— Так за чем дело стало? Если могла бы, то почему не заработала?

— Она наркоманка.

На лице Расти появилась гримаса отвращения.

— И что дальше?

— Я должен добиться, чтобы ее вылечили. К кому обратиться? Что надо делать?

— Ты меня спрашиваешь, что делать? Я тебе скажу. — Он ткнул меня в грудь пальцем величиной с банан. — Избавься от нее, и как можно скорее. Гиблое дело связываться с наркоманами, Джефф. Я говорю это, потому что знаю. Верно, есть шарлатаны, которые берутся их вылечить, но надолго ли? Месяц, ну два, может, даже три, а потом торговцы наркотиками их выслеживают и продают им свой товар, и все начинается заново. Послушай, сынок, ты мне нравишься, и я хочу тебе добра. У тебя есть голова и образование. Не связывайся с подонками. О такой, как она, не стоит беспокоиться, пусть она даже умеет петь. Избавься от нее. Ничего, кроме горя, она тебе не принесет.

Лучше бы я его послушал. Он был прав, но в тот момент никто не смог бы меня урезонить. Я был уверен, что в ее голосе заключено состояние. Надо только добиться, чтобы ее вылечили, и деньги посыплются как из рога изобилия.

— Кому ее показать, Расти? Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы ее вылечить?

Расти провел под носом тыльной стороной ладони: этот жест означал, что он раздражен.

— Да кто же ее вылечит? Ты что, спятил?

Я был предельно выдержан. Для меня это имело важное значение. Если бы удалось вылечить ее, она стала бы золотой жилой. Я это знал. Я был абсолютно уверен в этом.

— Ты человек бывалый, Расти. Тебе многое известно. Должен же быть какой-нибудь спец, который излечивает этих наркоманов. В мире кино ими хоть пруд пруди. И ведь их лечат. Кто?

Расти с хмурым видом почесал в затылке.

— Лечить-то лечат, но эти люди имеют деньги. За лечение надо платить. Есть один малый, но он, как я слышал, дорого берет.

— Ничего, может быть, я смогу занять денег. Я должен сделать все возможное, чтобы ее вылечили. Кто он?

— Доктор Клинзи, — сказал Расти и неожиданно ухмыльнулся. — Ты меня доконаешь. Он хоть и спец по этой части, но не твоего поля ягода. Это он вылечил Мону Гессинг и Фрэнки Леддера. — Он назвал двух кинозвезд студии «Пасифик». — Они курили «травку», но он отучил их.

— Где его найти?

— Он есть в телефонной книге. Послушай, Джефф, не валяй дурака. Этот малый тебе не по карману.

— Мне все равно, сколько он берет, если он может вылечить ее. Я продам ему часть контракта. Она заработает состояние. Я это чувствую нутром. С таким голосом успех ей гарантирован.

— Ты просто чокнулся.

— Хорошо, пусть я чокнулся.

Я нашел адрес доктора Клинзи в телефонной книге. Он жил на проспекте Беверли Глин.

Глядя мне в глаза, Расти сказал:

— Послушай меня, Джефф. Я знаю, что говорю. Нет ничего хуже, чем связываться с наркоманами. Им никогда нельзя доверять. Они опасны. У них нет чувства ответственности, как у нормальных людей. У них и с головой не все в порядке. Ты должен смотреть в лицо фактам. Это совсем не то, что иметь дело с нормальными людьми. Они способны на все, и они ни с чем не считаются. Отделайся от этой девушки. Она принесет тебе только горе. Ты просто не вправе связываться с такими, как она.

— Не надо меня уговаривать, — сказал я. — Тебе-то о чем беспокоиться? Я не прошу у тебя никаких пожертвований.

Я вышел из бара и доехал до дому на трамвае.

Когда я заглянул к Риме в комнату, она сидела на кровати, одетая в черную пижаму. Со своими серебристыми волосами и васильковыми глазами она выглядела весьма эффектно.

— Я голодная.

— Я высеку эти слова на твоем надгробном камне. Голодная, говоришь? А ночью кто дал тебе деньги на укол?

Она отвела глаза в сторону.

— Не было никаких уколов. Я умираю с голода. Пожалуйста, одолжи мне…

— Да заткнись ты! Если я смогу устроить тебя в больницу, ты будешь лечиться?

Она помрачнела.

— Мне лечиться уже бесполезно. Я знаю. Что без толку говорить о лечении?

— Есть человек, который действительно умеет лечить. Если я уговорю его взять тебя на лечение, ты пойдешь?

— А кто он?

— Доктор Клинзи. Он лечит всех кинозвезд. Может быть, мы договоримся насчет тебя.

— Держи карман шире! Было бы дешевле дать мне денег. Мне много не надо…

Я схватил ее за плечи и встряхнул. Когда я почувствовал у себя на лице ее дыхание, мне стало дурно.

— Так ты пойдешь к нему, если я смогу это устроить? — заорал я на нее.

Она вырвалась у меня из рук.

— Как хочешь.

Я чувствовал, что скоро сам свихнусь, но старался держать себя в руках.

— Хорошо, я с ним поговорю. Никуда не отлучайся. Я скажу Кэрри, чтобы она принесла тебе чашку кофе и что-нибудь поесть.

Я вышел от нее.

С лестничной площадки я окликнул Кэрри и попросил ее купить и принести Риме сэндвич и кофе. Затем я прошел к себе в комнату и надел свой лучший костюм. Это был не ахти какой костюм, местами уже залоснившийся, но после того, как я прилизал волосы и почистил туфли, можно было не опасаться, что меня примут за бродягу.

Я вернулся к Риме в комнату.

Она сидела в кровати и прихлебывала кофе. Увидев меня, она сморщила нос.

— Ого, какой красавец!

— Пусть тебя это не волнует. Давай-ка пой. Все, что угодно, только пой.

Она уставилась на меня.

— Что угодно?

— Да. Ну, давай!

Она запела «Дым щиплет твои глаза».

Мелодия лилась из ее рта без всяких усилий, как серебряная струя. Она растекалась у меня вверх по спине до корней волос. Она заполнила всю комнату чистейшим звуком колокольчика. Это было даже лучше, чем я мог ожидать.

Я стоял и слушал, а когда она спела рефрен, я остановил ее.

— Хорошо, хватит, — сказал я с тяжело бьющимся сердцем. — Сиди на месте. Я вернусь.

Я сбежал по лестнице, прыгая через три ступеньки.

Стационар доктора Клинзи располагался на полутора акрах декоративного парка, который был огражден высокой стеной, утыканной поверху железными шипами.

Я пошел по длинной подъездной аллее. Через три-четыре минуты быстрой ходьбы я увидел дом, похожий на киносъемочный макет дворца Козимо Медичи во Флоренции. К большой террасе вела лестница ступенек на пятьдесят. Окна верхнего этажа были зарешечены.

Все в этом доме и вокруг него было мрачным и очень, очень спокойным. Даже розы и бегонии казались какими-то унылыми. Вдалеке в тени вязов я увидел людей, сидевших в каталках. Вокруг них суетились три или четыре медсестры в белоснежных халатах.

Я поднялся по ступенькам и позвонил в парадную дверь.

Почти в тот же миг дверь отворил серый человек с серыми волосами, серыми глазами, в серой одежде и с серыми манерами.

Я назвал ему свое имя.

Он молча проводил меня по сверкающему паркетному полу в боковую комнату, где стройная блондинка в белом халате сидела за столом, заполняя какие-то бумаги.