Чтобы не говорить мне, братья, пусть апостол вам скажет. Святой апостол Петр называет таких ложными учителями и пророчествует об их появлении в мире: будут лжеучители, которые введут пагубные ереси, навлекут сами на себя скорую погибель (2 Пет. 2, 1). А прозорливый евангелист Иоанн Богослов предостерегает: Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, ибо много лжепророков появилось в мире (1 Ин. 4, 1).

А от себя скажу вам, братья: ложны слова его о вере американцев. Ложь то же, что и плевелы, а он сеятель плевел. И в Америке есть Православная Церковь, много храмов, священники и епископы. Это наши православные братья по вере: русские, сербы, болгары, румыны, сирийцы. Когда-то отягощенные мучительным бременем тяжкого труда, а сейчас еще более мучительным — безработицей, они сохранили свою веру и свои души от таких сеятелей. Тогда, потерпев неудачу в Америке, сектанты направили своих агентов на Балканы, чтобы своими окаянными деньгами и бесплатными книгами покупать наши души. Не продались мы туркам, неужели продадимся американским лавочникам? Не в нашем обычае продавать веру за похлебку.

Мы больше тысячи лет идем по жизни с православной верой, мы пролили за нее кровь: она даровала нам дух. Наши святые живы и поныне являют себя в многочисленных знамениях и чудесах. Подобно тому как сила электричества струится по проводам, так и сила Божия струится к нам через святых Его. То Родитель желает прославить детей Своих и являет силу Свою через них. Силу и помощь угодников Божиих почувствовали не только мы, христиане, но и наши балканские мусульмане. Мусульмане признают силу нашей веры, но не признают нашу силу веры. Апостол Павел пишет Тимофею, что, имея облик благочестия, от веры отступили. И советует Тимофею: от сих уклоняйся [119]. Мы же держались и держимся Книги, то есть Священного Писания, и силы, то есть знамений и чудес Божиих, через святых, иконы, Крест, молитвы и Причастие явленных.

Нам ли защищать Богородицу от хулителей? Она Сама защитит Себя. Хулители Ее рыдают от мук на одре смертном. Был среди нас один крещеный человек, который совершил поругание иконы Богородицы. Долго болел он перед смертью, долго болел. И все защищался от кого-то, размахивая в воздухе руками. День и ночь кричал: “Арабы! Черные арабы! Оставьте меня!”. Когда отслужили над ним молебен Богородице, он успокоился, потом заплакал и сказал: “Вот пришла Матерь Божия и жезлом Своим отогнала от меня арабов”. Несколько дней он плакал, целуя икону Богоматери. “Слава Тебе, Матерь Божия! Ты простила меня”,— шептал он и, тихо пропев “Достойно есть”, мирно отошел от нас.

Благословение Божие да укрепит вас, братья!

На свадьбе в Кане Галилейской не хватило вина. Богородица, увидев удивленных гостей и посрамленного хозяина, в порыве сострадания обратилась к Сыну Своему за советом и помощью, говоря Ему: вина нет у них. Сын ответил: что Мне и Тебе, Жено? [120] Эти слова показались тебе укором, и ты спрашиваешь о них.

Нет, это не укор. Ибо, будь они укором, Богородица почувствовала бы это в тот же миг и умолкла бы и больше не произнесла бы ни слова. Между тем Она сразу за этим сказала слугам: что скажет Он вам, то сделайте [121].

Что Мне и Тебе, Жено? — это слова откровения, а не укора. Господь хочет не укорить, а просветить Ее. Она из сострадания думала о телесной, низшей потребности гостей, а Он о высшей, духовной. Она хотела, чтобы все было по правилам и обычаю, чтобы никто не огорчился и не осрамился, а Он хотел пробудить спящих и исцелить больные души человеческие. Он сошел к людям, чтобы наше водянистое существо претворить в вино, золу в огонь. Богородица желала, чтобы Сын Ее сотворил добро людям — в этом Его сердце согласно с сердцем Матери, — но добро великое, соразмерное Его величию и полезное всему человечеству до конца времен. А из-за житейской потребности в вине можно было бы обратиться к соседям: в тех краях не было недостатка в вине. Но важно не вино, а чудо. Люди выпьют вино и забудут, а чудо не забудется. Вино, как телесная потребность, принадлежит земному царству, чудо же, как духовная потребность, принадлежит Царству Небесному. Богородица в тот момент позаботилась о первом, Господь же заботился о втором. Видя, что мысли Матери Его удалились от Его мыслей, Он, желая вернуть ее из низшего царства к высшему, ласково сказал Ей: что Мне и Тебе, Жено? Златоуст пишет об этих словах следующее: “То были слова не обличения Матери, но домостроительства”, то есть возведения Царства Небесного в душе Богородицы и всех тех, кто услышит или прочтет их. Вспомни, что сказал Господь Марфе, сестре Лазаря: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно [122]. И это не слова укора, а слова просвещения. Царство Небесное выше всех забот, потому все человеческие труды и заботы следует направить к стяжанию его.

Но почему Господь сказал Жено, а не Мати? Чтобы в тот миг подчеркнуть разницу в Их помыслах. Ибо, если бы сказал Мати, мы могли бы не обратить внимания на эти слова и не заметили бы разницы в Их помыслах. Апостолу Петру Господь дал более строгий урок, сказав ему: отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое [123]. А если бы сказал ему: “Отойди от Меня, Петр (или человек)”, мы не заметили бы той пропасти, которая отделяла его от Господа.

Поняла ли в тот миг Богородица Сына Своего и приняла ли назидание? Совершенно. Она сразу перестала советовать Советнику и направлять Ведущего, но послушно и смиренно вернулась к Своей роли — готовить людям путь к Нему. Потому Она обратилась к слугам, говоря им: что скажет Он вам, то сделайте. И когда слуги сделали то, что Он сказал им, тогда и Она вместе со всеми в душевном трепете ожидала чуда.

Послушаем, брат, и мы Пресвятую Богородицу. Сделаем все, что нам Ее Сын заповедал. Сие в нашей власти. А когда исполним все, что сказано, да с трепетом ожидаем неведомого, да ожидаем от Него чуда, чуда претворения телесного человека в духовного, земного — в небесного, воды — в вино.

Мир тебе и радость от Господа.

Уверены ли Вы, что нынешние страдания православного русского народа — наказание Божие? Я, признаюсь, не уверен. Так и ошибиться недолго, если считать всякое страдание народа или личности наказанием Божиим. Три голгофских креста учат нас осторожности в оценке чьих-либо страданий. Разве Христос был распят в наказание? В длинной веренице мучеников мы видим и пророков, и апостолов, и многих светлых праведников и праведниц. Их страдания не были наказанием, а если и страдали они за грехи, то не за свои. Как и Тот Безгрешный, Который принял величайшую муку, воистину за грехи мучим был, но не за Свои, а за человеческие. Страдание Святой Руси за грехи попущено, но за чьи? Об этом спросите. Вспомните, знаток Священного Писания, как Господь истолковал евреям гибель тех восемнадцати человек, на которых упала башня Силоамская [124]. Сказал Он, что не потому погибли они, что были грешнее всех галилеян, но для того, чтобы предостеречь грешников, больших себя: если не покаетесь, все так же погибнете [125].

Разве Россия грешнее всех других стран, что несет тяжелейшие страдания? Всему миру очевидны две вещи: первое, что русский народ горит в огне страданий, как когда-то три отрока в печи вавилонской; второе, что материалистические и безбожные теории, которые разожгли в России этот огонь, возникли не в русском православном народе, а рождены народом нерусским и неправославным. Все остальное — тайна Промысла Божия. В эту страшную тайну проникать глубоко нам не должно. Мы можем уподобить русское страдание страданию праведного Иова, которое помогло и помогает многим и многим. Мы можем увидеть в муках России знак Божий всем народам, чтобы береглись материализма и в теории, и в практике, в мыслях и в делах. Самые благородные умы прошлого столетия (XIX. — Ред.) доказывали безумие и гибельность таких теорий.